Окопники

Как писатель, Г. Василенко дебютировал повестью «Возвращайтесь живыми», опубликованной в журнале «Октябрь» в 1980 г. В последующие годы в Москве и Краснодаре изданы его книги: «Бои местного значения», «Чистые руки», «Без срока давности», «Вешняя Кубань» и другие.

Наиболее близкая тема писателю — судьба фронтового поколения, окопников, рядовых защитников Родины, вынесших на своих плечах неимоверные тяжести военного лихолетья, одержавших Победу над сильным и коварным врагом, а потом возродивших страну из руин.

Другой сюжетной линией его произведений является трудная работа рядовых разведки и контрразведки, во многом Неблагодарная, но нужная государству, полная морального и физического напряжения в повседневных буднях.

В большинстве своем книги генерал — лейтенанта Г. