Окно в природу-2002
Шрифт:
Кто видел сурчиное поселенье, знает, как безмятежно кормятся пушистые увальни на зеленой траве. Но стоит сурку-сторожу или случайно кому-то еще увидеть орла или волка — пронзительный свист, и всех как будто ветром снесло, спрятались в норах.
Этой весной у Вышнего Волочка, наблюдая из шалаша токованье тетеревов, я отметил одного, сидевшего неподвижно, как черное изваянье. Все возбужденно чуфыкали, бегали друг за другом, а он «стоял на посту». И, бывает такое, проглядел то, что тетеревам опасней всего, — присутствие у ристалища человека. Шевеление в шалаше или, может быть, блеск моего объектива заметил опытный старый петух. Он с криком тревоги взлетел, и поле у шалаша опустело.
В другой раз сидел я на вышке в лесу, наблюдал, как внизу кабаны хрумкали
А бывает, звуками призывают на помощь. Вороны, услышав паническое карканье попавшей в беду соплеменницы, немедленно слетаются и шумом-гамом иногда выручают ее из беды.
Иногда крик тревоги объединяет птиц больших и маленьких. Это происходит, если вдруг кто-нибудь из лесных летунов обнаружил филина. На призыв атаковать бесстыдника, сидящего днем на виду, откликаются многие: сороки, вороны, дрозды, синицы. Каждый кричит, как может, и общий решительный натиск заставляет большую сову, от греха подальше, где-нибудь спрятаться.
В лесу, где уже в трех шагах иногда ничего не увидишь, животные доверяются не зрению, а слуху и обонянью. Неподвижно стоящего человека медведь, кабан, лось могут и не увидеть. Но они загодя обнаружат его по звуку и запаху (вот почему охотники идут к зверю всегда против ветра). В Окско-Террасном заповеднике я однажды преследовал лося. Ветер не был в союзниках у животного, но лось, услышав скрип моих лыж, остановился убедиться, что есть опасность. Я видел, как он трубочкой поворачивал ухо, как от волненья мочился. Щелчок фотокамеры рванул лося с места, как запущенного катапультой.
На открытых пространствах главную роль в ориентации животных играет зрение. Антилопы Гранта в Африке подают друг другу сигналы опасности подергиванием на боках кожи с выразительной черно-белой отметкой. А на юге Африки, в пустыне Калахари, антилопы спрингбоки, выгнув спину, прыгают вверх. Это знак соплеменникам: «Будьте бдительны!»
Попавший в поле зрения подозрительный объект заставляет животное пристально за ним наблюдать. Способный на всякие хитрости человек этим иногда пользуется. Существует экзотический способ охоты на зайцев с воздушным змеем. Охотятся двое. Один запускает змея, заставляя зайца за ним наблюдать, отвлекает его внимание от идущего к лежке другого человека с ружьем.
Особую роль зрение играет в образе жизни птиц. С поразительной оперативностью они замечают опасность сверху — полет орла, сокола, ястреба. Орнитолог Сергей Кирпичев выводит (поразительное дело!) в Москве глухарей. Однажды мы с ним стояли возле вольеры, где хвоей кормились глухарки. И вдруг в какой-то момент все они прыснули в угол. Ястреб! Птица эта редкая для города, увидеть пролет ее из-за деревьев было непросто. Но глухарки увидели и сразу же «приняли меры безопасности».
И наблюдал я однажды на краю леса дятла желну. Он меня не боялся — кора сухостойной березы лепешками падала почти что к моим ногам. И вдруг я увидел нечто необычайное. Дятел мгновенно свернулся, перекосил тело — превратился в черный гриб, не отличимый от других грибов на березе. Я оглянулся и увидел высоко летящего ястреба. Дятел раньше его заметил и мгновенно замаскировался. Подивиться тут можно не только зоркости птицы, но и врожденной ее способности мгновенно сделаться незаметной.
Есть еще интересные наблюдения. Многотысячные стаи скворцов с приближением сокола немедленно «уплотняются», и хищник, падающий на стаю с большой скоростью, вынужден атаку свою прекратить. Одинокую птицу он взял бы легко, а врезаться в стаю значит поломать крылья.
