Океан уходит, океан приходит
Шрифт:
«Если ты не обернешься водным созданием».
Она тоже вспомнила это выражение. Откуда оно ей известно? Неважно. Она - никто. У нее нет имени. Пусть все скорее закончится.
Но ее снова вытолкнуло на поверхность.
– Кто ты?
– Никто.
– Кем еще можно быть, когда ты один на один с бушующей стихией? Всего лишь песчинка, нет, скорее капля… Что такое одна капля против целого океана? Но ведь океан и состоит из капель!
– Я - капля в океане, - ответила она. И вдруг слова, фразы, предложения, когда-то забытые, заискрили в ее сознании.
– Я капля в океане. Всего лишь крохотная его часть, но часть
И она исчезла, растворилась. Лишь на секунду в бушующих волнах будто бы промелькнула охапка легких прозрачных кружев - сиреневых и розовых. А затем эфемерное нечто исчезло в толще воды. Шторм не погубит цианею, как губит корабли, но сейчас ей лучше всего уйти на глубину.
***
Когда луна - огромная, размером с колесо, выплыла на небо, океан уже был спокоен. В лунной дорожке света она вновь увидела, что стала собой. Было бы предпочтительнее остаться медузой, медузы не устают и не тонут. А она очень, очень устала. Очередной обрывок воспоминания - она совсем еще юна и лежит в белой комнате. В большом белом сосуде с водой. Приглушенный свет и пар, и сон наползает на веки. Она позволила своей голове съехать по бортику вниз, нырнуть под мыльную пену. И показалось ей тогда - всего лишь на долю секунды, - что вместо рук у нее желейные щупальца. И вода в ушах шумела, точно морской прибой… Ей хотелось уцепиться за эти воспоминания, протянуть руку и схватить их, точно они были каким-то осязаемым предметом. Но они ускользали. А вокруг по-прежнему был океан, не фантомный, настоящий. И она была так измучена, что хотелось попросту лечь на воду и заснуть. Обратится ли она снова, если пойдет ко дну? Ей это было неизвестно. Но сил оставалось совсем мало. И каждый раз, когда она на секунду закрывала глаза, память даровала ей новые образы. Довольно бледные и неясные - какие-то лица, голоса. Ей очень хотелось остаться с ними. Рассмотреть, расслышать их получше.
Она так устала, так страшно устала.
«Закрой глаза, закрой их. Все скоро закончится, так или иначе».
Она даже не видела, что всего в нескольких десятках гребков от нее на волнах покачивалась легкая лодка с сидящей в ней фигурой. И никак не отреагировала, когда лодка приблизилась, и чьи-то руки вытащили ее из воды.
***
– Ты слишком рано вытащил ее. Сознание ее еще не очистилось от прошлой жизни.
– Не рано, - уверенно ответил Человек в Лодке. Он положил под голову спящей девушке какой-то сверток и вернулся к веслам. Взгляд его был прикован только к горизонту.
– Я думал, тинеты не имеют привычки спорить со своими богами.
Лицо Человека в Лодке было абсолютно непроницаемо. Он, казалось, не замечал своего собеседника и думал лишь о том, чтобы держать луну по левому борту. Но все же после долгого молчания он ответил.
– Смертный не может считать себя богом, пусть даже смертный, который принял его облик. Теперь я вижу это. Смертный может считать, что держит в своих руках стихию, но океан лишь смеется над смертными, позволяя им подумать, что они одолели его…
И так он это говорил, как только эти проклятые тинеты и умеют: веско, взвешенно, со значением роняя каждое слово. Даже самые безумные речи в устах тинета звучат разумно. Тот, кто еще недавно сотрясал мир, обрушивая на его громадные валы, тот, кто верил в собственную исключительность, в собственную связь со стихией должен был быть в ярости, должен был бы потопить это суденышко вместе с его владельцем. Но не детям моря предназначалась его ярость. Совсем не им. К тому же, как бы это ни было парадоксально, эти ненормальные индейцы с их Ритуалом и их Песнью Прилива были необходимы. До чего странно, до чего нелогично все устроено, ученые из Сьюма сошли бы с ума, раскопай они так глубоко тайны странников
и странствий…– Океан ведет сложную игру, и нам никогда не постигнуть, какая роль нам отведена в ней…
А этот индеец все вещал. И, похоже, его такой расклад дел совершенно не расстраивал. И его, в отличие от девчонки с первого уровня, не запугаешь молниями и громом.
