Океанский патруль. Книга первая. Аскольдовцы. Том 2
Шрифт:
Баржа со спиртом была немецкой. Она болталась где-то в море, брошенная немцами. Один тральщик ущучил ее во время дозора и прибуксировал в базу. Поставили баржу на рейде. В рубку запихнули старика сторожа с берданкой. От лихой напасти. А вчера баржа эта пропала. Вместе с ней исчез куда-то и МО под командой Беридзе. Флот не знал, что и думать. Затащили баржу куда-нибудь в тихую бухту. Выпьют нескоро. Так шутили матросы.
– Товарищ контр-адмирал, вас неправильно информировали. Мы баржу не воровали. Ветер ее среди ночи сорвал с «бочки», понес на камни. Сторож, конечно, дрыхнет. Раздумывать тут некогда. Вот мы ее и подцепили…
– Украли, – поправил контр-адмирал.
– Якорей
– А зачем сторожа связали? – спросил Сайманов, слегка улыбнувшись.
– Так он же, старый дурак, стрелять начал! Мы его спасаем от беды, а он из берданки по нам дробью лупит. Никакого понимания обстановки!
– Та-ак, – откровенно рассмеялся контр-адмирал. – Но вы-то обстановку сразу оценили. Люк отвинтили и давай спирт к себе на борт «охотника» перекачивать! Сколько успели перекачать?
– Два ведра, – печально вздохнул Беридзе. – Причем виноват только я. Это я велел сделать. Сейчас морозы сильные, на походе приборы засолились. Спирт пригодится!
– Два ведра? – спросил контр-адмирал.
– Два.
– Для протирки приборов?
– Так точно. У нас матчасть всегда в порядке…
Сайманов взял со стола лист бумаги, густо исписанный корявым безграмотным почерком. «Видишь?» – спросил. Вахтанг успел прочесть только одну фразу: «А еще надо мною змывались и говорили, что в море стащут вместях с баржою и вернутся, кады войны не станет…»
– Жалоба на тебя от этого сторожа. Проверить, сколько было в барже спирту и сколько осталось, портовики сейчас не могут. Ты говоришь – два ведра взял, и я тебе, старший лейтенант, верю! Ты не соврешь, я знаю. И пить команде не дал – это я тоже знаю. Только партизанщина мне твоя не нравится…
– Да, – согласился Вахтанг, – нехорошо получилось. Два ведра спирта взяли, теперь два ведра крови прольем!
– Не говори глупостей, – обрезал его Сайманов. – Как у тебя с боезапасом?
– Полный комплект.
– А настроение команды?
– Как всегда.
– А как всегда?
– Хорошо, товарищ контр-адмирал. Скучать некогда…
– Скучать я вам и не дам!
Сайманов встал, легко шагнул к карте, висевшей на стене.
– А дело вот в чем, – сказал он, проследив глазами воображаемый курс от Мурманска до границы замерзания океана. – Сегодня вышло в море научно-исследовательское судно «Книпович». Противник последнее время проявляет подозрительную активность на промысловых коммуникациях. Очевидно, немцы хотят лишить наш рыболовный флот точного прогноза условий промысла на будущее. Вашему катеру, – продолжал Сайманов уже тоном строго официальным, – дается боевое задание: отконвоировать судно экспедиции до Рябининской банки. В случае появления кораблей противника вступить с ними в бой и любой ценой оградить шхуну… Конвоировать шхуну придется не в обычном порядке. Надо постоянно держаться от шхуны на таком расстоянии, чтобы с ее борта не заметили вашего катера. Вы понимаете, зачем это нужно?
– Так точно, товарищ контр-адмирал, догадываюсь. Конвой, неотступно следующий рядом, может насторожить участников экспедиции. А нам, очевидно, надо, чтобы они целиком отдавались своей работе и были бы спокойны на все время пути шхуны…
Через полчаса МО-216, прижимаясь к берегам, вышел в открытый океан, нагоняя ушедшую вперед шхуну.
