Океанский патруль. Книга 2
Шрифт:
— Ну, ладно. Домой пойдешь после ужина.
Сережка целый день провел в работе, а Никольский, усталый и довольный, вернулся на катер, неся за уши толстого полярного зайца.
— Вот, — добродушно сказал он, — бери, отвезешь своим. Мне-то он ни к черту не нужен!
— Спасибо, товарищ старший лейтенант.
К вечеру Сережка пришел домой. Квартира стояла пустая, неприбранная. На столе записка: «Если придешь, нас не жди». Беспечно насвистывая, юноша направился к Степану Хлебосолову, захватив с собой зайца.
Домик навигационного смотрителя стал вспоминаться ему все чаще. Сам не желая
И сейчас, размашисто шагая по берегу залива, он думал:
«Надо же посмотреть ей в лицо, а то получил пять суток гауптвахты, а за кого — не знаю…»
Еще издали он заметил девочку с пышной копной русых волос. В руках у нее была палка. Девочка играла с морем. Подбежав к воде, она совала палку в шумящий прибой и выжидала. А когда брызжущий пеной вал наступал на берег, девочка со смехом убегала.
Сережка подошел к ней, и она, тряхнув головкой, доверчиво сообщила:
— Я палку вон там взяла!
— А ты чья же это будешь? — спросил он, оглядываясь на окна избушки навигационного смотрителя.
— Сейчас? — переспросила девочка, точно ее принадлежность к семье зависела от времени.
— Ну, хотя бы сейчас.
— А сейчас я дедушки Степы. А раньше была тети Поливановны. А еще раньше — мамина.
И, щуря васильковые глаза от лучей заходящего солнца, деловито осведомилась:
— А ты кто?
— Я?.. Ну, как бы тебе объяснить… Вообще я — боцман.
— Вот и врешь, — весело отозвалась девочка. — Боцманы все старые, как дядя Антон, а ты совсем еще молодой, и усов у тебя даже нету.
— Же-еня-а! — раздался девичий голос. — Домой!
Сергей обернулся. На крыльце дома стояла внучка Хлебосолова. Тогда он подал девочке спрятанного за спиной зайца и тихо сказал:
— Беги, отдай.
И, счастливая от такого подарка, Женя побежала к дому, еще издали крича:
— Анфиса!.. Анфиса, ты смотри, что мне дядя дал!..
Сережка подобрал брошенную девочкой палку и, сталкивая ею в воду мелкие камешки, пошел следом за Женей. Когда он приблизился к порогу дома, девочка рассказывала Анфисе:
— Вот, говорит, что он боцман. А разве боцманы такие бывают?
Внучка Хлебосолова протянула ему руку:
— Вас, кажется, Сергеем зовут. Здравствуйте!.. Мне дедушка очень много о вас рассказывал.
— О чем же?
— Ну, это секрет!
Прошли внутрь дома. Здесь было все так же, как и в прошлую осень, когда он, получив паспорт, уходил отсюда в море. Но в то же время здесь многое изменилось: на всех вещах чувствовалось заботливое прикосновение хозяйской девичьей руки.
— А где дядя Степан?
— Скоро вернется. Пошел на ялике вехи красить. В углу ворковал что-то свое медный самовар.
— Вы будете чай с нами пить? — спросила Анфиса.
— Буду…
Чай пили с вареньем из прошлогодней морошки и с колобками. Внутри каждого колобка была искусно запечена сушеная слива, — в этом, очевидно, и состоял главный секрет кулинарии Анфисы.
Вначале смущавшиеся друг друга, за столом они разговорились. Женечка-Колосок смешила их своим неистощимым аппетитом к варенью, и нельзя
было не расхохотаться, глядя на ее рожицу, выпачканную густым сладким соком «северного винограда».— Ты маленькая обжора! — шутила Анфиса. — Оставь хоть немного варенья для дяди Сережи.
— Ничего, пусть ест, ведь я не девчонка, — солидно заявлял семнадцатилетний боцман гвардии, удивляясь, что его называют дядей.
— Расскажите что-нибудь о море, — попросила Анфиса.
— Ну что — море! — неохотно отозвался Сережка. — Море как море: волны, качка, ветер, стужа, сухари, консервы…
— И никакой романтики?
— Почему? Романтики хватает.
— А в чем? Неужели в сухарях? — Она засмеялась.
— Во всем! Вот вы, Анфиса («Какое красивое имя!»), поставили самовар, заварили чай, сидите и пьете. А в море? На одном тральщике матроса за борт смыло, когда он попробовал чаю напиться…
— Как же это?
— А вот так: ветер десять баллов, палуба покрыта льдом, волны швыряют коробку с борта на борт, и к тому же леера срублены. Вот он, бедняга, пошел с чайником по палубе, его как подмоет волной за борт — и амба!
Анфиса промолчала, но лицо ее как-то затуманилось.
— Но это еще не конец истории, — улыбнулся Сережка. — Когда первая волна схлынула, вторая с другого борта подошла… Это мне рассказывали те, которые с мостика все видели… Подошла, грохнулась о палубу и этого матроса на корабль снова выбросила. Тут к нему подбежали, вытянули…
— И он остался жив?
— А что ему сделается? Руку вывихнул — и все! Сейчас опять на тральщике служит. Чай, я уверен, в любую погоду пьет.
— Нелегкая у вас романтика.
— Какая уж есть!
— Вот потому вы, матросы, и отчаянные все такие, — сказала Анфиса.
Этими словами она будто хотела напомнить ему о прошлой их встрече. Сережка двинул свои мохнатые белесые брови и сурово спросил:
— Вы мне так и не ответили тогда: сдали экзамен или нет?
— Сдала. С первого сентября уже занятия начинаются.
— И кем же вы решили быть?
— Штурманом тралового флота…
Сережка внимательно присмотрелся к девушке: круглое девичье лицо с широкими дугами бровей, немного курносый нос, гладко зачесанные каштановые волосы. Сама она невысокая, плотно сбитая, с короткими сильными руками и ногами; глаза смеются из-под бровей лукаво, будто дразнятся.
«И эта туда же, — ревниво подумал он, — в море…»
— А сколько вам лет?
— Мне?.. Восемнадцать.
«Старше меня на целый год, — мгновенно прикинул он и тут же решил: — Все равно я старше ее намного. С наше покачайтесь, с наше повоюйте, с наше покочуйте хоть бы год…»
— А что? — спросила она.
— Да так, ничего…
В открытое окно донеслись четкие всплески весел. Сережка выглянул.
Навигационный смотритель, сидя в рыскливом ялике, подгребал к берегу.
— Ого-гой! — крикнул Хлебосолов, заметив в окне Сергея. — Здорово, сынок!
Прогремела цепь прикола, и через минуту, пригибаясь в дверях, в горницу вошел старик. На нем была чистая косоворотка, слегка забрызганная морем, и штаны из чертовой кожи с большими заплатами на коленях.
— Что давненько не навещал нас? — спросил Хлебосолов, ставя в угол ведро с краской.