Окончательный диагноз

Дверь открылась. На пороге появился невысокий мужчина средних лет. Он был лысоват. Дронго отметил его карие подвижные глаза, несколько скошенный нос, упрямый тяжелый подбородок. Увидев незнакомцев, стоящих у окон его дома, он встревожился.

– Кто вы такие? – требовательно спросил он. – Что вам здесь нужно?

Потапов шагнул к нему.

– Мы из службы охраны, – он достал служебное удостоверение. – Вот мои документы.

Незнакомец, внимательно осмотрев удостоверение, вернул его Потапову.

– Значит, вы генерал-майор, – с уважением сказал он. – Извините. А я думал, что вы посторонние люди.

– Почему посторонние? – не понял Потапов.

– Вы же знаете, что здесь произошло два дня назад. Такое нелепое и страшное убийство. Извините, что не представился. Сергей Всеволодович Романовский, советник российского посольства в Австрии.

– Вы – Романовский-младший, – понял Потапов.

– Если вы имеете в виду, что я сын моего отца, то да. Но есть еще один Романовский-младший – мой сын. Такие вот звенья в длинной цепи Романовских.

Он усмехнулся. Сергей Романовский был в мятых вельветовых джинсах болотного цвета и цветной рубашке, поверх которой он надел темно-зеленую безрукавку.

– Входите в дом, – пригласил Романовский. – Отец должен скоро вернуться. Я так понял, вы хотите побеседовать именно с ним.

– С вами тоже, – вставил Потапов.

– Со мной? – заинтересовался Сергей Всеволодович. – Он пожал плечами. – Не понимаю, чем я могу быть вам полезен. Вы думаете, что я специально прилетел из Австрии, чтобы убить нашего соседа?

Дронго улыбнулся. У советника посольства определенно было развито чувство юмора. Они вошли в дом, гораздо более просторный по сравнению с небольшими домами Перельмана и Глушкова. Очевидно, Романовский пользовался б'oльшим влиянием в правительстве, чем бывший вице-премьер.

– Входите, – пригласил их в комнату Сергей Всеволодович. – Отец переехал сюда три года назад. Кажется, до него здесь жил кто-то из советников президента. Вообще-то мы не хотели сюда переезжать. Отец долго отказывался именно от этой дачи.

– Почему? – спросил Потапов. – Что ему здесь не нравилось?

– А вы разве не знаете, что здесь случилось? – ухмыльнулся Романовский. – Об этом знает вся Жуковка. Здесь недалеко была дача бывшего министра иностранных дел. Вы ведь знаете, каким одиозным человеком он был. Все дипломаты стояли на ушах, когда он «флиртовал» с американцами, поддакивая их политике. Несогласных убирали, протестовавших увольняли. Вред, который он нанес нашей внешней политике, мы еще долго будем помнить. Видимо, его соседям надоел такой министр-ренегат. И в один из дней дача министра вспыхнула. Пожарные не успели ничего сделать. Или не захотели. И дача сгорела дотла. Я считаю, что ему еще повезло. За его деятельность на посту министра иностранных дел в любой цивилизованной стране мира его привлекли бы к уголовной ответственности за предательство. Но в прежнюю эпоху это было невозможно. И тогда соседи таким необычным способом выразили свой протест.

– Ваш отец думает иначе? – уточнил Дронго, опускаясь на массивный диван.

– Он думает так же, – ответил Романовский, усаживаясь в кресло, – но, как человек старой закалки, считал для себя неприличным оставаться в поселке, в котором подобным образом отнеслись к бывшему министру иностранных дел.

– Хороший у вас поселок, – с иронией сказал Дронго, взглянув на Потапова. – Выходит, смерть Глушкова – не первое ЧП в Жуковке. Может, снова соседский синклит собрался и вынес смертный приговор Глушкову? У вас выборный синклит или назначаемый?

– Добротная версия, – хмыкнул Сергей Всеволодович, – только не с Глушковым. Его любили и уважали все соседи. Это был крепкий мужик, хотя немного бабник. Нравился женщинам и, по-моему, иногда пользовался своим положением. К тому же некоторое время он пребывал в роли вдовца, и ему это, мне кажется, понравилось. Наши молодые женщины «западали» на Глушкова. И если его убили, то это вполне могло произойти на почве ревности. Он не был идеальным мужем для своей второй супруги. Хотя мне лично он нравился.

– Федор Григорьевич дружил с вашим отцом, – строго напомнил Потапов, которому не понравилась некоторая развязность их собеседника.

– Дружил, – весело согласился Сергей Всеволодович. – Ну и что? У них была общая страсть – коллекционирование монет. Вы знаете, что каталоги Глушкова и моего отца попали даже в Вену и Лондон. У обоих были редкие экземпляры монет, хотя отец всегда говорил, что его коллекция – всего лишь жалкое подобие коллекции Федора Григорьевича. Тот собирал монеты всю свою жизнь.

Потапов быстро взглянул на Дронго.

– Они часто встречались? – уточнил генерал.

– Не знаю. Но думаю, часто. Им было интересно друг с другом. И по-моему, смерть Глушкова очень сильно подействовала на моего отца. Здесь говорят, что нашего соседа ограбили и убили, но я не очень верю в эту версию. Кому и зачем понадобилось убивать Глушкова? В последние годы он занимался только своим институтом.

– А монеты? – вмешался Дронго.

– Что? – сбился Романовский.

– Вы ведь сами сказали, что у Глушкова была редкая коллекция монет.

– Вы думаете, его убили из-за монет? – изумился Романовский и помрачнел. – Вот почему вы пришли к нам… Думаете, что мой отец каким-то образом может оказаться причастным к этому преступлению? У Глушкова пропали монеты?

– Не знаю, – ответил Дронго. – Об этом вам лучше поговорить со следователями прокуратуры. Мы не проводили обыск в его доме. Нас интересуют обстоятельства возможного появления в доме Глушкова чужих людей.

– Вы полагаете, что мой отец, известный нумизмат и коллекционер, может оказаться каким-то образом замешанным в этом деле?

– Нет, – ответил Дронго. – И не нужно так педалировать эту тему. Мы всего лишь уточняем факты. Что вы делали в тот вечер?

– Спал, – хмыкнул Романовский. – Меня уже дважды об этом спрашивали. Я спал на втором этаже и не смотрел в сторону дома Глушкова. Вы можете подняться и проверить. Из нашей спальни виден его дом, но я не смотрел в ту сторону. И никого не видел. А если бы даже увидел кого-то постороннего, то не придал бы этому ровным счетом никакого значения. Я не очень хорошо знаю соседей по даче, тем более всех новых родственников и друзей Глушкова. Одну молодую женщину мне удалось разглядеть. Когда она выбежала из дома, мне показалось, что она немного не в себе. Следователям я не стал ничего говорить. Сам не знаю почему. Наверное, мне было ее жаль. У нее был вид не убийцы, а, скорее, жертвы.