Окольные пути

– Это кузен моего мужа, Байяр Анри, – торопливо сказала Арлет, поежившись. – А это моя сестра Одиль Анри и их слуга Жанно.

Представленные построились в рядок и, опустив глаза, кивнули парижанам. Самым поразительным был кузен Байяр, он беспрестанно хихикал, и нельзя было понять, от стеснительности это или от злобы. Ему было тридцать лет, у него было лицо лгуна, а волосы пучками росли, казалось, по всему его телу.

– Доброго здоровья! – прибавил он без всякой необходимости, искоса бросив похотливый взгляд на грудь Люс, тут же отвел его, продолжая хихикать, отчего стал выглядеть еще непристойнее.

– Разрешите мне, в свою очередь, представить моих друзей! – сказала, улыбаясь, Диана.

Находясь в благостном состоянии, она чувствовала себя самим воплощением французского изящества. И она уже представляла себе, как будет описывать сцену потом, когда вернется к своему привычному окружению.

– Как и положено, начну с себя. Меня зовут Диана Лессинг, живу в Париже, определенной профессии не имею, должна в этом признаться. – И она рассмеялась таким гортанным смехом, что у Лоика Лермита на голове и на руках встали дыбом все волосы – он прежде не замечал их и не знал, что их так много. Диана тем временем продолжала: – Эта молодая дама – Люс Адер, супруга блестящего парижского предпринимателя, который, тоскуя, ждет не дождется нас в Лиссабоне. Затем – Лоик Лермит, высокопоставленный чиновник, дипломат, он заботится о нас с самого начала этой перипетии, и, должна это признать, не без успеха. И наконец, возможно, вскоре я представлю вам нашего друга Брюно Делора, юного сумасброда, что, однако, простительно в его возрасте. Вот и вся наша маленькая компания!

Воцарилась изумленная тишина, в которой, однако, не было ни неприязни, ни насмешки, как с облегчением заметил Лоик. Бос действительно был прелестной мирной, населенной доверчивыми людьми провинцией, о которой он будет вспоминать всю жизнь, подумалось ему… Особенно когда он увидел, что Диана торжествующе подмигнула Арлет, взглянув на нее нежно, преданно, как приглашенная в гости заводила подмигнула бы недавно озабоченной, а теперь, благодаря ей, успокоившейся хозяйке дома. Впрочем, Мемлинг, судя по всему, совершенно не волновали ни атмосфера приема, ни настроение гостей, ее больше заботило, как всучить этим гостям грабли и вилы, а не каким разговором их занять. Она налила всем по второй чашке кофе, и по выражению ее лица можно было понять, что больше кофе не будет.

– Ладно… Кто отправится за Менингу и… вашим другом?

– Как же так? Они до сих пор не встали? – закричала копия Арлет Анри, бросая возмущенный взгляд на часы, которые показывали почти без четверти восемь.

При виде часов Лоик почувствовал, как в его памяти просыпаются и восстают столь дорогие ему воспоминания ленивого, праздного человека, ведущего ночной образ жизни, однако понадобились всего сутки для того, чтобы этот человек воспринял обычаи и мораль фермеров Анри с такой покорностью, как будто это были его великосветские друзья или непосредственное начальство.

– Брюно… наш друг получил вчера серьезный солнечный удар во время пешей прогулки, – запротестовала Люс плаксивым голосом.

– Да уж, видок у вашего друга неважнецкий, – подтвердил Морис.

Люс бросила на него взгляд, полный нежного упрека. Байяр Анри перехватил этот взгляд и сделал на основании его совершенно правильный вывод. Это заставило его осклабиться и обнажить свои верхние клыки, желтые и кривые, отчего он стал просто отвратительным в глазах Дианы: по ее мнению, минимум эстетики был необходим любому человеку, живущему в обществе (если представлялась такая возможность, Диана охотно прибегала в разговоре к подобным сентенциям, они были ее коньком). Как и все, она испытывала чувство живейшей антипатии к Байяру Анри, но не боролась с этим чувством, а упивалась им, как выражением некоего надежного инстинкта, именуемого нюхом.

Скользнув к Арлет, аккуратно убиравшей в комод хлеб, чашки и кофейник, Диана шепнула ей на ухо:

– Надеюсь, мне не придется работать рядом с вашим кузеном Байяром!

Арлет бросила на нее изумленный взгляд, открыла было рот, но в тот момент появился Фердинан, буквально неся в левой руке Брюно и ведя правой за шиворот Никуда-Не-Пойду.

– Кажись, этот парень с косой не справится, – сказал он, усаживая бедного Брюно на табурет, откуда тот сейчас же начал соскальзывать, как и накануне, но сострадательный Лоик повернул его и прислонил к столу. Брюно обвел все вокруг блуждающим взором, крупные капли пота текли по его землистому носу.

– Это ступенчатый солнечный удар! – сказала Диана решительным и знающим тоном, чем привлекла всеобщее внимание.

– Что это еще такое? – спросили одновременно несколько человек.

– Ступенчатый солнечный удар – это такой солнечный удар, который развивается сам по себе и может длиться три, четыре или пять дней. Так говорят в Марокко. Мы – мой муж и я – узнали это выражение от султана города Фес, который пригласил нас к себе однажды весной. С несчастным султаном случился солнечный удар, и он должен был провести три недели в больнице… в своей больнице, а мы в это время жили в его дворце. Эти арабы – шикарные мужчины! – поведала она более тихим голосом на ухо Жозефе, сидевшей рядом с ней. – Может быть, слишком яркие, слишком броские, но все же они великолепны! Можете говорить все, что угодно! – прибавила она.

К сожалению, Жозефа ничего не смогла сказать о великолепии арабских мужчин, потому что Арлет сухо произнесла:

– Все это, конечно, так, но меня этот ступенчатый солнечный удар никак не устраивает!

Лоик, Диана и Люс приняли виноватый и смущенный вид (впрочем, они действительно были главными виновниками того, что Брюно уклонялся от своих обязанностей, ведь каждый из них знал о той роли, которую он сыграл в этом деле).

– Ладно, – внушительно произнес Фердинан, – ладно, тогда мы, мужчины, справимся вчетвером. Двое будут снизу подавать на телегу снопы, двое наверху будут их укладывать. Значит, двое внизу и двое наверху, меняться будем каждый час, чтобы не надорвать поясницу. Согласны? Арлет и мадам Диана, – сказал он, кланяясь им, – займутся кухней. Тут тоже работенки хватает. Остальные женщины будут идти следом за нами и собирать колоски. – Сказав это, он отвернулся, стесняясь присутствия дам, и плюнул коричневатой слюной на пол позади себя. – Какие поля вы еще не обрабатывали? – спросил он затем у Лоика как профессионал профессионала.

При этом у Лоика был довольный вид кретина, подумалось Диане.

– Я обработал три поля, там, у дороги, и начал на четвертом поле рядом с балкой. Но там трудно работать: повсюду камни… – Бедняга аж стал заикаться.

– Ладно уж, заканчивайте там, а мы в это время будем собирать на первых трех, – сказал Фердинан. И без всякой злобы добавил: – Ну, вперед, паршивое стадо!..

– Я все же отправлюсь с вами, – сказал Морис. – Я смогу управлять лошадьми, и потом, я хочу показать мадемуазель Люс, как работает жатка…

Из-за раны у него был такой несчастный и униженный вид, что Лоик сочувственно улыбнулся ему, и, к его великому удивлению, парень с благодарностью улыбнулся в ответ, сразу же став похожим на ребенка. И Лоик снова ощутил его обаяние.

– Ни у кого не найдется фотоаппарата? – спросила с улыбкой Диана. – В Париже нам не поверят! Я подбираю колоски, а Лоик – на этой жатке-молотилке-веялке, или как ее там! Ах, нет! Нам понадобятся доказательства! Уверяю вас!.. – И поскольку ей никто не ответил, она скромно и мило прибавила: – Можно обойтись и без «лейки»! Сгодится любой маленький «Кодак»!

Но, судя по тому, что все промолчали, в Босе никто не увлекался фотографией.

При этом все встали и направились к порогу, а на дворе, несмотря на ранний час, уже чувствовалось палящее дыхание зноя. Но срывающийся голос Никуда-Не-Пойду остановил всеобщий порыв:

– Ну уж нет! Я в поле никуда не пойду. Я не хочу оставлять его одного с ней!

Все обернулись; голос Никуда-Не-Пойду звучал раздраженно и страстно, в нем была та особая значительность, какую умеют придавать своим словам только идиоты, свойство, постепенно стирающееся с годами, как, впрочем, и сам идиотизм.