Океан. Выпуск одиннадцатый

— Не гневи бога, командир. Мы свой долг честно исполняем. Тут нашей вины нету. К месту гибели «Сибирякова» ходили, на Диксоне были. Транспорт потопили. Уверен, что еще цель будет.

— Смотрю, Парфеныч, оптимист ты великий, — рассмеялся Шабанов. С комиссаром они жили дружно и понимали друг друга с полуслова. — А я считаю, что не везет нам на этот раз. И личный состав загрустил. Правда, и сводки Совинформбюро виноваты. Даже не верится, что фрицы купаются в Волге и ведут бои на окраинах Сталинграда. Старпом и тот как в воду опущенный ходит. Его Барвенково тоже на днях сдали.

— Веселого мало, — вздохнув, согласился Золотов. — Не мешало бы настроение личному составу поднять.

— Надо бы. Ты комиссар, ты и думай.

— А ты командир. За всех в ответе, — не обиделся Золотов.

— Я уже думал. Кое-что можно сделать, — сказал Шабанов. — Во-первых, как всплывем, разрешу по два-три человека на мостик выходить. Пусть покурят и мозги проветрят.

— Во-вторых, — продолжил комиссар, — день рождения Зуйкова завтра. Справить надо. Именинный пирог испечь.

— И то дело, — согласился командир. — Но только все это не главное, комиссар. Победа нужна. Просто необходима. Только она поднимет настроение.

Но победы как раз и не было. Водная гладь была пустынной: ни дымка, ни шума винтов в наушниках акустика. «Шеер» будто провалился в воду.

Под вечер 28 августа лодка всплыла для зарядки батарей неподалеку от мыса Желания. Шабанов открыл рубочный люк. Сыроватый, перемешанный с мелкими снежинками, удивительно вкусный воздух ударил в лицо. Несколько мгновений он так и стоял на трапе — пил воздух всей грудью, вытянув шею, улыбаясь счастливой улыбкой. Затем поднялся на мостик. Вслед за ним туда поднялись штурман и сигнальщик. Морозный ветерок приятно обдувал воспаленные лица.

— До чего ж хорошо! — блаженно сказал штурман. — Разве понять это человеку, никогда не плававшему на подводной лодке?

— Не понять, — согласился командир. Он подумал, что действительно, прежде чем что-то по-настоящему оценить, его следует потерять.

— Товарищ командир, — доложил штурман. — Слева семьдесят — плавающий предмет.

Шабанов тоже увидел в бинокль темный, неподвижный, возвышающийся над морем прямоугольник. На светлой стороне горизонта силуэт его был нечеток, расплывчат. Расстояние было слишком велико, чтобы распознать, что это. Но за считанные секунды предмет стал погружаться в воду.

— Рубка подводной лодки! — взволнованно воскликнул штурман, — Товарищ командир! Она погружается!

— Вижу, штурман, — как можно спокойнее сказал Шабанов. Теперь и у него сомнений не оставалось: это был враг. — Всем вниз! — скомандовал он. — Срочное погружение!

Пронзительно заквакал ревун. Штурман и сигнальщик кубарем скатились по трапу вниз. Шабанов переступил порог рубочного люка, задраил его и, в два приема оказавшись в центральном посту, приказал боцману:

— Ныряй на пятьдесят метров!

Лодка стала быстро проваливаться вниз.

— Глубина пятьдесят! — доложил боцман.

В мгновенно наступившей на лодке тишине можно было лишь различить, как тихо жужжат сельсины телеграфов да поет свою бесконечную привычную песенку гирокомпас.

— Слышу шум винтов подводной лодки, — через несколько минут доложил акустик. — Шум усиливается. Пеленг постоянный.

