Окно с видом на площадь

Повернувшись, я увидела предмет, который казался главным во всей этой комнате. Заметив его, я уже не могла отвести от него глаза. Это были голова и плечи мужчины, высеченные в натуральную величину из какого-то беловатого камня, отполированного до холодного блеска. Скульптура была поставлена на пьедестал перед ярусами книжных полок. В мужчине сразу угадывался египтянин. Высокий головной убор, напоминающий епископскую митру, но украшенный изображением извивающейся змеи с приподнятой надо лбом человека головкой, был, безусловно, египетским. Стилизованная бородка, удлиненные глаза были такими, какие я видела в альбомах рисунков по египетскому искусству.

Каменное лицо настолько поглотило мое внимание, что я на мгновение забыла, зачем пришла в эту комнату. Оно казалось более узким, чем лица большинства египетских статуй, было вне возраста из-за всевидящих глаз и поразительной мудрости, запечатленной на челе. Аристократический нос говорил о гордости, а в изгибах рта таились ирония и терпимость к другим. Я была уверена, что это изображение царя, а не какого-то князя или вельможи. И несмотря на всю стилизацию, чувствовалось, что моделью для статуи послужил живой человек. Его голова, лицо, губы носили следы тех же бед и тревог, которые обременяют людей в наши дни и от которых страдали жившие в древности.

Я не слышала шагов Брэндана Рейда по мягкому ковру и не знала, что он стоит позади меня, пока он не заговорил со мной.

— Я вижу, вы познакомились с Озирисом. Вы ведь знаете, кто это, я полагаю?

Я знала о культе Озириса.

— Повелитель царства мертвых и судия всех умерших Душ, — тихо ответила я. — И все же, мне кажется, в первую очередь он должен был быть человеком. Человеком, который познал мудрость через страдания.

Глаза мистера Рейда, такие спокойные и серые, смотрели на меня с удивлением, словно он не ожидал от меня таких замечаний по поводу статуи.

— Эту статую нашли в египетском могильнике, — сказал он. — Я не смог отказать себе в желании привезти ее на время сюда, хотя потом придется поместить ее в музей.

— Вы нашли ее сами? — спросила я.

Его улыбка выразила некоторое пренебрежение:

— Мне разрешили обмести прах с ее поверхности после того, как открытие уже было сделано. Я ведь не являюсь признанным археологом. Но я уверен, мисс Кинкейд, вы пришли сюда не для того, чтобы говорить о Египте.

— Именно для этого! — воскликнула я и почти готова была улыбнуться, увидя, что его удивление все больше возрастает.

Он указал мне рукой на стул возле огня, но сам на этот раз не отступил за огромную поверхность письменного стола. Вместо этого он сел на угол стола, болтая ногой и внимательно разглядывая меня.

— Вы хотите доложить мне о Джереми? — подсказал он, так как я медлила и не начинала обещанный разговор о Египте.

Я старалась собрать воедино мои мысли и мое возмущение и для начала выпрямилась на стуле.

— Мне еще нечего докладывать. Надо было дать мальчику время привыкнуть к моему присутствию. А сейчас я готова уже кое-что предпринять. Но мне только что рассказали правду о смерти его отца, мистер Рейд, и я очень удивлена, что такого рода информацию вы не предоставили мне, когда впервые разговаривали со мной об этой должности.

Машинально водя пальцем по извилинам резного пресс-папье из слоновой кости, лежавшего на столе, он ни на секунду не отводил взгляда от моего лица. Лампа, стоявшая позади него, четко вырисовывала контур его прекрасной, могучей головы, бросала отсвет на густые темные волосы. Я перевела глаза на огонь в камине.

— А если бы я сказал вам об этом тогда, приняли бы вы предложение? — спросил он.

Я не была уверена в этом. Сказать по правде, не знала. Я поняла, что у него были причины промолчать, но все же молчание следовало нарушить еще до этого разговора.

— А теперь, когда вам сказали… вы испугались? — продолжал он.

Я энергично покачала головой.

— Что бы ни сделал Джереми, он еще только ребенок. И ему нужна поддержка, а не осуждение.

— И вы полагаете, что нашли способ помочь ему? Я махнула рукой в сторону головы Озириса.

— Вероятно, это может стать способом. Мне сказали, что Джереми когда-то проявлял большой интерес к Египту и к вcем путешествиям. Я купила карту Египта и книгу о последних исследованиях. Если я смогу высечь хотя бы искру внимания, то смогу вызвать и интерес к жизни.

Мгновение я колебалась, прикидывая, можно ли мне продолжать. Затем, стараясь не отступать от своего решения, произнесла, глядя прямо в его отрешенные, холодные глаза:

— В этом мне понадобится ваша помощь. Было заметно, что он пытается как-то отгородиться от моей настойчивости.

— Все, что вам угодно, мисс Кинкейд. Вы можете пользоваться моими книгами по вашему выбору. А если у вас возникнут какие-либо вопросы, я постараюсь на них ответить.

— Это не совсем то, что я имела в виду, — ответила я. — Мальчик почти не имеет контактов ни с матерью, ни с вами. Ведь это неразумно, не так ли?

В первый раз он отвел глаза, и я не встретила его взгляда. Он пристально смотрел через всю комнату на гордое, спокойное лицо Озириса, словно прибегая к его мудрости в поисках ответа. Потом он пожал плечами и взглянул на меня.

— Я не могу дать вам никаких обещаний. Вполне вероятно, что вам понадобится гораздо больше, чем я могу вам предоставить. Мальчику надо дать шанс. Но после этого… Есть ведь предел человеческому милосердию и терпению.

Он щелкнул в воздухе сильными пальцами, и я почувствовала, что если окончательное решение будет не в пользу Джереми, то его уже невозможно будет изменить. С дядей мне придется вести себя так же осторожно, как и с племянником.

— Вы хотели еще что-нибудь сказать мне? — спросил он.

Я не была готова закончить разговор. Этот человек был так занят и так трудно было добиться разговора с ним. Поэтому я скажу ему все, что намеревалась, пока у меня есть такая возможность.

— Мальчик проявляет необычный интерес к комнате, принадлежавшей когда-то его отцу. — И я рассказала о том, как, однажды случайно обнаружила Джереми у запертой двери этой комнаты. Я, правда, не стала говорить, что у Джереми есть ключ от этой комнаты.

Темные широкие брови Брэндана Рейда нахмурились.

— Мне уже говорили о такой навязчивой идее. Необходимо положить конец этой болезненной озабоченности по поводу комнаты, где умер его отец. Мы не можем позволить, чтобы это продолжалось.

— А как вы предполагаете, — задала я вопрос, — прекратить это?

Он бросил на меня быстрый, нетерпеливый взгляд.

— У вас есть какой-нибудь план?

Мое сердце готово было выскочить из груди от собственной дерзости. Мне не хотелось признаваться себе, но я догадывалась, что внутренняя сила и мрачная энергия мистера Рейда могли превращаться иногда и в страшную разрушительную силу. И я не могла предугадать, что может произойти, если я открыто восстану против его желаний. И все же я должна добиться своей цели, даже если это его очень рассердит.