Океан. Выпуск восьмой
Шрифт:
Капитан беспомощно переглянулся со своим старшим помощником. Несколько секунд он тупо смотрел на кучу бананов. Перед его мысленным взором стояла улица Гуаякиля перед офисом компании и оборванные нищие с потухшими, мертвыми глазами…
— Какого дьявола не начинают погрузку? — забрал он. — Нам еще добираться до Гуаякиля! Или я должен торчать здесь до утра?
— Вот это деловой разговор, — заторопился молодой человек. — Сейчас начнем, капитан!
Скоро под ногами грузчиков заскрипели сходни и тридцатикилограммовые грозди поползли на многострадальный «Боливар». Надсмотрщики надсаживались от брани, подгоняя грузчиков. Грозди растаскивали по всему теплоходу. Ими забили все проходы, все свободные места, даже между автомобилями, их взгромоздили на вторую
Старший помощник сказал об этом капитану, но тот, с ожесточением плюнув за борт, мрачно ответил:
— А что остается делать? Не погрузим все бананы — меня выгрузят за борт… Может быть, святая Мария или сам дьявол помогут нам благополучно добраться до Гуаякиля!
В 22 часа погрузка была закончена. В некоторых местах грозди лежали штабелем чуть ли не до второй палубы. Их обтянули сетками, чтобы не расползались, кое-как раскрепили тросами… Правда, тросы эти при ближайшем рассмотрении сильно смахивали на простые веревки. Две тысячи девятьсот гроздей вдавили «Боливар» в воду так, что было страшно смотреть. К четыремстам пятидесяти тоннам бананов прибавилось еще около восьмидесяти семи тонн. Всего на борту, таким образом, было пятьсот тридцать семь тонн одних только бананов. Но кто мог поручиться, что гроздей было точно семнадцать тысяч девятьсот? В той спешке, которая царила при погрузке, свободно могли впихнуть и девятнадцать тысяч, ведь старший помощник дважды останавливал погрузку, так как сбивался со счета! Надсмотрщики же старались вовсю: очевидно, они должны были что-то получить за лишние грузы, втиснутые в трюмы и на палубы «Боливара».
А ведь на борту были еще три сотни пассажиров и шесть автомобилей! Такой загрузки «Боливар» не знал со дня своего рождения. Но это было еще не все. После бананов на борт ринулись пассажиры — мужчины, женщины, дети…
Второй помощник лично считал кричащих, ругающихся, суетящихся людей… Перевалило уже за сто семнадцать, а поток пассажиров не иссякал. Помощник грудью преградил сходню, призывая на помощь матросов, но жаждущие отплыть из Пуэрто напирали… Пока матросы препирались у трапа, наиболее ловкие и пронырливые прыгали с пирса на низко сидящую палубу теплохода в носу и на корме.
Словом, когда после отчаянных проклятий, призывов в свидетели Мадонны и всех святых трап удалось убрать, на судне оказалось не сто семнадцать, а верных полторы сотни пассажиров. Впрочем, точно сосчитать было уже невозможно, все они расползлись по судну, смешавшись с остальными пассажирами. Безнадежно махнув рукой, капитан приказал отдать швартовы.
Хрипло завывая сиреной, «Боливар» медленно отошел от причала. Казалось, старое судно протестующе кричит, изнемогая от непосильного груза, наваленного на него, жалуется на свою долгую трудную жизнь. Часы в рулевой рубке показывали 22 часа 40 минут. Астматически дыша выхлопами разболтанного, чиненого-перечиненого дизеля, «Боливар» медленно пополз по проливу Ямбели. Скоро редкие тусклые огни пристани Пуэрто утонули в кромешной тьме. Вода казалась вязкой и тяжелой. Невидимая, она сонно ворочалась внизу, совсем рядом, изредка маслянисто взблескивая в отблесках судовых огней.
Небо затянули темные тучи, постепенно погасившие звезды. Ущербная луна то вырывалась из их цепких щупалец, то надолго скрывалась. Где-то в этой сырой темноте угадывался остров Пуна, но увидеть его было невозможно. Впрочем, вокруг вообще ничего нельзя было увидеть. Казалось, «Боливар» застыл на месте и мелкая дрожь, сотрясавшая его проржавевший корпус, вызывается ночной сыростью, а не работой дизеля.
На палубах теплохода, точно гигантские коконы, покачивались гамаки. Пассажиры, севшие в Санта-Роса, сразу же развесили их, используя для этого малейшую возможность, и теперь, утомленные волнениями дня, спали. В некоторые гамаки ухитрилось втиснуться по два человека: супружеские пары, родители с детьми.
