Окопная правда войны

3. Есть случаи, когда немцы занимаются провокацией, заявляя об изнасиловании, когда это не имело места. Я сам установил два таких случая.

Не менее интересно то, что наши люди иной раз без проверки сообщают по инстанции об имевших место насилиях и убийствах, тогда как при проверке это оказывается вымыслом.

Заслуживает интереса такого рода факт: когда я 27 апреля находился в 3-й ударной армии, было донесено, что командир 85-го танкового полка Чистяков в пьяном состоянии приводил к себе немок, насиловал их, а когда на крик одной немки военнослужащие хотели зайти в дом, где находился Чистяков, он отдал приказ развернуть самоходную установку и открыл стрельбу, убив при этом 4 человека и ранив 6 наших военнослужащих.

Я приказал заместителю военного прокурора армии и военному следователю немедленно выехать на место.

29 апреля прокурор армии шифром донес мне о том, что этот факт не подтвердился.....

***

«История Великой Отечественной войны завалена ложью, — говорит Даниил Гранин. — До сих пор мы не имеем точных данных даже о потерях: эти цифры постоянно меняются, увеличиваются, сейчас говорят уже о 27 миллионах погибших. Пока еще не написана достаточно честная, объективная история этой войны. Так и не пересмотрены репутации советских полководцев. Мы привыкли судить по операциям, завершившимся более или менее благополучно. Но мы никогда не оценивали потери. Какой ценой достигались эти победы? У нас ведь с людьми не считались, воевали, что называется, мясом...»

На участке севернее Варшавы на Модлинском направлении противник удерживал на восточных берегах рек Висла и Нарев небольшой участок местности, упиравшийся своей вершиной в слияние этих рек и обтекаемый, с одной стороны, Вислой, а с другой — рекой Нарев. Некий треугольник, образованный этой местностью, был расположен в низине. И наступать на него можно было только в лоб... Берега двух рек значительно возвышались над местностью, которую войскам Рокоссовского приходилось штурмовать неоднократно. И с этих же высоких берегов немцы хорошо просматривали подступы к своим позициям.

Они их простреливали перекрестным артиллерийским огнем с позиций, расположенных за реками Нарев и Висла, а также еще и крепостной артиллерией, располагавшейся у слияния рек.

Большие потери, большой расход боеприпасов и бесполезные атаки выводили из себя Константина Константиновича.

«Мои неоднократные доклады Жукову о нецелесообразности этого наступления и доводы, что если противник и уйдет из этого треугольника, то мы все равно его занимать не будем, так как он нас будет расстреливать своим огнем с весьма выгодных позиций, не возымели действия, — вспоминал он. — От него я получал один ответ, что он не может уехать в Москву с сознанием того, что противник удерживает плацдарм на восточных берегах Вислы и Нарева.

Для того чтобы решиться на прекращение этого бессмысленного наступления вопреки желанию представителя Ставки, я решил лично изучить непосредственно на местности обстановку».

Для чего Рокоссовский выехал в первый эшелон (батальон 47-й армии) и до рассвета залег с офицерами на исходном положении для атаки.

«Я не буду описывать произведенного на меня эффекта огня наших средств, но то, что мне пришлось видеть и испытать в ответ на наш огонь со стороны противника, забыть нельзя, — писал в своих мемуарах маршал. — Не прошло и 10 минут от начала нашей артподготовки, как ее открыл и противник. Его огонь велся по нам с трех направлений: справа из-за Нарева — косоприцельный, слева из-за Вислы — тоже косоприцельный и в лоб из крепости и фортов. Это был настоящий ураган, огонь вели орудия разных калибров, вплоть до тяжелых: крепостные, минометы обыкновенные и шестиствольные. Противник почему-то не пожалел снарядов и ответил нам таким огнем, как будто хотел показать, на что он еще способен. Какая тут атака! Тело нельзя было оторвать от земли, оно будто прилипло, и, конечно, мне лично пришлось убедиться в том, что до тех пор, пока эта артиллерийская система противника не будет подавлена, не может быть и речи о ликвидации занимаемого противником плацдарма. А для подавления этой артиллерии у нас средств сейчас не было».

В результате Константин Константинович приказал подать сигнал об отмене атаки, а по телефону передал командармам 47-й и 70-й армий о прекращении наступления.

«На свой фронтовой КП я возвратился в состоянии сильного возбуждения и не мог понять упрямства Жукова. Что, собственно, он хотел этой своей нецелесообразной настойчивостью доказать? Ведь не будь его здесь у нас, я бы давно от этого наступления отказался, чем сохранил бы много людей от гибели и ранений и сэкономил бы средства для предстоящих решающих боев. Вот тут-то я еще раз окончательно убедился в ненужности этой инстанции — представителей Ставки — в таком виде, как они использовались».

Рокоссовский позвонил Верховному: «Сталин меня выслушал. Заметно было, что он обратил внимание на мое взволнованное состояние и попытался успокоить меня. Он попросил немного подождать, а потом сказал, что с предложением согласен, и приказал наступление прекратить, войскам фронта перейти к обороне и приступить к подготовке новой наступательной операции».

Не это ли тот самый момент истины, когда в очередной раз меркнет «полководческое мастерство» Жукова перед полководческим мастерством Рокоссовского?

Феликс Чуев о Рокоссовском: «... Что немаловажно, его любили и офицеры. Сергей Сергеевич Наровчатов, поэт, боевой офицер, рассказывал мне, что служил под командованием Жукова. Но когда в конце войны они узнали, что новым командующим у них будет Рокоссовский, все офицеры бросили вверх шапки и закричали “ура!”. Пишу это нисколько не в обиду Жукову, а как факт, рассказанный мне старшим товарищем по перу.

Голованов поведал мне, как произошла эта смена командующих фронтами.

Во время Висло-Одерской операции наши войска были ослаблены и не смогли форсировать Вислу. Жуков как представитель Ставки, взялся командовать фронтом Рокоссовского и потерпел неудачу. Сталин позвонил Рокоссовскому:

— От кого, от кого, а от вас, Константин Константинович, не ожидал.

— А я здесь не командую, товарищ Сталин, — ответил Рокоссовский... Жуков был снят с поста заместителя Верховного и назначен на фронт Рокоссовского, а Рокоссовский — на фронт Жукова».

Маршал Рокоссовский вспоминал об этом так: «Уже был вечер. Только мы собрались в столовой поужинать, дежурный офицер доложил, что Ставка вызывает меня к ВЧ. У аппарата был Верховный Главнокомандующий. Он сказал, что я назначаюсь командующим войсками 2-го Белорусского фронта. Это было столь неожиданно, что я сгоряча тут же спросил:

— За что такая немилость, что меня с главного направления переводят на второстепенный участок?

Сталин ответил, что я ошибаюсь: тот участок, на который меня переводят, входит в общее западное направление, на котором будут действовать войска трех фронтов — 2-го Белорусского, 1-го Белорусского и 1-го Украинского; успех этой решающей операции будет зависеть от тесного взаимодействия этих фронтов, поэтому на подбор командующих Ставка обратила особое внимание.

Касаясь моего перевода, Сталин сказал, что на 1-й Белорусский назначен Г.К. Жуков».

К слову, 12 ноября 1945 г. Приказом Ставки ВГК № 220263 маршал Жуков был освобожден, как представитель Ставки ВГК от руководства операциями 1-го и 2-го Белорусских фронтов в связи с назначением командующим войсками 1-го Белорусского фронта. С 1-го по 13-е ноября он находился в Ставке ВГК в Москве. 14-го поездом выехал из Москвы и 15-го прибыл в штаб фронта.

В 1966 г. на специальной беседе у начальника Главного политического управления СА и ВМФ генерала А.А. Епишева о возможности закончить войну раньше и захватить Берлин (по утверждению в мемуарах Маршала Советского Союза В.И. Чуйкова) выступил и Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский. В частности он сказал: