Оккупация

– Полковник Исупов скончался от острого отравления. Мне поручено вести следствие по факту его смерти, а также вашего отравления.

Я ничего не ответил.

– Начнем с самого начала.

– Какое сегодня число… – перебил я.

– Одиннадцатое, – несколько удивленно ответила она.

Два дня. Получается… два дня я уже здесь.

– Откуда вы знаете… знали полковника Исупова?

– Я работал в РУБОПе, в Москве. Исупов работал в вашем УБОЗ. Мы дружили…

Ивонина достала из сумочки диктофон.

– Я буду записывать, вы не возражаете?

– Записывайте… мне все равно.

– Что это значит?

– Это я виноват… я.

– Вы можете пояснить?

– Мы с Маратом… созвонились… договорились встретиться. Я спешил и… купил водку по дороге.

– Купили водку по дороге? У кого?

Я закрыл глаза.

– Я не помню…

Следачка ушла… обещала еще побеспокоить… но я как-то был даже и не против. Проблема была в другом – я не сомневался в том, что все, что произошло, – спланированная акция, и фуры с водкой ушли.

Как пацана сделали…

Я попался на одну простую ловушку: если Бираг пьет, то и я пью. Ничего в бутылке быть не может. Ну и… бутылку выбрали случайно. А оно вот как получилось…

Марат в морге лежит. Я – на больничке. Груз ушел с концами. Двадцать фур безакцизного бухла – большой куш, очень большой…

Как же так-то, б…

Я дурак – ствол с собой, на случай чего сообщил куда надо, чтобы прикрыли – в России, понятное дело. А они тупо меня траванули.

И что теперь делать?

Потом до меня дошло еще кое-что… то, что заставило меня похолодеть. Полтава. Я в Полтаве. Значит, фуры пропали не на территории Донецкой области. Согласно договоренности, я отвечал за прохождение Полтавской и Киевской областей. Донецкие отвечали за Донецк, на границе Киевской области товар принимали львовские, и дальше он шел под львовскими машинами ДАИ. Но раз это произошло в Полтавской области – пропавший груз повесят на меня. И пофиг, что меня самого чуть не кончили. Твоя земля – отвечай…

Значит, эти двадцать фур зависли на мне. И так как осетинам за водку не уплачено, а львовяне, судя по всему, товар не приняли, платить придется мне…

Вот такие вот делишки, котаны.

Поспрошал доктора… благо заначка была при мне, я всегда ношу. Он рассказал, что привезли нас ночью, какой-то мужик (не помню). Мне досталось меньше всего, Ильдара сразу в реанимацию… еле откачали, пришлось на искусственную почку, а Марата уже мертвого привезли. С концами.

Пожертвовал пять тысяч долларов. На аппарат гемодиализа – он дорогой, бляха. Пусть еще кому-то по- может.

Спросил, что это могло быть, – док плечами пожал. Сказал, похоже на алкогольное отравление. Только я-то знал, что на самом деле последнее, что мы пили, – пили водку на пробу, еще на российской территории. И значит, мы проехали, получается, Донецкую область всю, перед этим два часа границу проходили, потом Днепропетровскую зацепили и Полтавщину немного – и только потом почувствовали себя плохо. Не бывает таких алкогольных отравлений.

Спросил, в каком состоянии Ильдар и можно ли его увидеть. Сказали, что завтра можно.

На следующий день я впервые нормально поел – бульончику с сухарями. Украина – страна вкусная, не то что Москва с ее гидропоническими фруктами и напичканными антибиотиками «синими птицами» – тут много деревенского, своего. Потому и бульон был вкусный, наваристый, жирный. Не из «синей птицы».

В палате было открыто окно, хотя прохладно еще. На койке лежал Ильдар… белый и пятна какие-то красные… но живой. По нынешним временам – и то хорошо. Я подошел поближе, тронул его за руку, он открыл глаза…

– Вы… что…

– Траванули нас.

– Б…

– Когда водку пробовали… вкус… помнишь?

– Ничего… не помню.

Вот то-то и оно. И я не помню. А мы ведь не пацаны, я с этой водкой, и паленой, и настоящей, столько дела имел, не может быть, чтобы не распознал палево. А вот как-то не распознал.

…

– В голове… пустота…

– Все нормально… живы… и слава богу…

– Марат… Назимович… с ним… что

И я соврал. Просто не смог сказать правду. Сил не хватило.

– Жив он… в реанимации. Он… больше нас выпил.

Про то, что Марат лежит в морге, я сказать не смог. Не люблю я выпивку, равнодушен к ней. Вот и из той проклятой бутылки не выпил… пригубил только, треть стакана примерно. Ильдар и Бираг выпили, сколько налили – по стакану. А Марат допил за нами…

Терпеть не могу моргов…

Да, я, бывший полковник полиции, бывший опер, терпеть не могу моргов.

Морг – это финал всего. В морге все равны – и нищие, и миллионеры. И пока они тут лежат, с биркой на ноге, – кто-то рядом пьет водку, закусывает… те, кто работает в морге, – они привыкают. А это – оскорбление смерти. И вообще… не стоит сюда заходить. Как бы не повести смерть за собой. Я когда еще маленьким был, бабушка учила – с похорон всегда возвращайся другой дорогой. Обмани смерть…

Увы… смерть сегодня хитрая… не обманешь.

Марат, Марат…

Знаете… мы с ним и подружились-то в основном потому, что он – как бы копия меня. Офицер из Донецка, переведенный в Киев, вынужденный постоянно приспосабливаться к обстоятельствам и к жизни, полной такой шизы, что блевать тянет. Русский, вынужденный изощряться и учить украинский язык, стоять в долбанутом шевченковском уголке и слушать какой-то бред про Кобзаря и Украину – это у них тут теперь вместо читок «Малой земли» Брежнева [16] , научившийся на «Слава Украине» быстро отвечать «Героям слава!», потому что иначе тут нельзя. У нас тоже бреда хватало, но на Украине все было жестче и обостреннее – но Марат и остальные менты как-то выживали и выкручивались, как и вся другая страна, ходившая на руках исключительно потому, что москали ходят на ногах. Утрирую, конечно, но немного. Потом произошел 2014 год… сам Марат, кстати, видел в тех событиях и нечто светлое, потому что жить и дальше во вранье, называть белое черным и делать вид всей страной, что черное есть белое, а белое есть черное, было уже невозможно. Ну не может существовать страна, в которой в одной ее части чтят память генерала Ватутина, а в другой – память его убийц. В общем-то, был шанс мирно разойтись и попробовать стать друг другу добрыми соседями… Украина и Новороссия. Но все пошло через одно место, и через несколько лет вражды, ненависти и массовых убийств все снова пришло к тому же… читать Кобзаря и быстро отвечать «Героям слава». Видимо, место тут какое-то проклятое…

16

В каждом украинском госучреждении теперь вместо красного уголка есть шевченковский уголок или комната, там висит портрет Т. Г. Шевченко, под ним на полочке на рушнике лежит книга «Кобзарь». В каждом городе Украины обязательно есть памятник Шевченко, и не один.

Удивительно, но Марат был намного более жизнерадостным человеком, чем я. У него постоянно были женщины, и не одна, он не копил деньги – тратил то, что получал, легко, мог просто кому-то одолжить и не требовать потом возврата. Я был намного большим куркулем, чем он, я русский – но во мне было намного больше украинского, я тут отлично вписывался…

А теперь я стою, а вот он – лежит. И больше никогда не встанет. Тупо потому, что я лишь отхлебнул, а он допил остальное…

– Он?

Это был уже местный дознаватель. Следачка куда-то подевалась.