Те, кто попал на борт в Пуэрто, тоже развешивали гамаки, выискивая для этого стойки, свободные трубопроводы,
поручни трапов — словом, любое место, за которое можно было бы замотать конец веревки… Кое-где гамаки висели в два, а то и в три этажа. Многие, кому не хватило мест в гамаках, приютились возле бананов и даже на них, используя каждый свободный еще клочок палубы.Многоголосый храп перекатывался над «Боливаром», порой заглушая даже монотонное бормотание дизеля. Только в каютах кое-где брезжили желтые огоньки, да из «люкс-апартаментов» раздавались вопли магнитофона и пьяный гомон — богатый плейбой веселился в обществе нескольких собутыльников. Эти звуки доносились до рулевой рубки, в которой находились капитан Педро Гальега, его старший помощник и рулевой, стоявший у штурвала.
Время приближалось к двадцати четырем часам. «Боливар» уже должен был быть у северной оконечности мыса Алькатрас, но судно было так перегружено, что ползло как черепаха. Что оно перегружено, явственно ощущалось здесь, в рубке: «Боливар» как-то по-особенному дрожал и покачивался с борта на борт.
— Держи курс! — сердито прикрикнул старший помощник рулевому. — Не рыскай из стороны в сторону!
— Это не я, — отозвался тощий, долговязый матрос. — Это он сам крутит носом, сеньор… — От рулевого попахивало мескалем, и старший помощник дополнительно обругал его и за это.
— Когда же мы пройдем, наконец, мыс? — ни к кому не обращаясь, произнес капитан, глядя в окно, рама которого беспрерывно дребезжала в такт работы дизеля…
— Уже проходим, — отозвался помощник, указывая на едва заметный огонек, мерцавший в темноте. — Проклятые бананы!.. Можно подумать, что они вывалились у нас из брюха и цепляются за дно…
— До дна тут не достанешь, — хихикнул матрос.
— Правь точнее, — заметил капитан. — Сейчас выйдем из-за острова, сразу потянет ветром…
— А задуть есть где, — пробурчал старший помощник. — Как-никак в проливе будет пять миль ширины… Наверное, никогда «Боливару» не приходилось тащить на себе столько груза и пассажиров!
— Не накликивайте беду, — повернулся от окна капитан. — Уже перевалило за полночь!
— Посмотрел бы я, как себя почувствовал господин дьявол на нашем месте, — огрызнулся старший помощник. — После такого рейса на всю жизнь возненавидишь бананы!
«Боливар» минул оконечность острова Пуна — мыс Алькатрас, и сейчас же в его левый борт невидимой сырой лапой уперся слабый, прерывистый ветер. Тучи на какое-то время расползлись, и луна озарила их лохматые края, посеребрила воду громадного залива.
Помощник, достав сигарету, собрался закурить, но выронил в окно рубки зажигалку. Она со стуком упала на настил левого крыла мостика.
— Не хватало еще потерять зажигалку! — с сердцем воскликнул помощник и, открыв дверь рубки, зашарил рукой по настилу мостика. Стоя в неудобной позе, он услышал, как Педро Гальега сердито крикнул рулевому:
— Куда сваливаешь?
— Ветер давит, сеньор капитан!
— Левее! Возьми левее!
Повинуясь окрику, рулевой резко покатил штурвал влево и, также повинуясь законам механики, «Боливар», поворачивая влево, стал крениться в противоположную сторону. Бананы, наваленные в Пуэрто, угрожающе зашевелились. Миг — и гнилые веревки лопнули, сотни тридцатикилограммовых гроздей покатились в сторону накренившегося борта.
Старший помощник почувствовал, как настил мостика под ногами резко дернулся, подбросив его вверх. «Боливар» стремительно повалился на правый борт, стряхивая со своих палуб в воду грозди бананов, людей из гамаков, автомобили, корзины и узлы… Раздался грохот, шумный всплеск, разноголосый вопль.
…Когда старший помощник вынырнул из воды, его глазам представилось фантастическое зрелище. В тусклом лунном свете возвышалось над поверхностью нечто напоминающее спину какого-то морского чудища, густо покрытого косматой гривой. Это было днище опрокинувшегося «Боливара», обросшее водорослями. Вокруг него колыхались на воде обломки, бананы, вопящие, барахтающиеся люди. И все это было на том самом месте, где только что находилось освещенное огнями судно!