Окно в Европу

– Подождите… Что-то не очень понятно. Вы же сказали, что родные не разрешают Нине Сергеевне выходить за него замуж, следовательно, он им известен?

– То-то и оно, что не известен. Они ей в принципе не разрешают выходить замуж. Вообще ни за кого. А с чего ты решила, что речь идет о Нинели?

– По приметам и по имени. Вы же его сами сказали.

– Да? Ну надо же, какая досада! Хорошо. Раз ты сама обо всем догадалась, подскажи, как лучше объяснить твоему папику, что в субботу к нему явится благодарный пациент, удачно избежавший операционного стола, но с большим количеством шашлыка в знак признательности и благодарности за удачно проведенную ему операцию. – У Алены отвисла нижняя челюсть, и она опасно откинула с помощью секатора свесившуюся на грудь прядь длинных волос. – Отдай маме оружие, – встревожилась подруга. – Дальше будет еще страшнее. – Алена, не глядя, протянула мне секатор. Только я-то уже была в другой стороне. Чуть раньше отошла обеспечить безопасность переговоров. Димка маячил на горизонте с ножовкой в руке. Секатор брякнулся на пол. Поднимать его не стали. Лежит себе – и пускай лежит. – Этим благодарным пациентом, как ты уже, наверное, поняла, и будет жених Нинели, которую мы позовем к себе в гости. Видишь, как я коротко и толково все объяснила! – обратилась Наташка ко мне за похвалой. Я посмотрела на озадаченную дочь и на всякий случай кивнула.

– То есть… вы хотите сказать, что якобы резаный, но недорезанный больной и есть этот самый жених? – медленно соображала дочь.

– Ну да! Только он совсем целый. Даже без нарушения упаковки! Вопрос, как примирить твоего отца с этой аферой? Боюсь, добровольно на этот эксперимент Дмитрий Николаич не пойдет. А у твоей матери, как всегда, за душой ни одного повода для шантажа. Хотя бы в виде загубленной молодости! – Я возмущенно зашипела, но Наташка легко отмахнулась: – Не мешай! Дай свободу дочери – пусть посмотрит на проблему со своей свеженькой колокольни.

– Папик ваши планы точно не одобрит. В лучшем случае, рявкнет, чтобы не впутывали его в свои интриги. А навешать ему лапшу – не получится. У него нет склероза. Всех своих пациентов хорошо помнит. Если только… – Дочь задумалась, мы ее не торопили. – Если только не представить вашего жениха в качестве родственника бывшего пациента больницы. Папик рассказывал интересный случай – больной из Астрахани… Попал в больницу по «скорой» с диагнозом «прободная язва желудка». Папик диагноз не подтвердил, направил на ЭКГ. Выяснилось – у больного инфаркт миокарда. Еще одну толстушку доставили по «скорой» с подозрением на аппендицит, осложненный перитонитом, а она родила мальчика прямо в ходе осмотра… Только это было года два назад.

– Не подходит, – решительно возразила я. – Получается, что отец ребенка полный дебил, если факт рождения сына дошел до него только спустя два года.

– А может, он находился в состоянии летаргии? – настороженно предложила Наталья и сама отмела свою идею: – Нет, тогда он не вовремя и не для того проснулся. Надо что-нибудь попроще… Может, сменим ориентацию? Допустим, человек отправился за грибами, заблудился, вышел на нас…

– С ведром шашлыков! – радостно продолжила Алена. – По дороге кабана завалил!

– Ну, тогда я не знаю…

– Я знаю! – Дочь сияла, как самовар, стоявший рядом на столе беседки. – Надо пригласить Настю! А она приедет с иногородним дядей, которого некуда девать. Все работают, а у дяди отпуск. Москва ему порядком надоела, хочется поближе к природе… Не привык он… к шуму городскому.

– А что ж ему в родной Коломне-то не сиделось? – возмутилась Наташка.

– Не цепляйся к человеку. Родственные чувства обуяли, – пояснила я. – Они оказались сильнее, чем тяга к природе… Идея мне нравится. Много врать не придется. Вот только надо аптечку проверить. И пополнить запас бинтов.

– Можно подумать, что здесь намечается не встреча возлюбленных, а крутой мордобой, – фыркнула подруга.

– Так это для Насти. Раньше мамуля каждый раз пополняла запасы медикаментов перед ее приездом. А папик дозором обегал весь участок с молотком в руках и тщательно проверял все опасные и безопасные места, где могли торчать гвозди. Давненько она у нас не была…Учеба, работа…

Настя – единственная настоящая подруга Алены с детсадовского возраста. Девчонки давно выросли, повзрослели. У каждой своя жизнь. И все-таки они сохранили в ней место друг для друга. Ребенком Настя была уникальным. Например, все дети, включая мою дочь, знали, что если есть забор, то где-то в нем должна быть калитка. Настю причинно-следственная связь между этими предметами не волновала. Для нее заграждение было досадным препятствием, за которым существовало что-то интересное. Пусть даже и знакомое, но вдруг?.. И потому лезла напролом там, где пришла эта идея. Несчетное количество раз ее снимали с заборов, решеток, даже калиток, где она зависала на собственных платьицах и брючках. Исключительный день, прожитый ею без ободранных коленок, шишек и царапин, воспринимался родителями, как приятное недоразумение. Самое интересное, что девчушка, как бы больно ни было, никогда не плакала. Демократичные родные спокойно отпускали ее с нами на дачу, и эти дни превращались для девчонок в праздник. Спокойная и рассудительная Алена становилась раскованнее, а Настя немного притормаживала перед тем, как осуществить очередную затею. Я по мере сил была начеку. Но не всегда успевала. Если Настя видела тарзанку, да еще над прудом – труба дело. Мой вопль заставал ее уже в воде. В процессе переодевания и переобувания у нее ни с того ни с сего начинался приступ аллергии с подъемом температуры. А в аптечке не оказывалось тавегила или супрастина. Едва купировался приступ, Настя заявлялась с разбитыми коленками, поскольку скакала по бетонным блокам, намереваясь сделать поход в лес более длинным и интересным… Хорошенькое личико с огромными карими глазами лишь слегка морщилось от зеленки, тогда как стоявшая рядом с подругой Алена изъявляла полную готовность зареветь от жалости. Дважды Настя летала с недостроенного второго этажа дачи на первый, заставляя меня, ожидавшую ее появления совсем с другой стороны, сжиматься в комок от страха. Несколько раз она проваливалась в обводную канаву, зачерпывая полные сапожки грязной воды. Самостоятельности ей было не занимать. В последний раз, справившись со стиркой носков, она пристроила их сушить на печку. Один носок тут же сгорел. Насколько я знаю, все детские фотографии Настеньки в полный рост отличаются одной закономерностью: по мере взросления не менялась только раскраска ног зеленкой. Травматологическое отделение нашей детской поликлиники каждый раз встречало ее как родную. Еще будучи совсем маленькой, Настя свалилась с какого-то косогора, старательно пропахав носом землю. На память об этом случае на носу так и остался маленький шрамик. С детских горок она съезжала исключительно на ногах. Добрые дяденьки, сооружая их, на это не рассчитывали. Деткам надлежало съезжать сидя и вставать прямо на ножки на твердый асфальт, чтобы не мазать обувь. Один раз Насте не повезло, и она свалилась на этот асфальт плашмя. Второй раз, когда ей тоже не повезло, наложили несколько швов на разбитую голову. После одной неудачной осады детсадовского забора Настя свалилась и вывихнула ногу. Хирург-травматолог, наложив тугую фиксирующую повязку, глядя девочке прямо в глаза и многозначительно грозя указательным пальцем, строго предупредил, что неделю ей не разрешается прыгать и скакать. Ровно через неделю Настина мама привела ее к этому же травматологу, сообщив, что дочь наступила на иголку. Настя держалась стойко. Дяденька хирург был хоть и справедлив, но очень уж строг. На его вопрос: – «Какая нога болит?» она ответила, что не знает. Тогда хирург задал вопрос по-другому: «Где болит?» – и получил тот же ответ. Мама пояснить ничего не могла, так как знала только одно: дочь наступила на иголку, а Настя никогда не обманывает. Не долго думая, любящая мать предложила сделать рентген обеих ступней. Но обошлось без этого. Проблемная зона уже начала нарывать. После рентгена иголку успешно удалили. Через две недели девочка наступила на веник и непостижимым образом ухитрилась загнать в ногу занозу, достать которую в домашних условиях было невозможно – она вошла по-хитрому, стоя. Тот же хирург-травматолог, тяжело вздыхая, удалил и занозу.

Душа и заводила любой детской компании, включая общество мальчишек, она отличалась патологической порядочностью и столь же патологической непосредственностью. Без нее скучали даже мы, взрослые. Однажды ее вопрос поставил в тупик почти все дачное сообщество. Пятнадцатилетние девчонки отправились со мной в магазин и остановились понаблюдать за рыбаками, часами просиживающими на пруду в ожидании клева. Пожилой дачник, улыбнувшись моим девицам, не мог не предположить вслух, что их интересует рыбалка. «Нет, – серьезно ответила чистую правду Настя. – А вы не можете нам сказать, как размножаются водомерки?» Дедушка озадачился и пожал плечами, усмотрев в вопросе определенную развязность. А никакой развязности не было. Алена, собиравшаяся пойти по стопам отца и усиленно штудировавшая биологию, ответить экзаменаторше не смогла. А экзаменаторша и подавно не знала ответа. На следующий день жизнь водомерок обсуждалась садоводами-огородниками вдоль и поперек.

И вот теперь повзрослевшей Настеньке надлежало стать новоиспеченной племянницей жениха Нинели. Аленка брала на себя обязательства уладить с ней все нюансы этой задумки. Нинель с изменением плана согласилась легко. Здоровый дядя своей племянницы несравненно лучше благодарного больного, пусть и бывшего, хирургического отделения больницы.

4

В субботу утром, прихватив коробку зефира «Шармель», мы с Натальей отправились с визитом к Рогачевым.

– Хозяева! Есть, кто дома? – зычно проорала у закрытой на замок калитки Наташка.

– Есть, есть, – радостно прощебетала Нинель, порхая по ступенькам.

Именно порхая! За то время, что мы ее не видели, Нинка похудела килограммов на тридцать – не меньше. Наташку недоверчиво перекосило. Я изо всех сил прищурила глаза, надеясь, что это обман зрения. И в который раз подумала, что очки надо носить постоянно. Вон у Наташки они тоже без конца сползают на кончик носа, и ничего – терпит.

Нинель уже открывала нам калитку, когда на крыльцо с палкой в руках вылезла ее свекровь – Тамара Васильевна.

– Ну чего расшумелись? Леку разбудите.

– Да сколько же можно спать? Почти одиннадцать часов! – с удвоенной силой заорала Наташка.

– Нина! Забирай своих гостей, и идите отсюда! Идите, идите…

Тамара Васильевна сделала рукой соответствующий жест, означающий «кыш!», надменно поджала губы и распрямилась, став похожей на свою палку. Вид у нее сейчас был не совсем здоровый. Подозреваю, что женщина хитрила. Начинала чувствовать себя плохо исключительно с момента приезда невестки. До сегодняшнего дня вполне могла сойти за старшую сестру Нинели. Если бы, конечно, внешне была на нее хоть немного похожа. Трюмо в комнате Тамары Васильевны, которое она называла туалетным столиком, было уставлено всякими баночками и тюбиками с кремом, флаконами с лосьоном и духами. Она тщательно ухаживала за своей внешностью. Возраст выдавали только шея и руки. Мы с Наташкой не раз ломали голову, для кого она так старается? Оказалось – исключительно для себя. Как-то Нинка рассказывала, что, пока свекровь трудилась, зарабатывая стаж и пенсию, заниматься собой у нее времени не имелось. Всю жизнь была костюмершей в театре, одновременно принимая заказы на индпошив верхней одежды для состоятельных клиентов. Общение с известными актерами не прошло даром. Выйдя на пенсию, Тамара Васильевна сколотила собственную труппу из членов семьи. Каждый, не подозревая об этом, играл свою отведенную ему роль. Нинка, похоже, являлась чисто характерной актрисой – не вылезала из амплуа кухарки, уборщицы и посудомойки. Точнее сказать – была разнорабочей широкого профиля. Ей же после смерти мужа принадлежала роль основной добытчицы материальных благ. Внучку Тамара Васильевна воспитывала по своему образу и подобию. Тем не менее мне всегда казалось, что все они друг друга очень любили.

Ситуация складывалась не в нашу пользу, и я решительно пресекла попытку Натальи все-таки разбудить Леокадию. Моя Алена, под настроение, тоже может проспать полдня. У молодости свои понятия о текучести времени. Да и сама грешна – не люблю вставать рано. Вот только по закону подлости в выходные дни вскакиваю ни свет ни заря, а в будние – поднимаюсь, как на каторжные работы.

Выхватив из рук Натальи коробку зефира, я потеснила Нинель и, демонстрируя стремление соблюдать тишину, на цыпочках по дорожке засеменила к царице Тамаре.