Оккультные корни нацизма. Борьба с христианством и тайные общества, руны и ритуалы, магия и эзотерика в Третьем рейхе

Перед лицом этой опасности Лист занялся поиском признаков, свидетельствующих о национальном спасении, как этого требовала традиционная апокалиптическая модель. Он изобрел несколько теорий, доказывая, что такие признаки уже имеют место, заимствуя хронологические понятия из индуистской космологии и западной астрологии. В 1910 г. он вновь занялся космическими циклами и их теософской популярной версией. Размышления о периодическом рождении и разрушении всех организмов позволили Листу связать его апокалиптические настроения с предположением о близком конце цикла: начало нового соответствовало бы и пришествию нового времени. Он погрузился в сложные вычисления, опиравшиеся на схемы Блаватской, чтобы доказать, что в 1897 г. закончился весьма существенный цикл. Другим источником для подсчетов послужили труды современных немецких астрологов-теософов. Блаватская уже писала о солнечном или звездном годе — времени, необходимом планетам, для того, чтобы занять свое место в следующем доме зодиака. Она определяла этот период как 25,868 земных лет. Лист воспользовался этим термином и произвел от него звездный сезон, который длился 0,467 земных лет. Поскольку перемены сезона играли главную роль в пантеистической мифологии, применение концепции звездных лет к апокалиптике было вполне последовательным. В серии статей, опубликованных во время войны, Лист писал о «космических влияниях звездных сезонов», которые имеют такую силу над человеческими делами. Арманистско-каббалистические вычисления убедили его в том, что зимнее солнцестояние 1899 г. совпало с зимним солнцестоянием текущего звездного года. Несчастья времени и лишения войны поэтому были рассмотрены им как отражение космических бурь равноденствия, предвещающих приход звездной весны. Этот сезон означал и совершенно другой период в истории человечества. В рамках этой астрологической системы «мессианские страдания» выглядели космическими предвестниками искупления.

Другим знаком, наполнившим Листа мессианским оптимизмом, стало получение им в ноябре 1911 г. письма от некоего человека, называвшего себя Тарнхари. Этот человек, чье имя буквально означало «тайный король», называл себя наследником древнего рода Вольсунген. Таинственный эмиссар из далекого прошлого сообщил Листу, что его открытия, касающиеся ариогерманского прошлого, совпадают с видениями его родовой памяти. Тарнхари также подтвердил существование Armanenschaft: он утверждал, что сам является реинкарнацией короля-священника, принадлежавшего к древней элите. И хотя появление Тарнхари подтверждало и касалось прошлого, Лист рассматривал реинкарнацию древнего вождя как добрый знак скорого возрождения в будущем. Другие мессианские надежды, связанные с Тарнхари, можно обнаружить в письме Фридриха Ванека к Листу, написанном в первые месяцы войны. Старый патрон считал, что Тарнхари должен выступить открыто, поскольку для Германии настал час нужды.

Все эти разнообразные знаки говорили о необходимости уничтожить сатанического врага. Лист требовал истребления Великой интернациональной партии, чтобы ариогерманцы могли спокойно войти в обетованные земли счастья и благополучия. В 1911 г. он написал пророчество о тысячелетнем сражении, которое странно предвосхищает военные действия Первой мировой войны: «Да, арио-германо-австрийские корабли еще пошлют своих ядовитых пчел, лучами Донара еще ударят огромные пушки наших дредноутов, наши армии еще пойдут на юг и на запад, чтобы сокрушить врага и восстановить порядок». Описание этих боев вполне соответствует апокалиптической схеме. Грандиозный мятеж, напоминающий о сумерках богов или потоках варваров, сомнет адского врага, чтобы восстановить справедливый и всегерманский порядок. В стремлении Листа к апокалиптической мести легко угадать планы немецкой военной агрессии против негерманского мира. Он сам признавал, что интернациональная война могла бы более зримо удовлетворить его требования и что антигерманский враг все же лучше, чем воображаемая Великая интернациональная партия. Превращение тысячелетнего сражения в войну наций было выгодно Листу еще и в этом отношении, что отвлекало от бесполезного и нежелательного протеста против местных структур, традиционные черты которых он все же надеялся сохранить. Соединение хилиастической агрессивности и неприязни к внутренней социальной революции подтверждалось также стремлением к национальным войнам со стороны многих консервативных революционеров и фашистов в Европе.

