Окончательный приговор

– Будем действовать аккуратно, лишний раз не высовываться. Спасибо за предупреждение. А сам старший следователь чем занят?

– Я думаю, главная у него задача – выставить ловушку вокруг дома Висангири Майрбекова. Село там громадное. Почти поселок, а не село. Места для оперативного простора хватает. Местные жители будут на стороне тех, кто вас ловит, потому что вы убили их односельчан. Вам там надеяться не на кого. Придется действовать без поддержки. У меня, Паша, все. Машина за мной пришла. На службу поехал.

– До связи, товарищ полковник.

– Докладывай новости. До связи…

* * *

Мы по-прежнему быстро ехали. Правда, уже после Ставрополя нас остановили сотрудники ДПС, и старший лейтенант долго вертел в руках сначала мои документы, потом документы Вадима Корчагина, потом потребовал права у Вальтера, на что старший прапорщик пожал плечами и сказал чуть виновато, что по состоянию здоровья не может водить машину, и потому в правах не нуждается. Вальтер почему-то не захотел показывать милиционеру свои права. Но он не сидел за рулем, и потому претензий к нему предъявить было нельзя. Мент и так и сяк документы вертел, придумывая, видимо, с какой стороны подойти к нам, чтобы стрясти денег. И конец этой ситуации положил опять Вальтер, который прямо из машины несколько раз сфотографировал патрульного. Тот заметил съемку, сделал останавливающий жест рукой; тем не менее, снимки уже были сделаны, и это менту, как ему показалось, чем-то грозило.

– В Чечню едете?

– В Чечню, – кивнул я, соглашаясь.

– Цель поездки?

– Редакционная командировка.

– Из газеты, что ли?

– Из журнала.

Милиционер вздохнул и с видимым сожалением вернул документы. Очевидно, решил, что рыбка попалась не по его снасти. И счел за благо остаться без подачки, но с погонами. Без погон и следующую подачку не получишь.

– Счастливого пути, – даже пожелал он на прощание.

– Счастливо оставаться, – пожелал я в ответ.

И мы благополучно двинули дальше, к самой Чечне. До границы республики оставалось совсем немного. И границу мы определили сразу, по усиленному посту. Но милиционеры на посту, как обычно бывает, проверяли все машины, едущие нам навстречу, и только выборочно – машины, едущие в республику. По закону вредности остановили меня. Корчагин благополучно проследовал дальше, но успел сказать мне по «переговорке», что они с Вальтером будут ждать меня за поворотом и приготовят завтрак. Это меня устраивало, потому что завтракать было уже пора.

Что такое в данной ситуации «приготовить завтрак», я понимал, потому что мы все знали о существовании за поворотом придорожного кафе, и даже заранее планировали там остановиться. Значит, после проверки я подъеду к кафе, когда шашлык будет уже почти готов и не придется долго ждать.

К моей машине одновременно с трех сторон направились инспектор дорожно-патрульной службы, два омоновца и два военных. До этого они стояли как-то в стороне друг от друга, вместе со своими коллегами.

Я вышел из «Джимни», потянулся – и на пару секунд, не больше, почувствовал некоторую неуверенность. Военные, солдат с офицером, были из спецназа ГРУ. Более того, мы с этим старшим лейтенантом несколько раз мимоходом, во время проведения каких-то широкомасштабных мероприятий, встречались, хотя я даже не знал ни его фамилии, ни имени. Полковник Переславцев предупредил, что в облавы включили части спецназа ГРУ, но не сказал, какой приказ отдали нашим парням на случай обнаружения моей группы. Могло и так получиться, что эти ребята не знают об операции, проводимой собственным командованием. Тогда вполне возможным было ждать неприятностей. Однако вида, что узнал старшего лейтенанта, я не подал. Да мне и смотреть на него не пришлось, потому что я предъявлял документы милиционеру и при этом умышленно повернулся к спецназовцам спиной. Но они, словно присматриваясь, обошли машину и оказались прямо против меня. Пара омоновцев осталась за спиной.

– Что в Чечне ищете? – спросил мент, разговаривая с кошмарным акцентом.

– Служебная командировка, – отделался я стандартной фразой.

– Командировочное удостоверение ваше посмотреть можно? – спросил один из омоновцев из-за спины. Этот тоже был из местных.

Командировочное удостоверение лежало у меня в том же бумажнике, и достать его было недолго. Сначала посмотрел мент, потом передал за плечо омоновцу. Тот осмотрел внимательно, зачем-то даже бумагу на просвет попытался проверить, словно в командировочном удостоверении должны быть водяные знаки. Странно, что на язык не попробовал.

– Телефонный номер здесь московский указан, – заметил омоновец. – Номера на машине кабардино-балкарские. Так откуда вы?

– Собственный корреспондент московского журнала на Северном Кавказе. Есть специальный корреспондент, который приезжает из Москвы, есть собственный корреспондент, который на месте живет.

– Откройте машину, – сказал стоявший сбоку офицер спецназа ГРУ. – Заднюю дверцу…

Я посмотрел на него, поймал его внимательный взгляд, и понял, что старший лейтенант узнал меня. У нас в спецназе ГРУ у всех память тренированная. И просьба открыть заднюю дверцу машины, как я понял, была направлена на прерывание действий подозрительных чеченских омоновцев.

Я кивнул и протянул руку за командировочным удостоверением. Однако омоновец выставил вперед ладонь, достал сотовый телефон и стал звонить по номеру, указанному в командировочном удостоверении. Я не стал ему мешать. Конечно, я не вникал в такие организационные тонкости, как телефонный номер на этой бумажке. Но был уверен, что, если номер там проставлен, по нему ответят и скажут то, что следовало сказать. И потому я отошел к задней дверце, открыл ее, показывая то, что вообще-то положено называть багажником, но что багажником, по сути дела, не является. Хотя положить туда автомат впритирку с сиденьями второго ряда можно.

За машиной, невидимый для других проверяющих, старший лейтенант подмигнул мне. Я кивнула в ответ. Но разговаривать как знакомый со знакомым, даже шепотом, было нельзя. Говорить можно было только громко и о чем угодно постороннем.

– И как машина? – спросил старший лейтенант, захлопывая заднюю дверцу.

– Нормальная. Я не новую брал. И ничего, бегает еще. И не застрянешь нигде. Тесноватая только. И жестковатая, как «уазик».

– Такие в финской армии на вооружении стоят.

– А вот этого я понять не могу, – усмехнулся я. – Финны обычно ростом не маленькие. Головой биться должны.

– Я себе думаю такую брать, – старший лейтенант говорил равнодушно, как с человеком, которого видит впервые. – Советуете купить?

– Если много по пересеченной местности ездить, советую. По асфальту лучше на легковой. В долгой дороге устаешь.

– Ну, мне в отпуск на дачу поехать, на рыбалку. Как раз такая и нужна.

Подошел омоновец, вернул мне удостоверение.

– Там сказали, что вы втроем едете. Остальные где?

– Раньше проехали, – сообщил я. – Я догоняю.

– Друг друга не потеряете?

– Там впереди кафе. Договорились в нем позавтракать. Ждать должны.

Я умышленно назвал точное место встречи. Если бы у меня было желание что-то скрывать, то я, конечно, это место не назвал бы. А так – пусть проверит и убедится, что мне скрывать нечего, следовательно и подозревать меня нет оснований.

– Счастливого пути! – козырнул омоновец.

Инспектор ДПС козырять не стал, поскольку в ГИБДД не так давно отменили эту норму вежливости, и вернул мне права и документы на машину. Другой инспектор в это время остановил следующую машину. И первый крикнул ему: