Око Гора

– Куда поставить? – спросил Хари, будто я заказывал то, что этот человек принес.

– Господи, да откуда мне знать?

Когда одноглазый снял с плеча корзину и поставил ее на землю, вонь его немытого тела окутала меня, словно облако мух – свежий навоз. Я не понял, что за скрещенные палки он принес, поднял одну и поднес к носу. Он нагнулся, столкнул палки, и я увидел рулон неотбеленного льна. Я пожал плечами, не понимая, зачем Хари меня побеспокоил, коли необходимо просто пополнить запас перевязок, но прежде чем я успел заговорить, мужчина поднял ткань, и под ней оказалось что-то синее. Судя по виду – лазурит. И бирюза!

Я схватил его за руку, и вскоре на его бронзовом лице появилась довольная улыбка.

– Во имя Тота, Пагош, от тебя же воняет! – Я ожидал, что он появится под покровом ночи, а не пока Ра-Атон едет по небу. – С возрастом твоя манера шутить становится наглой. – Хари рассмеялся, а Тули начал бегать кругами у наших ног.

– Суну, я не собирался смешить тебя. – Пагош стянул грязную тряпку с головы и подождал, когда мы успокоимся. – Если я смог обмануть и тебя, то беспокоиться не о чем.

– Спорить готов, что мимо Асет ты не прошел. – Он пожал плечами и не стал смотреть мне в глаза. – Должно быть, ты ее видел. Она присматривает за сыном Хари по утрам, когда Тамин ходит на рынок продавать сандалии Ипвет.

– Мы побеседовали.

Я указал ему на стул.

– Принес ее вещи?

– И еще свитки из библиотеки Узахора, – ответил он, плюхнувшись на свободное место. – Там есть еще, но мой осел очень тощ. Остальных уже забрали, чтобы перетаскивать зерно с полей. Надо будет съездить по меньшей мере еще один раз. – Я налил в глиняную кружку пива и подал ему. Он изобразил равнодушие, но даже финиковые пальмы и ивы поникли под жестоким палящим солнцем.

– Пойду сниму вторую корзину с твоего несчастного животного, – предложил Хари, возможно, чтобы дать нам поговорить наедине, – и отведу его попастись в то, что осталось от огорода. Немного травки смягчит его характер.

Пагош пожевал хлеба с сыром и запил пивом.

– Мена приезжал на этой неделе, как обычно? – спросил он. Я кивнул. – Он не видел ничего необычного на той стороне реки?

– Хоремхеб беспокоится о том, что будут делать хетты, после того, как Мурсили заступил на место своего отца. Приехал посланец из Хаттусы и требует компенсации за безвременную кончину принца, которого они послали к Анхесенамон. Кажется, он был родным братом Мурсили.

– Значит, ворона вернулась на насест, – прошептал Пагош.

– Рамос ждет неприятностей с той стороны?

– А Фараон озабочен тем, чтобы изгнать из Двух Земель последователей Еретика? – ответил он, ибо сейчас запрещено даже произносить имя бунтаря, уж не говоря о том, чтобы поклоняться его богу.

– Поклоняться Атону – не обязательно означает следовать за Еретиком, – подчеркнул я.

– Скажи это Хоремхебу.

– Его указ написан на стене храма, чтобы никто не прикрывался незнанием, когда нарушителей призовут к судьям Фараона. У Хоремхеба должно было быть одобрение Священного Совета, значит, всем им нравится вкус крови. Даже воришка испугается тех слов, которых и прочесть не может, увидев, как человеку отрубают руку. – Я поднял кувшин, чтобы снова наполнить его кружку. – Фараон не предпринимал ничего в отношении Нефертити, так что и Асет по той же причине будет в безопасности, даже если прослышат об Узахоре. В любом случае, человек, который подписывал их брачный договор, стал Верховным Жрецом Амона. – Пагош уставился на участок земли, где цвели фенхель и пурпурный тимьян, словно откладывая плохие новости.

– Рамос не говорит, какие у него планы насчет Асет?

– Я знаю, что он любит ее по-отечески. Если и заботится о ней больше, чем другие отцы о своих дочерях, то… это потому, что Асет отличается от большинства дочерей.

Я вспомнил, что Рамос говорил то же самое, но с тех пор много воды утекло.

– Вопрос в том, есть ли кто-то или что-то, что он любит больше.

– Суну, ты уже столько лет учишь Асет, что удивительно, если она еще хоть кому-то верит.