Первая мировая война поэтому была встречена ликованием во всех участвующих в конфликте странах. Некоторые историки предполагали, что такая реакция народа свидетельствовала о всеобщей жажде перемен, охватившей людей после нескольких десятилетий застоя. Другие думали, что это расцветающий империализм пытается отвлечь внимание от давления наступающих перемен. В любом случае, в Германии были популярны «Идеи 14 года», выразившие то чувство облегчения, которое охватило всех, когда национальное единство преодолело все социальные различия и проблемы перед лицом общего иностранного врага. Предвоенные пессимисты от культуры связывали все национальные трудности с вредными влияниями западных демократий, которые теперь пришло время уничтожить силой, в контексте этой эйфории вполне понятно и отношение Листа к войне.

В апреле 1915 г. Лист собрал встречу НАО в Вене. Он произнес торжественную речь, в которой приветствовал войну как начало тысячелетнего сражения, предвещавшее приход новой эпохи. Он предупредил, что этот переходный период первоначально может быть связан с увеличением трудностей, «ужасными преступлениями и сводящими с ума мучениями». Но все эти испытания должны послужить окончательному отделению добра от зла, поскольку все истинные немцы, «вступая в новую эпоху, не должны брать с собой ничего, что не принадлежало бы исконной природе арманизма». Война, таким образом, играла важную роль в представлениях Листа о золотом веке. Военные действия в отношении других государств отражали «страдания мессии» и также понимались как суд справедливости, который должен делить людей на эсхатологические лагеря спасенных и осужденных. Он завершил свою речь утверждением о дуализме времени, что совершенно соответствовало западной апокалиптической традиции.

Сторонники Листа разделяли его отношение к войне. Тарнхари говорил о войне как о «священной необходимости». Эллегаард Эллербек датировал свои письма в соответствии с днями «святой войны». Лист тоже использовал такую хронологию, поставив под своим апокалиптическим этюдом, озаглавленным «Es wird einmel..!», следующую подпись «Вена, тысячный день Священной войны, 22 апреля 1917 года», и отметил этот день приглашением фотографа, который запечатлел его погруженным в исследования. И прочие, принадлежавшие к кругу Листа, также смотрели на войну как на крестовый поход против демонических сил; ее суровые испытания, в траншеях ли, или в голодных городах, люди встречали с гордостью, уверенные в их апокалиптическом смысле.

Эта позиция добровольного принятия страданий подталкивает к сравнению ее с феноменом, который Михаил Баркун определил как «утопию катастроф». Баркун наблюдал амбивалентный характер катастроф, которые, с очевидностью приводя людей на край гибели, могут порождать также и неожиданное чувство счастья. Он отметил, что такие события часто создают временное ощущение общей цели и что «унизительные социальные различия растворяются во внезапно теплеющей, демократической атмосфере». Эта оценка точно соответствует эйфории, описанной в «Идеях 1914 года», и освещает необходимым светом энтузиазм Листа по отношению к действительным лишениям войны. Поскольку вера в золотой век включала в себя убеждение в том, что счастью должны предшествовать ужасные несчастья, то объединение в эпицентре катастрофы только подтверждало апокалиптические ожидания. Для Листа страдание являлось залогом спасения.