«Ну, началось, — успел подумать Шабанов. — Теперь держись, Скелет». В школе его дразнили так за худобу. Потом эту детскую кличку кто-то принес в училище. Шабанов почувствовал в груди неприятный холодок, будто кто-то прикоснулся холодным железом, облизнул сразу ставшие сухими губы. Еще никогда за немалый уже командирский срок не доводилось ему вести подводную дуэль с вражеской субмариной. Шабанов знал, что нет ничего опаснее и труднее для подводника, чем поединок с невидимой лодкой врага. А противник явно не собирался уходить и жаждал боя. Что ж, поглядим, кто из них окажется смелее и удачливее.

Он посмотрел на часы и подумал, что лодка пробыла на поверхности меньше десяти минут, что они не успели ее проветрить и теперь экипажу будет тяжело вести подводную дуэль в лодочной духоте.

Все сведения о противнике теперь он будет получать от одного-единственного человека — акустика.

Зуйков сидел в небольшой выгородке в центральном отсеке, аккуратно заправив под резиновые блюдечки наушников свои большие «звукоулавливатели», как на лодке называют уши акустика.

В прошлом маменькин сынок, единственное дитя известного киевского адвоката, в год начала войны он окончил школу и собирался поступать в консерваторию. Но война резко все изменила. Неузнаваемо изменился и сам Зуйков. Аркадий стал отличным акустиком. Он награжден орденом и двумя медалями, о нем писали в специальной листовке.

И хотя Шабанов знал, что гидроакустическая станция «Марс» несовершенна и весьма примитивна, он был уверен, что Зуйков выжмет из нее все: и то, что обещано в формуляре, и даже то, на что она не рассчитана. Плохо только, что акустику нездоровится. Он непрерывно кашляет, чихает, доктор докладывал, что у него повышенная температура. На «Щ-442» простужены многие моряки. Постели на койках влажные от конденсационной влаги. Не просыхают полушубки и кожаные регланы на меху, в которых стоят на мостике вахтенные. Но Зуйков держится молодцом. Проглотит таблетки, что дает ему лейтенант Добрый, вытрет пот с лица и снова слушает.

«Спокойно, Скелет, — подумал командир. — Ты должен перехитрить этого фашистского гада. Больше выдержки и хладнокровия. Первым делом посчитаем. У тебя осталось шесть торпед. Две торпеды ты неудачно выстрелил по вражескому буксиру и промахнулся. Две ушло на потопление транспорта. Считай, у противника, если он ни разу не стрелял, в запасе десять торпед. На четыре больше. Плотность аккумуляторов низкая. Нужно экономить электроэнергию. Поэтому не будем спешить, а станем действовать наверняка. Сначала попытаемся маневрировать, уклоняться от ударов и ждать своего часа».

Лодка шла строго горизонтально. Стрелка дифферентометра застыла на нуле. Глубиномер показывал 55 метров. Шабанов наклонился к выведенным из отсеков в центральный пост переговорным трубам:

— Вниманию всех, — начал он своим глухим и немного хриплым голосом. — Говорит командир. За нами охотится вражеская подводная лодка. Всем быть предельно внимательными и собранными. Носовые и кормовые торпедные аппараты приготовить к выстрелу. Выключить все электроприборы. В отсеках оставить по одной лампочке. Все.

— Противник выпустил две торпеды, — донесся из переговорной трубы взволнованный голос акустика.

На малом ходу «Щ-442» круто вильнула вправо. Прошло меньше минуты, и все услышали, как высоко и чуть в стороне прошелестели обе торпеды. Некоторое время на лодке царила полная тишина, а потом командир немецкой субмарины не выдержал и выстрелил снова. И опять обе торпеды прошли в стороне от «Щ-442».

«Он нетерпелив, — подумал о своем противнике Шабанов. — Это хорошо. Нужно его еще подразнить». Он приказал дать малый ход вперед, но, пройдя около кабельтова и показав вражескому акустику направление своего движения, резко отвернул влево, застопорил ход и стал ждать очередного залпа. Но немецкая лодка больше не стреляла.