Океан. Выпуск пятый

— Какие?

— Я не зоолог.

— А кто же вы, если не секрет?

— А если секрет? — улыбнулся он снисходительно.

Жанна Евгеньевна сменила тему:

— Откуда у вас индейский кисет?

Присевши рядом, она искоса, со смешинкой рассматривала его искуренную трубочку.

— Не индейский, а ненецкий. Но все равно ритуальный — вы угадали. И подарен как приложение к этой вот «трубке мира».

— Так дайте и мне курнуть, о бледнолицый брат мой!

Он протянул ей трубку, и она сделала смелую затяжку. Закашлялась.

— Ну вот, отныне мы с вами друзья навек! — затянулся он после Жанны Евгеньевны.

— Но в таком случае для начала я должна хотя бы узнать ваше имя.

Он снова улыбнулся ей, обнажая верхние зубы торчком вперед. Однако нескладность эта его не портила. Напротив, придавала лицу добродушную простоватость.

Приложив к ее уху ладонь, он прошептал:

— Имя мое — Отто Юльевич Шмидт. Разве не похож?

— Это нечестно. Хотя бы потому, что я Шмидта не помню!

— Ничего, по прибытии в Ожеледье вы сами убедитесь.

— Значит, и вы в Ожеледье? — удивилась она.

— И я… Точнее было бы сказать: и в ы. Я-то ведь тамошний. Абориген.

— Что-то не верится, — оглядела она его внимательнее. — Впрочем, мы-то в самом Ожеледье не останемся: нам нужно до зимника по участкам машины разогнать.

— М-да, сложная задачка, — покачал он головой.

— Хоть зимник пробить, поселок заложить не палаточный, а попрочнее. Быт к весне наладить…

— Не все от нашей воли зависит, Жанночка Евгеньевна!

— Да, действительно, вот наскочим на какой-нибудь порог да и затонем!

— Пороги, кстати, здесь почти ласково именуются кошками, — проявил он превосходство старожила. — А затонуть не удастся — мелковато.

— Ну что ж, и это хорошо, — бросила она и скрылась у себя в каюте.

А там царил раздражавший ее бабский уют — промереженные салфеточки, вышитые подушечки… Это Дарья Беседина, полжизни проведшая в пути, желала и здесь чувствовать себя как дома. Сызмальства служит она верповальщицей — мастером по буксирной сцепке. И ни один караванный рейс с магистральными грузами не обходится сейчас без нее. «Где двум мужикам не управиться — там наша Даша!» — подшучивает Княжев. И, как во всякой шутке, есть и тут доля правды.

Было время, на верпах — ими тогда вручную орудовали — ставились матросы самые плечистые. А нынче не руками, лебедкой работают, от судового двигателя. И при сноровке и смекалке верповальному матросу не удалая силушка, а глаз точный и аккуратность отменная потребны.

Так что на воде Дарья — хозяйка полная. К тому же недавно заимела она мужа. Подобрала себе под пару — личность тоже у них в затоне ценимую, механика плавучего крана Кима Сухих. Согласился Ким принять эту командировку — вместе с Дашей. И рейс в Ожеледье со сверхсрочным грузом невольно стал их свадебной поездкой.

Но тут случилось семейное осложнение: Славка, сынок Дарьин, объявился вдруг на полпути. Смешно! Вроде бы они с отчимом друг от дружки бегают, а убежать не могут. И умудрился Славка-хитрец пристроиться к ним, да не один оказался, а в компании со смазливенькой девчушкой Оленькой — чуть постарше она его. Ей железно было предписано добраться до ожеледьевского зимника, чтобы распространить свою поклажу — книги — по трассе. У нее и мандат соответствующий на руках имелся. Так что возражений со стороны начкаравана не последовало. На вид Оля робка, застенчива. И как не устрашилась пигалица эта отправиться одна с багажом куда каким увесистым: два контейнера библиотечных даров, собранных на материке для тех комсомольцев-добровольцев, что отправились строить магистраль!

Ночь та выдалась светлая, и Дарья Славку своего признала еще на подходе к причалу. Стоит на дебаркадере в одной ковбоечке с орущим транзистором на груди. И ручкой помахивает приветливо. Дарья переменилась в лице: вот так сюрприз! Ну и мальчишке тоже досталась пилюля. Он-то рассчитывал, что мать в рейсе одна. А тут как понадобилось контейнеры с книгами погружать на баржу да подогнали плавучий кран, Славка аккурат и наткнулся на того, от кого убегал: на отчима своего, на Кима Прокофьевича.

Ким Прокофьевич, будучи мужчиной сдержанным, даже видом не показал недовольства. Наоборот.

«Так я и полагал, что ты быстренько соскучишься и нас догонишь!» — незлобиво подначил он пасынка. А в ответ получил неприкрытую дерзость: «А если бы я полагал, что я в а с здесь встречу, то и догонять бы не стал!..»

Парнишка приживался с трудом. А Оля сразу спланировала, к кому ей держаться поближе. И сейчас пособляла Дарье приводить в порядок немудреный гардероб обоих мужчин: пришивала к поношенному речному кителю чистенький подворотничок. А сама Дарья гладила что-то на откидной доске.

— Откуда паленым тянет? — повела Жанна Евгеньевна носом, присмотрелась. — А… мужские сподники? Мило!

— Мальчишкины… Сей момент доглаживаю. И ты, Олюшка, не затрудняй себя: я сама подошью.

— Ничего, пусть приучается, — одобрила это Жанна Евгеньевна, забираясь на свою полку. Единственную изо всех, застеленную не домашним одеялом, а походным спальным мешком. — Глядишь, и она тут замуж выскочит.

Оля смутилась. И миловидное ее личико тотчас покрыла краска.

— Ой, мне о таких пустяках помышлять рано! — вскрикнула, уколов в смущении палец.

— Сперва рано, потом поздно, — пробормотала Жанна себе под нос. — А что же, по-твоему, не пустяки?

— Хлопот хватает, Жанна Евгеньевна, — обратилась к ней Оля снизу вверх. — Основное сейчас — книги доставить в целости и домой успеть вернуться.

— Там пока не до книг, — проявила Жанна Евгеньевна привычный скепсис.

— Как это не до книг? — поразилась Оля простодушно.

— А так! Люди в палатках живут…

— И мы жили, когда нас со стройотрядом на каникулы посылали. Но читали.

— А я слышала, — вмешалась Дарья, — что даже в старое время, когда первую Транссибирскую тянули, то сперва церкви ставили, а потом уже станции.

— Не вижу связи, — поупрямилась Жанна Евгеньевна.

— Я к тому, что и о душе надлежит заботиться.

— В том смысле, что о пище духовной, — пришла Оля и ей и себе на помощь. — Да мы эти книги по всей области собирали. И я жуть как боялась: и отпуск мой кончается и командировка, а до места еще так далеко. Не бросать же всю литературу на полдороге… Ведь с книгами у нас как: в одном месте густо, в другом пусто.