Окончен бал, погасли свечи
Шрифт:
ГЛАВА 8
Роман Святославович Красильников — а это был именно он, младший брат Кирилловой жены Ольги, которого я видела только на фотографиях, показанных мне Инессой, — у капитана пытался хорохориться. На вопрос, что он делал у камер хранения, он тут же ответил:
— Приятель попросил забрать одну вещь, я согласился… Его самого в городе нет сейчас, а срок хранения истекает.
— И какую вещь? — невозмутимо пуская кольца дыма, уточнил Мельников.
— Понятия не имею! — отрезал Красильников. — Вещь не моя, чего я стану лишние вопросы задавать?
— А
— Да это… Да это случайно получилось! — выпалил Ромка. — Я и не хотел его открывать, просто случайно задел угол…
— Вы хотите сказать, что ваш знакомый просил вас забрать из камеры хранения носовой платок? — усмехнулась я, кивая на платочек, лежавший на столе.
— Мадам, — скривился в ответ Красильников, — еще раз повторяю: я не знаю! Не знал, что там лежит и с какой целью мой приятель просил это забрать. Я просто исполнял его просьбу.
— А Екатерину Николаевну Лобоцкую вы шантажировали тоже по чьей-то просьбе? — не удержалась я.
Роман не удостоил меня взглядом, а с наигранным сочувствием обратился к Мельникову:
— Товарищ капитан, я понимаю, что такое женщина в милиции. У нее, наверное, фантазия слишком разыгралась. Работа скучная, небось хочется чего-нибудь остренького, вот она и придумывает, чего не было.
Вместо ответа Мельников позвал дежурного и попросил привести Лобоцкую. Когда Екатерина Николаевна вошла в кабинет и увидела сидящего там Романа, то до нее сперва не дошло, что он здесь делает. Когда же она поняла, у нее просто отпала нижняя челюсть.
— Ах ты мерзавец… — зловещим шепотом проговорила она. — Да ты знаешь, что я с тобой за это сделаю?!
— Минуточку, минуточку, — заволновался Ромка. — Товарищ капитан, я не понимаю, какое отношение Касс… Екатерина Николаевна имеет к тому, что со мной случилось?!
— А вот это мы сейчас и услышим, — пообещал Мельников. — Екатерина Николаевна, объясните Роману Святославовичу ситуацию, а то у него, кажется, проблемы с памятью.
Екатерина Николаевна объяснила ситуацию. При этом всякий эзотерический флер слетел с нее, это была рассерженная, оскорбленная в лучших чувствах женщина.
— Ах ты шантажист несчастный! Да если б я знала, что это ты, я б с тобой мигом разобралась, паразит! Одна вертихвостка ваша воду мутит, все нервы уже истрепала, теперь и ты туда же, сопляк несчастный?! Ну все! Терпение мое кончилось! Теперь-то я уж точно позабочусь, что и ты в тюрьму загремишь, и сестрица твоя с голой задницей останется! И пускай больше не является, я ее с крыльца так спущу, что она все ступеньки пересчитает! Плебейская семейка!
— Стоп-стоп, Екатерина Николаевна, давайте по существу, — поморщился Мельников. — Вы садитесь, садитесь. Итак, вам пришло письмо…
— Письмо мне пришло, в почтовом ящике лежало, — согласилась Екатерина Николаевна, несколько успокаиваясь и присаживаясь на стул. — Там написано, чтобы я принесла в камеру хранения две тысячи долларов. Пятнадцатого числа… Ну и… вот, — заключила она.
— Товарищ капитан, — с улыбкой старого друга обратился Ромка к Мельникову. — Я хочу вам кое-что объяснить. Дело в том, что эта
женщина — подруга моей родственницы…— Какой еще родственницы? — повысила голос Лобоцкая. — Это ты Инессу родственницей называешь? Про родство забудь! А уж когда я Кириллу все расскажу, он сам с твоей сестрицей разведется, будь уверен! И ни копейки не получите! Родственнички нашлись на нашу голову!
— …По непонятной мне причине, — не обращая на нее внимания, продолжал Красильников, — она меня всегда терпеть не могла и любыми способами старалась причинить мне неприятности. Вот и сейчас… Дело в том, что я неоднократно говорил Инессе Витальевне, что от этой женщины нужно держаться подальше. А то она со своими колдовскими делами бог знает до чего может дойти! Возьмет еще и какую-нибудь гадость в еду сунет…
— Какую гадость?! — вскричала Кассандра, но Мельников сделал ей знак успокоиться.
А Рома тем временем продолжал:
— Видимо, она из-за этого так и взъелась на меня, решила просто выжить нас с сестрой из семьи Вавиловых, хотя сама им никто. Я так полагаю, что она и затеяла всю эту адскую аферу. Уж не знаю, как ей удалось впутать сюда моего приятеля, но она, с ее умом интриганки, вполне на это способна. Тем более что занимается всякой там черной магией и прочей дрянью. Скорее всего, она заморочила ему голову, устроила эту канитель — и вот результат! Я, возможно, не образец добродетели, но заниматься шантажом — это не мое. Я всегда уважал закон. К тому же, что она может мне предъявить, кроме голословных обвинений?
— Предъявить есть что, — спокойно кивнул Мельников и полез в ящик стола. — Как, вы говорите, имя вашего приятеля? — небрежно спросил он, доставая листок бумаги.
— Э-э-э… — Красильников замялся и заерзал на стуле. — Ну вы же понимаете, что этот человек здесь ни при чем, я не хочу его подставлять. Я в отличие от Екатерины Николаевны человек честный и с принципами, знаете ли.
— Возможно, — усмехнулся Мельников. — Но дело даже не в том, что вы не можете назвать ничьего имени. Самое главное — вот, — и он показал Красильникову письмо.
— Простите, я плохо вижу… — Роман вытянул шею вперед, пошевелил губами, после чего с победным видом откинулся назад.
— Это не я писал, — оттопырив нижнюю губу, заявил он. — Совершенно не мой почерк.
— Понятно, что своим вы бы не стали писать, — кивнул Мельников. — Но дело в том, что современная графологическая экспертиза может стопроцентно определить, кто написал это. И неважно, изменяли вы почерк или нет, даже если вы писали печатными буквами, результат будет тот же. Так что до получения результатов экспертизы вы останетесь у нас, а затем — не обессудьте.
С этими словами он убрал листок.
— Чтоб тебя, паразита, на лесоповал отправили! — в сердцах воскликнула Кассандра.
— Вы можете идти, — сказал ей Мельников. — Давайте пропуск, я подпишу.
Екатерина Николаевна, она же Кассандра, бросив напоследок еще несколько гневных фраз в адрес «нахального сопляка», с достоинством удалилась. Я осталась в кабинете.
— Ну так что, признаетесь? — обратился к Красильникову Мельников. — Вам это зачтется.
— Мне не в чем признаваться! — заявил Ромка.