Окно в Париж для двоих

А Лили с Валентиной поплатились жизнями и из-за того еще, что видели Королева накануне преступления вместе с Лешкой в баре. Последний был сильно пьян, девушек отослал от себя, но перед этим болтал что-то насчет миллиона, который назавтра должен будет передать одному крутому мужику.

Оставь Королев девчонок живыми, они точно вспомнили бы об этом эпизоде. И указали, что, кроме них и лиц заинтересованных, был еще один человек, который знал о деньгах…

А денег ему всегда не хватало. Их всегда ему было мало, хотя он и не тратил их почти. Он тратить их собирался, когда осядет за границей. Потому и начал грабить глупых, заведенных по времени, будто будильники, стариков. Это потом уже ему с Лешкиным миллионом подфартило, а начиналось все как раз со стариков.

— На них он и попался, гад, — не без удовольствия вспомнил Мазурин, потягивая кофе из тонкой фарфоровой чашечки. — Не думал, что старый генерал окажет ему такое сопротивление.

— Не подоспей вовремя охранник, кто знает, может, снова ушел бы. — Гарик сел в кресло напротив. — Хотя не ушел бы. Дашка ведь его вычислила. Обыск бы все подтвердил. Каков нахал! Деньги даже и не думал прятать. Держал под диваном в том же кейсе. Думал, что он всю свою жизнь проживет вне подозрений. А Дашка — молодец!

— Да и Тамара Михайловна тоже. Она его как квартирного вора вычислила, все записав в свою тетрадь. А Дашка уже вычислила в нем убийцу. Слушай, Прокопий, давно хотел тебя спросить…

— Ну?

— Ты вот эти чашки у себя в офисе завел для престижу, форсу или тебе и в самом деле нравится пить кофе такими вот наперстками? — Мазурин потряс в воздухе крохотной мензуркой.

Гарик лишь рассмеялся, вспомнив, что разговор о престиже случился у него и накануне.

Ему вчера под самый финал рабочего дня позвонила та самая женщина, что его бросила когда-то. Принялась сладко петь и все время упоминать об этом самом престиже. Из чего он понял, что будто бы для процветания его теперешнего дела ему просто необходимо зачислить ее в штат сотрудников и вернуть в свою жизнь, включая жизнь частную.

А он ей ответил, может, и грубо, но правдиво тем не менее, что жизнь его занята и что вакантных мест подле него нет. И теперь уже, наверное, не будет никогда.