Окольная дорога в небо

Оказалось, что кошмар так просто уходить не желает, и приблизительно через месяц после окончательного и бесповоротного решения завязать в гости к Роману пришел тот самый его друг, который разбился, выпрыгнув с балкона на последней "кислотной"

вечеринке. Пришел ночью... Просто вошел в комнату из коридора и сел в кресло, молчаливый и злой. И они долго говорили... Говорили...

Ночь... День...

"Скорую" вызвал брат Романа. Два хмурых санитара вытащили Романа из бессознательного состояния и ушли, почти ничего не объяснив. Так, что-то пробормотали по поводу режима, у них был и без того сложный день.

Еще несколько ночей Роман не спал...

Тело колотила дрожь, и даже брат не знал, что под подушкой у Романа лежит листок бумаги, на котором не его рукой написано несколько слов.

"МАНДРАГОРА." Адрес и способ применения.

Вкус не был особенно противным. Не горчил, но и особенно сладким тоже не был. Просто отвар... Что-то вроде слабого вчерашнего чая.

Потом были симптомы жесточайшего отравления. Судороги. Желание вывернуться наизнанку. Какие-то неосознанные галлюцинации, ничем не напоминающие глюки от ЛСД...

Ощущение приближающейся смерти.

Наверное, он все-таки умер. Потом ожил... И через некоторое время оказалось, что Роман уже совсем не тот, каким был. Словно бы после "смерти" что-то изменилось в нем.

Что-то улучшилось. Например, интуитивные аспекты сознания. Появилось что-то вроде дара предвидения, но работающего не всегда, а повинуясь своей, непонятной логике. Положительным был и тот факт, что Роман выжил... или ожил. Но вот потом вдруг оказалось, что мир, в котором он жил до этого момента, включает в себя и что-то совсем другое.

Совсем другое. И чувство темного присутствия в небесах стало сильнее... И большие неопределенного цвета осиные гнезда на улице плотно вошли в его жизнь, и тварь, что обдирала бомжа в подворотне, совсем не казалась галлюцинацией.

Только до сего момента изнанка реальности никак не проявляла своего осмысленного интереса к Роману.

Вечер. Остатки белых ночей не давали мгле сгуститься полностью. В некоторых местах город приобретал ту невыразимо тоскливую обреченность, которая свойственна только ему одному. Именно эта несмываемая печать завораживает поэтов, музыкантов и прочих людей творческих, склонных скорее к созерцанию, нежели к действию.

На улице, в переулке возле общаги, кого-то били. Судя по звукам жертва сопротивлялась активно и из не самой приятной роли жертвы собиралась перейти в более привилегированную роль мстителя. Кто-то заверещал, сладостно хакнул и в темноте раздался топот убегающих ног.

– Неплохо, - сказал кто-то за спиной Романа.
– Опять на наших наехали.

– Кто наехал, - спросил Роман в темноту.

Стоять на балконе было гораздо приятней, чем находиться в душной, пропахшей коноплей комнате, где, не сбавляя темпа и не прекращаясь ни на секунду, шла своим чередом оргия. Музыка, секс, наркотики, спирт...

– Если бы знать, кто-то повадился на наших наезжать. И все в темноте... Лиц не разглядеть. Надо отметить, что метелят солидно. Даже я как-то раз попал, так знатно с левой в скулу получил...

Роман, наконец, обернулся. За ним на балкон вышел кто-то незнакомый. То есть Роман его видел в этой компании, но как-то не было времени познакомиться. На лице никаких следов побоев у него не обнаружилось.

– Давно, уже сошло все, - пояснил незнакомый студент.
– Тебя Романом кличут?

– Да, вроде так... А ты кто?

– Ну зови меня Егор. Такой вот русский колорит. Не коробит?

Егор был не особенно спортивного телосложения, но что-то чувствовалось в фигуре, в движениях, и поэтому имя не коробило совершенно.

– Нет, не коробит, - ответил Роман.

Егор удовлетворенно кивнул и тихо, себе под нос, произнес:

– Из-за леса, из-за гор, едет дедушка Егор... У меня всегда мое имя ассоциировалось с грибами?

– С грибами?

– Ну да... Не знаю почему, даже не спрашивай.

– А с какими грибами?

– Ха, - Егор усмехнулся.
– Это-то самое интересное и есть... Ну поначалу, конечно, с обычными... Там со всякими подберезовиками и тому подобной мишурой, а потом понятно с какими.

– Псилосубы?

– Да, с ними... Ты на чем висишь?

– Ни на чем. Я и без этого шизик...

– Тоже неплохо, - Егор подошел к краю, оперся на перила, затем махнул рукой куда-то вдоль балкона, который длинной дугой огибал все общежитие. А вот они сидят. Посмотри, как им хорошо...

Роман посмотрел в указанном направлении и увидел парочку, которая занималась любовью. Судя по ряду признаков оба были под кайфом.

– Некачественно, - произнес Роман. Его не прельщал секс под "дурью", равно как и секс в очень пьяном виде.

– Почему?
– заинтересованно спросил Егор.

– Ощущения пропадают... Появляется...

механистичность, что ли. Им все равно, что делать, трахаться или с балкона прыгнуть...

– Но они не прыгают.

На это Роман не нашелся что ответить.

Действительно, не прыгают...

– В этом я вижу довольно большой и глубокий смысл. Они могут сделать все. И для них, - Егор кивнул назад, в комнату.
– Нет, как ты сказал, никакой разницы, что сделать.

Прыгнуть вниз, вскрыть себе вены, убить, умереть, заняться любовью, просто полежать или хорошо поесть... Но делают они почему-то только то, что им приятно. Что им не вредит... А разве не так нужно жить?

То, что не вредит тебе, в принципе не вредит и остальным. Тогда кому от этого плохо?

– Забавно. Значит когда они идут на воровство, чтобы пайку себе добыть, это не на вред другим?

– А ты хоть раз видел, чтобы они, - и он снова кивнул в сторону молодых людей за своей спиной, - воровали? Или устраивали погромы?

– Нет... Не видел.

– И я не видел. Потому что этого нет.

Потому что тут не продают "дурь". Тут ее... дают всем желающим. Ну с определенными ограничениями, конечно... Как ты понимаешь, какой-нибудь опустившийся уродец-отморозок в эти двери не войдет.

Живое воплощение всеобщей гармонии...

– И из окон никто не выпрыгивал?

– Нет.

– Значит повезло...

– Возможно...
– вяло отозвался Егор, а затем добавил другим голосом. Ты принимал Мандрагору.