– Сигнальщики, – приказал Вахтанг, – усилить наблюдение за морем!..
– Есть,
смотрим!Ветер задувал в жалейку. Растворив паруса бабочкой, бежала по океану приневестившаяся шхуна. День бежит, ночь бежит – журчит вода за кормою. Большая Медведица украшает ночные небеса огнем путеводным.
Первые три дня, проведенные в море, Ирина Павловна, как правило, жестоко страдала от качки и не могла мыться, – пресная вода шла только в пищу, а от забортной кожа покрывалась волдырями крапивной лихорадки. На третий день она уже освоилась с походной жизнью и вышла на палубу.
Первое, что ей бросилось в глаза, – это голые верхушки мачт. Шхуна шла только под нижними большими парусами, малые же оставались непоставленными.
– Аркаша, – обратилась она к штурману, – почему идем не под всеми парусами? Ведь так было бы гораздо быстрее…
Малявко взглянул на счетчик лага:
– Пятнадцать узлов, Ирина Павловна. Иные пароходы и то с такой скоростью не ходят. Это не шхуна, а… ракетный двигатель. Мне кажется, что ее построил гений, и Антип Денисович действительно гений. Не смейтесь! Я как-то объяснил ему основы астрономии, показал, как надо работать с секстантом, и он теперь сам берет высоты звезд, высчитывает азимуты. Это удивительный старик!
Кряхтя, взошел по трапу Сорокоумов. Ирина Павловна сразу уловила в нем какую-то перемену. Шкипер держался в море увереннее и строже. Но ее он называл по-прежнему дочкой.
– А-а, доченька, соленым ветерком подышать пришла, – приветливо сказал он. – Ну, ну, дело хорошее! Полюбуйся на воду-то! Я люблю на нее смотреть. Бежит и бежит себе. На воде мы рождаемся, в воде нас и погребут.
Искрящаяся шапка инея с шуршанием упала на мостик, рассыпавшись белыми цветами. Ирина Павловна подняла голову. Сколько там еще белых пушистых гнезд, и как это красиво!..
– Антип Денисович, чего же не все паруса ставим?
– Вот это мне, дочка, уже не нравится, – нахмурился шкипер, сердито закусив мундштук трубки. – Я эту шхуну, как колечко, слил, и знаю ее, словно дите родное. Не поднял верхних парусов – значит, так нужно. Я капитанствую над кораблем, а вы капитанствуйте над своими мелкоскопами и в мое хозяйство не лезьте…
Потом уже остановил женщину на палубе и примиряюще сказал:
– Ну-ну, не злись на старого хрена. Боюсь поднять паруса верхние. Вот прильни-ка ты, послухай…
Ирина Павловна прижалась к мачте ухом. Дерево жалобно стонало, откуда-то сверху доносился скрип, напоминающий плач ребенка. Шхуна была как живая.
– Все тебе мало, – обиженно сказал шкипер. – Где ты еще на пятнадцати узлах под парусами ходила? – И, наклонившись к Рябининой, добавил хриплым шепотом: – За всю свою жизнь я только раз поднял верхние паруса. И то когда шхуна была еще молодая. А сейчас боюсь: или она, или я не выдержим…
Так и не поняла ничего Ирина…
Время скользило по волнам вместе со шхуной. Одни дни казались медлительными и вялыми, как мертвая океанская зыбь, другие казались короткими и бурными, как крутые штормовые валы.
Подготовка к началу изысканий была проведена еще задолго до выхода в море. Сейчас научный состав экспедиции был свободен, и каждый занимался своим делом. В сутки шхуна лишь дважды приспускала паруса, когда ставились «станции», – на этих станциях брались пробы воды, опускался на глубину термометр, глубоководным сачком зачерпывали придонных животных. Зато молодые аспиранты – Стадухин и Галанина – вот уже несколько ночей подряд мерзли на палубе, наблюдая за формами свечения моря.