«У леса есть уши, — говорил мне знакомый лесник. — Ни один звук без внимания лес не оставит. Зверь должен принять решение: надо ему бояться
или не надо». В природе, кроме «ведомственной охраны», когда животные одного вида предупреждают сородичей об опасности, есть и «мирские» служаки, оповещающие о чем-нибудь необычном не только своих, но всех и вся. Обитатели леса знают: неспроста стрекочет сорока, надо остановиться, прислушаться, оглядеться. Ту же службу несет и сойка. Крик этих птиц по характеру (жесткое стрекотанье) как бы и предназначен для сигналов тревоги.Во всех сообществах животных есть такие «вещатели». В Африке мне показали шумную птицу, и я понял: как и сорока, это надежный сигнальщик. А в Индии в джунглях глашатаем опасности является маленький олень мунтжак — заметит тигра или леопарда и начинает истошно кричать, почти что лаять. И все сразу знают: большая опасность рядом.
Обитатели леса прислушиваются ко всем звукам и шорохам — верно сориентироваться помогают не только стрекотанье сороки, но и свист оленя, тревожное квохтанье тетерки, возбужденные писки синиц. Но и спокойные звуки мирно текущей жизни крайне важны обитателям леса. Они позволяют расслабиться, подремать, побродить без боязни в приятном месте, поиграть с собратьями в догонялки.
Животные умеют «сортировать» звуки, оставляя одни без вниманья и чутко реагируя на другие. Однажды вблизи Внуковского аэродрома у деревни Анино я наблюдал лося. Он беззаботно кормился. Рев взлетающих самолетов его нисколько не беспокоил, но, услышав, как хрустнула ветка у меня под ногой, зверь немедленно скрылся.
Все живое каким-нибудь образом о себе заявляет — обликом, звуком, запахом. И в это же время каждый должен знать, к чему надо прислушаться, присмотреться, принюхаться. Что-то животные получают от природы в наследство; все мышееды, например, кошки, совы и лисы, едва научившись летать и бегать, знают: писк мыши — это знак пищи, на этот звук немедленно надо стремиться. Но многое животным дается опытом жизни. По звукам, запахам, облику они учатся понимать, кто их друг и кто враг, с кем надо жить мирно — бок о бок, кому следует дать отпор, а от кого (и от чего — например, от пожара) надо вовремя скрыться. Такова жизнь.
28.06.2002 — Житьё-бытьё
В апреле я получил от Агафьи письмо с грустным началом: «Видно, зарастает дорожка в тайгу. Два года не был…» Далее сообщалось: «Всю зиму было тихо, тихо — ни одного вертолета». Я это знал — ни одного! Весной из Харькова мне позвонил художник Сергей Усик, с которым встречались мы у Агафьи, и предложил добираться на лодке по Абакану. Я без колебаний ответил: на лодке очень опасно. Не ведая, на что решился Сергей, из Абакана в мае я получил тревожную весть: «Абазинский житель Федор Хлебников погиб на реке — лодку нашли, а людей нет». Я сразу подумал и о Сергее: не был ли он на той лодке? Оказалось — нет, остерегся. Позвонил мне на днях, когда я уже побывал у Агафьи. Услышав о Хлебникове, Сергей онемел: «Я ведь именно с ним хотел плыть…»
Я же добрался к таежникам тоже не безопасным в наши дни вертолетом. 10 июня с Байконура запускали с космическим грузом очередную ракету «Протон». Как обычно, в район обитанья Агафьи летели ученые искать следы топлива из второй ступени ракеты. Руководитель полета Николай Николаевич Кузнецов позвонил мне в Москву: «Собирайтесь! Вертолет заночует в тайге, вы сможете с ним же и выбраться».
Вертолет, поднимая волну в реке и мотая из стороны в сторону зелень на берегу, улетел, чтобы завтра сюда вернуться.
Местечко, где приземляются вертолеты, давно стало местом свиданий и первых расспросов. Сидим под елками на пеньках. Рядом шумит река, подчеркивая молчанье идущего в гору леса. У реки над кострищем висит закопченный котел, под елками медогонка и три полинявших улья напоминают о несбывшихся помыслах Ерофея иметь тут пчел. Стоит под елками и лабаз на двух высоких столбах, в него прячут привозимые сюда мешки с мукой и крупой. Под лабазом — лопаты, топор, пила, моток проволоки, ведра, канистра с бензином для пилы «Дружба», древесные кладки, берестяные туеса, подсыхающая трава для коз.