Океанский патруль. Том 1. Аскольдовцы
Шрифт:
Уже к вечеру, исписав целую стопку бумаги, Франц Яунзен наконец-то заслужил одобрение инструктора. Фон Герделер немного сократил статью, кое-что исправил в тексте своим энергичным почерком и отнес ее редактору «Вахт ам Норден».
Прочитав статью, беспартийный редактор, дрожавший от каждого неосторожного слова, испугался:
– Герр инструктор, я все это понимаю, приветствую искренность автора, но…
– Никаких «но»! – обрезал его фон Герделер. – От моего имени – в набор!..
Вернувшись обратно, он сказал Яунзену:
– Можете возвращаться в часть. Статья завтра же появится в печати. Чем вы желаете
– Герр инструктор, конечно, консервами!..
Над входом в землянку тринадцатого взвода висела доска, на которой было написано: «Gott mit uns!» [17] Эту доску сорвали, положили на пол, а Пауль Нишец острием тесака, словно карандашом, разграфил ее на несколько продольных полосок.
– Ипподром готов, – весело заявил ефрейтор. – Вот эта крайняя беговая дорожка будет для моей гнедой кобылки, – и он отметил крайнюю полоску своими инициалами: «Р. N.»
17
С нами Бог! (нем.).
– Я беру среднюю, – сказал Франц Яунзен.
Егеря расселись вокруг доски, каждый занял себе полоску и, быстро отыскав на своей одежде вошь (которая выглядела побойчей других), положил ее на край «беговой дорожки».
– На старт! – скомандовал Нишец. – Пли!..
Вшивые гонки начались.
Первой шла жизнерадостная мелкая вошка Вилли Брамайера; Франц Яунзен поправлял спичкой своего «рысака», который никак не хотел ползти прямо, а старался вильнуть в сторону.
– Доска шершавая, – жаловался егерь. – Это еще что, а вот до того как белье в прошлом месяце парили, так вот у меня была вошь – это вошь!..
Но в самый разгар «гонок» дверь распахнулась, и в землянку вошел эсэсовский офицер, на погонах которого были видны три четких буквы: «Ж. Е. Р.» – тайная полевая полиция.
– Франц Яузен – кто?
– Так точно, герр…
– Руки вверх!
Эсэсовец толкнул его к двери, там уже стояли двое в штатском. Яунзена бросили в машину, и она сразу же сорвалась с места. Все произошло настолько стремительно, что Яунзен вначале ничего не понял. Только когда автомобиль проехал версты две, он спросил:
– Герр унтерштурмбаннфюрер, мне можно опустить руки?
Удар в лицо. Смех.
– Герр…
Еще удар.
– Ты будешь знать!.. Говори, как тебе удалось вот это?
Только сейчас Франц заметил в руке офицера газету со своей статьей.
– Герр…
Ему не дают говорить. Бьют. По лицу Яунзена текут кровь и слезы. Он сползает с сиденья, штатские топчут его ногами.
Наконец бить прекращают.
– Кто дал тебе Железный крест?
– Я убил изменника нации.
– Это не ответ на вопрос.
– Крест выдан мне по инициативе оберста фон Герделера.
– Ага, – смеется эсэсовец, – одна компания!..
Снова бьют. Машину трясет. Пролетают вершины гор. Сверкает море. Гудят под мостами реки. И – бьют…
Петсамо. Яунзена волоком втаскивают в комендатуру тайной полевой полиции.
– Пей, – говорит эсэсовец и дает воды.
Зубы егеря стучат по железному ободку кружки; на подоконнике длинного коридора пушистый котенок трет лапкой мордочку… какие-то
двери… какая-то лестница… Куда ведут?..В сумрачном кабинете, украшенном большим портретом Гитлера, сидит бледный фон Герделер. Увидев Яунзена, он долго о чем-то думает, потом поднимается и говорит:
– Этот солдат невиновен. Я ему приказал, и он приказ выполнил…
За спиной Яунзена, как избавление от мук, захлопывается дверь одиночной камеры. Глубокой ночью к нему приходит санитар-фельдфебель.
– Ну! – говорит он, грубо ощупывая избитое тело егеря. – Ты, парень, легко отделался.
Он лезет к нему в рот жесткими пальцами, равнодушно замечает:
– Зубы выбили, а корни остались.
Достав щипцы, вырывает корни. Франц Яунзен выплевывает кровь, плачет:
– О, майн готт, за что меня так?..
– Не скули! – Фельдфебель смазывает ему синяки какой-то мазью, говорит: – Иди… иди, парень.
– Куда?.. Куда идти?
– В канцелярию.
В канцелярии военный чиновник, как будто ничего не случилось, говорит ему:
– Впредь вы будете следить за настроением солдат вашего взвода и немедленно докладывать обо всем лейтенанту Вальдеру. Ваш служебный номер, который вы должны хранить в тайне, – 7318… Можете идти.
– Слушаюсь, – ответил Яунзен, а когда очутился на улице, то поднял голову и, глядя на звезды, поклялся: «Чтобы я когда-нибудь что-нибудь для кого-нибудь еще написал… да никогда!..»
До сих пор Герделер думал, что мощь третьей империи заключена в железных колоннах солдат, в генералах людендорфской выучки, в беспрекословной дисциплине, в жерлах орудий, в крейсерах, в торпедах, в немецкой пунктуальности. И до сих пор он чувствовал себя неотделимой частью этого сложного механизма. Но оказалось, что все это – блеф; над армией и над ним тупо возвышалась еще одна сила, которая воплощена вот в этом штурмбаннфюрере с белой повязкой гестаповца на рукаве.
Допрос окончен. Ему бросают одежду:
– Одевайтесь.
Инструктор разбирает сверток обмундирования. Золотые шнуры оберста с мундира уже спороты. Пальцы дрожат, не могут нащупать пуговицу. Кто-то помогает ему натянуть штаны, толкает в спину:
– Быстрей, быстрей!..
Уже ночь. Горы чернеют на горизонте. Его сажают в машину, везут. Штурмбаннфюрер всовывает ему в рот сигарету, подносит к лицу зажигалку.
– Ну, – говорит он, – может, вспомним все-таки?
«О чем вспомнить? – пытался сосредоточиться фон Герделер. – Ах да!.. Этот „дарревский молодчик“ Отто Рихтер, прибывший в Финмаркен из Голландии. Я встречался с ним в Парккина-отеле… Кто еще был тогда?.. Кажется, командир противокатерной батареи с мыса Крестового… как зовут этого обер-лейтенанта?.. Фон… фон Эйрих…»
– Ну! – настаивает гестаповец. – Так, может, мы скажем честно, что получили задание от русской разведки начать разложение горноегерской армии?
– Я ни в чем не виноват, – отвечает фон Герделер. – Никаких заданий от Рихтера не получал… Произошла какая-то чудовищная ошибка…
Шофер в мундире эсэсовца говорит:
– Здесь! – И машина останавливается.
Инструктора подхватывают за руки, его ноги волокутся по земле. «Все, – думает он, – конец», – и говорит:
– Послушайте, я умру, но совесть моя перед фюрером чиста. Я остаюсь верным слугой национал-социалистской партии.