– Я мог бы сказать то же самое и про тебя, – возразил я.

– Рамос рассказал мне о твоем предложении, – сообщил Пагош, все еще не глядя на меня. – От всего сердца благодарю тебя, Тенра, но думаю, что нам лучше вернуться к нему.

– У нас сейчас есть на что жить, ибо многие врачи из Дома Жизни посылают сюда своих помощников за лекарствами и снадобьями, если тебя это беспокоит. И в результате Хари знает обо всем, что происходит, больше, чем целая армия шпионов, особенно если дело касается того, какого командира Фараон недолюбливает больше других, или чья жена спит с другим мужчиной. Или женщиной.

Он надкусил фигу, которую взял из чаши, стоявшей на столе.

– Если я поселюсь в твоем саду, словно птица, я могу сделать что-нибудь глупое и выдать вас обоих.

– Ты? Глупое? – Я лишь удивленно покачал головой. – А что насчет Мерит? Или ты не дал ей права выбирать? – Пагош наклонился, чтобы достать что-то из корзины, и подал мне кусок папируса.

– Она послала это, желая показать, что повторяет уроки Асет. – Я посмотрел, что там написано. Мои мысли с тобой. – Сначала, когда Асет появлялась в доме Узахора, она читала Мерит вслух. Написанные давно любовные стихотворения или поучительные рассказы, превращая это в игру. Однажды она зачитывала отрывки из дневника, который вела великая Царица, чье сердце было разбито потерей собственного младенца. Потом Мерит рассказала мне, что и ее сердце ощутило боль Царицы. Таким образом она поверила в магию слов. А поняв, что Царица страдала так же, как и она сама, стала чувствовать себя не такой одинокой. Не такой… ущербной. – Пагош нахмурился. – Это ее слова, не мои, и я запретил ей так говорить. – На секунду он замолчал, а я задумался, как ему удается сказать столько много таким малым количеством слов. – В том, что у Мерит больше не было детей, я вижу волю богини, давшей нам другое предназначение. Так что Мерит охотно вернется к Верховному Жрецу и к женщинам, служащим его тахут. – Пагош допил пиво и поднялся, прервав сон Тули о погоне за кроликом. – Моя жена никогда в этом не признается, но после того, как ее разлучили с Асет, у нее появилось время подружиться с другими служанками. – Он намотал грязную тряпку на указательный палец. – Например, с молодой вдовой по имени Амонет.

– Если тебе интересно, почему я туда больше не хожу, – сказал я, чтобы Пагошу не приходилось спрашивать, – то не в ней причина. На Амонет приятно смотреть, и она весьма талантливо умеет удовлетворить мужчину. Но продолжать отношения, если я не намереваюсь сделать ее своей женой, – это не маат. В моей жизни и так слишком много женщин. Нофрет и Тамин. Ипвет. Большего не вынесет никакой мужчина.

– Будешь ждать дальше, суну, и у тебя не останется детей, которые будут помнить твое имя после того, как ты уйдешь между гор на запад.

– Если то, чем я занимаюсь в этой жизни, – не достаточный повод помнить меня, то мое имя этого не заслуживает. Я, как и ты, Пагош, верю, что предначертание богов состоит в том, чтобы я заботился о чужих детях, а не о своих. – Он кивнул, а я облегченно вздохнул – как выяснилось, слишком рано, поскольку в его колчане осталась еще одна стрела.

– Я заметил, что ты не упомянул Асет среди женщин, с которыми тебе приходится мириться. Почему это, интересно? – Ответа он ждать не стал – сразу пошел через сад, а мне пришлось задуматься о недосказанном.

День 29-й, третий месяц засухи

Ночью пришел человек, которого в детстве знал Хари, и попросил помочь его жене. Успокоенный темнотой и тем, что Асет уже два месяца не выходила за пределы моих владений, я разрешил ей пойти со мной, и этот бездумный поступок чуть не довел ее до беды.

По пути Хари сообщил нам, что Пепи за кражу хлеба приговорили к десяти годам каторжных работ в шахтах Синая, и вернувшись в родной город он нашел работу – резать камни для столба, который Хоремхеб решил воздвигнуть перед храмом Амона. Глиняная хибара, к которой привел нас Хари, выглядела достаточно чистой, если не считать дыма от единственной масляной лампы. Но тот факт, что у рабочего нет соли, благодаря которой лампа не будет загрязнять воздух, которым он дышит, – признак несправедливо малого жалованья и многое говорит о том, кто ему платит.