– Ты помнишь об этом вашем ритуале? Шторм как вестник Большого прилива нужен нам всем, и она нужна нам для того, чтобы все прошло как надо. А она еще не избавилась от старых воспоминаний.
– Давние воспоминания - они словно первый твой выход в море. Никто не захочет забыть такое. Пусть она теперь - Великая Медуза, но зачем ей перестать быть той, кем она была и до этого? Перестал ли ты быть тем, кем ты был сорок лет назад?
– Делай, то, что должен.
Эуктор растворяется, не желая больше продолжать разговор с этим проклятым тинетом. И как это они только видят все насквозь, точно под рентгеном?
Будущий Хозяин Бури, надо же. И нет, не так уж он опасался воспоминаний этой девчонки, скорее… Воспоминания - важная часть личности. А ее личность была слишком непредсказуемой, он насмотрелся за время ее пребывания в Сьюме, к чему может такая непредсказуемость привести. Но она достаточно долго пробыла в воде. И в форме своей проекции прошла через шторм. Этого должно было хватить, чтобы исчезла вся память о прошлой жизни. Может, эти ничего не значащие обрывки в ее голове не так уж они и важны?
***
Они все плыли и плыли, а на небе зажигались все новые звезды. Во взгляде ее не осталось ни тени былых страхов, лишь абсолютное спокойствие и понимание правильности всего происходящего. Как у истинного тинета.
Мир полон загадок. Он сам почему-то был рожден далеко от своего народа, и ему пришлось пройти долгий путь, прежде чем отыскал его, отыскал место, где ему следовало быть всегда. Обрел океан… Она же была рождена в другом мире, среди обычных людей, в мире, чуждому тайнам, в мире, далеком от истинных законов мироздания. Но она была Великой Медузой, той, кто обращается водным созданием с призрачным телом, той, кто позволит обратиться им всем, когда настанет час Большого Шторма. В этом не было никаких сомнений. Человек в лодке не спрашивал себя, как могло получиться так, что древняя сила пробудилась именно в ней, в девушке из мира первого уровня. Тинеты редко интересуются причинами и редко задают вопросы. «Никогда разуму смертного не постичь разум высший», - так говорили они.
Когда они проплывали под скалистым сводом, искусно слепленными природой вратами прямо посреди открытого моря, он протянул ей мех с водой. Вода была пресной, но сам мех - просоленным от постоянного пребывания на днище лодки, где он соседствовал с уловом, впитывал в себя шальные волны, что то и дело норовили перелезть через борт. «Все его вещи насквозь пропитались морем…» - вспомнились ей слова из песни.
– Я была рождена не здесь, но я возвращаюсь домой, - сказала она.
– В Ночь Большого Шторма я поведу корабли в его самое сердце. Но нам нечего страшиться гнева стихии.
Она не могла отметить этого, но голос ее изменился, и стал ниже, глубже, появились новые интонации, точно в каждом ее слове заключалась непоколебимая истина. Так оно и было, потому что тинеты не любят произносить пустые слова, слова-бессмыслицы. Словам этим было много тысяч лет, почти вечность. Когда произносишь древние слова, голоса предков поют их вместе с тобой, усиливая их мощь. Поэтому надо быть осторожным с древними словами.
– Потому что океан рождает шторм, а мы, ты и я, принадлежим океану, - отвечал он ей.
– В Ночь Большого Шторма я буду тем, кто первым последует за тобой, морское создание, что скрывается на глубине, когда океан неспокоен. Я буду тем, кто приведет наш народ к тебе, морское создание с призрачным телом.