Но как в действительности Лист представлял себе это коллективное спасение? Свой образ золотого века он строил на материалах средневековой немецкой апокалиптики, северных легенд и современной теософии. Он рассказывал средневековую легенду об императоре Фридрихе Барбароссе, который долго спал в горе Kyffhfluser. Но однажды проснувшись, волной тевтонского гнева прокатился по всему миру, подчинив его немецкой гегемонии. В этой истории черпали вдохновение средневековые утописты, надежды которых в XIII в. сосредотачивались вокруг династии Гогенштауфенов. Позже исторические и культурные обстоятельства изменились, и в XV в. основные надежды возлагались уже на императоров Фридриха IV и Максимилиана I из династии Габсбургов. Один утопический трактат того времени, озаглавленный «Gamaleon», рассказывает о будущем немецком императоре, который должен подчинить себе французскую монархию и папство. Римская церковь должна была лишиться имущества, все ее духовенство предназначалось к истреблению. После победы над врагами германцы должны были возвыситься над прочими народами. Вместо папы новый немецкий патриарх в Майнце должен был возглавить новую церковь, подчиненную императору, новому Фридриху, власть которого обнимала собой всю землю.

Листовский образ золотого века во многом составлен из элементов раннего национализма и популярной эсхатологии. Первые манифесты националистов содержали в себе ту же веру в немецкий мир, в котором однажды исполнилась божественная воля и который поэтому был источником всякого блага до тех пор, пока не был разрушен заговором низших, негерманских народов, церкви, капиталистов, евреев и кого угодно. Для восстановления идеального мира требовалась новая аристократия, руководимая божественным посланником, призванным отстоять религиозные и политические ожидания угнетенных. Лист развивал традиции исторического хилиазма, утверждая, что правление Фридриха IV и Максимилиана I означало возрождение арманистского духа, но, к несчастью, потерпело крах по причине заговора лютеровской реформации. Также весьма значительным является то обстоятельство, что Лист с большим вниманием относился к идеям Джордано Бруно, философа и еретика XVI в. Бруно полагал, что иудаизм и христианство разложили древнюю и истинную религию, которой была для него магия египетской «Герметики» и мистицизм; такое мнение было весьма популярно среди неоплатоников Ренессанса. Бруно также стремился к освобождению, которое могло дать вновь открытое знание древних. Соединение милленаристских чаяний и каббалистической мысли характеризовало и листовский образ новой Германии. С большим одобрением он цитирует Бруно: «О Юпитер, позволь немцам понять свою силу, и они станут не людьми, но богами».

Одна из северных эпических легенд предлагает другой образ золотого века, который также весьма важен для нашего анализа. Еще в 1891 г. Лист нашел стих «Волюспы», в котором появлялась устрашающая и вместе с тем великодушная мессианская фигура:

Великий человек вернулся в круг правителей. Властвующий над всеми, он кладет конец раздорам. Его решения мудры и справедливы. Все, что он назначил, будет жить вечно.

Фигура «властвующего над всеми» стала основной идиомой Листа в его последующих обращениях к золотому веку. Исключительный, сверхчеловеческий индивид, способный решить все человеческие проблемы и установить вечный порядок. Божественный диктатор был особенно желанен для тех, кто страдал от неустойчивости и безосновности индустриального общества. Лист предчувствовал пришествие такого лидера, чья монолитная реальность определит социополитические условия национального золотого века.

Наконец, и теософия предлагала свой оккультный образ золотого века. К концу войны Лист приобрел уверенность, что австрийские и немецкие жертвы, павшие на фронтах, перевоплотятся в коллективное мессианское тело. При помощи принципа кармы он доказывал, что сотни тысяч убитых должны воскреснуть, как бы охваченные пламенем милленаристской надежды: эти молодые люди должны были войти в состав элитарных мессианских корпусов в окончательной послевоенной национальной революции. Исходя из своих вычислений, основанных на «космических и астрологических законах», Лист пришел к выводу, что годы 1914, 1923, 1932-й имели интимную связь с грядущим арманистским тысячелетием. Он выделял 1932 год как время, когда божественная сила должна овладеть коллективным бессознательным немецким народом. Поколение воскресших революционеров должно было быть особенно чувствительным к воздействиям божественной силы и потому составляло лигу фанатиков, возвещающих приход нового века. Порядок, национальная месть и национальная страсть должны были превратить современное плюралистическое общество в монолитное, вечное и нерушимое государство. Этот тоталитарный образ служил Листу наброском для будущего Великого германского рейха. В предвосхищении нацистской Германии его вычисления ошиблись на один год.