Океан. Выпуск десятый

В тоне хозяина Крокенс почувствовал скрытый упрек и с вызовом спросил:

— Что бы вы сделали на моем месте!

— Боролся бы с пожаром до конца.

— Да какого конца? До взрыва, который к пролитой в океан нефти добавил бы ваши трупы?

— Но взрыва до сих пор нет!

— Случайность! Чистая случайность! Он может грянуть в любой момент.

— Это мы проверим завтра. Вернее, сегодня утром.

— Вы… Вы собираетесь на «Атлантик»?

— Почему бы нет? Мы, русские, не привыкли дарить Нептуну такие дорогие и опасные игрушки.

— Простите, сэр! Ваше место в Бедламе! — в сердцах крикнул Крокенс, но тут же взял себя в руки и продемонстрировал джентльменское воспитание: — Извините великодушно. Я слышал, что русские — невозможные люди. Теперь убеждаюсь, что это так. Еще немного, и я обозвал бы вас… Извините.

— Да. Достаточно упоминания про Бедлам. Неужели он еще работает? С прошлого века название этого сумасшедшего дома вошло в русский язык. «Ну и бедлам у вас на столе», — сказала бы моя жена, застав нас за ночной трапезой.

— О ней вам и надо подумать, прежде чем идти на «Атлантик».

— Я-то, грешным делом, думал, что мы туда вместе пойдем. Посмотрим, понюхаем, может, и отстоим судно от взрыва.

— Сэр, я не трус.

— Что вы все «сэр» да «сэр»! Зовите меня просто Иван или Джон, как вам удобнее. А я буду звать вас Антоном. У нас на Руси много Антонов и Антонин. Не возражаете?

— Нет, Джон. Не возражаю. Вы невозможный человек. Но вам невозможно отказать.

— Значит, договорились, Антон? Немного поспим. С рассветом наберем добровольцев и пойдем на «Атлантик».

— Найдутся ли добровольцы?

— Вот посмотрите! От желающих не будет отбоя. Каждому лестно вырвать из лап Нептуна такую добычу.

Тулаев проводил Крокенса до отведенной ему лоцманской каюты и вернулся. В спальне посмотрел на себя в зеркало.

— Какой бесстрашный капитан! А? Орел! Хочется хоть немного прославиться. Не для себя. Для отца, родни. Чтобы они там, в Сибири, узнали, как их Иван иностранный супертанкер спасал.

Иван Карпович, не раздеваясь, прилег на постель. Заснуть он не смог. Мысли о том, каким будет тринадцатое июля, гнали сон прочь.

ТРИНАДЦАТОЕ ЧИСЛО

Океан совсем заштилел. Кучевые облака многократно отражались в его зеркале. Оранжевый вельбот с «Воронежа» резво вспарывал их и под утренними лучами солнца бежал к темнеющему силуэту «Атлантика».

Тулаев управлял ботом, выглядывая из люка. Ну и махина! Мастодонт, да и только! Океан-то притих. Поумнел старик. Понял, что нельзя гробить таких голиафов. Себе же вред принесешь. Ждет небось, чтобы люди помогли ему избавиться от опасного врага.

Как горят деревенские избы, Тулаеву приходилось видеть. Они сгорали дотла, оставляя лишь печи — хранительницы огня. Тут вроде все осталось на месте: метров триста «зеленого забора», за ним — десятиэтажник! Был белым, стал черным. И запах. Ужасный, сжимающий сердце запах горелого металла.

Бортовые люки вельбота крепко задраены. Совсем не лишняя предосторожность. Взорвется «Атлантик»» разбросает горящую нефть на сотни метров, и окажется вельбот в море огня. Тогда вся надежда на безотказность мотора и систему наружного орошения забортной водой.

Под крышей вельбота томятся в неизвестности капитан Крокенс и добровольцы: стармех Диомидов, его верный оруженосец моторист Чурка и четвертый помощник Максаков.

В добровольные спасатели записался весь экипаж «Воронежа». Даже буфетчица Золина. Для разведки Тулаев выбрал троих: «деда», как опытного, технически грамотного консультанта, незаменимого Максакова и Чурку, знающего дизель вельбота, как никто другой. Радиосвязь с судном осуществлял сам капитан.

— «Воронеж», я вельбот. Как слышите? Прием.

— Слышим вас отлично. Прием.

— Включите магнитофон. Записывайте. У нас все в порядке. Подходим к наветренному борту носовой части «Атлантика». На грузовой палубе повреждений не видно. Вода у борта чистая. Танкер заметно просел кормой. Лопнуло леерное ограждение. Предполагаем, что машинное отделение затоплено. Вода остановила огонь на пути к танкам. Взрыв маловероятен. Будем высаживаться на главную палубу. Записали? Прием.

— Записали.

— До связи.

Тулаев пересказал свой радиодоклад Крокенсу и приказал Максакову открыть люк, чтобы капитан «Атлантика» и Диомидов убедились в правильности его наблюдений. Одного взгляда на судно хватило Крокенсу, чтобы согласиться с русским капитаном.

— Значит, вахтенный механик успел открыть кингстон! — воскликнул он. — Аллан Стоун — вот кто спас судно от неминуемого взрыва, вот кому мы обязаны жизнью…

Тулаев выключил мотор, и русские моряки почтили память неизвестного им человека минутой молчания. Такие подвиги всегда были, есть и будут в чести у моряков всех времен и народов.

Высаживаться на борт судна пришлось ближе к корме, к пышущей жаром надстройке. Первым после двухсуточного отсутствия на палубу ступил Крокенс. Он и радовался, как радуется отец, переживший смерть ребенка и вдруг узнавший, что он жив. И чуть не плакал при виде изуродованной огнем надстройки, на лобовой части которой издевательски краснели большие буквы: «No smoking».

Надстройка не курилась. Она извергалась, как вулкан. Черный дым вздымался к ясным небесам, призывая разведчиков к осторожности. Самым пожилым из них был Диомидов. К удивлению Крокенса, который так и не понял, почему Тулаев остановил свой выбор на человеке преклонных лет, именно Диомидов быстро обежал доступные помещения надстройки и даже одним глазом умудрился заглянуть в машинное отделение. Крокенс беспокоился за русского «деда», а Тулаев нет. Он знал: за ним неотступно шел моторист Чурка.

Вскоре Диомидов доложил своему капитану:

— Карпыч, тушить можно. Только с одними огнетушителями не справиться. Нужна вода. Много воды. А кусочек, я вам скажу, лакомый. В кладовых запчастей — навалом.

Тулаев прикусил губу, чтобы не рассмеяться. «Дед» и здесь остался ворон себе, ему только разреши, и он перетащит к себе все запчасти. Болты, шайбы, особенно гаечные ключи — все из-под воды достанет.

— Что вы предлагаете? — показав глазами на хозяина судна, по-английски спросил Иван Карпович.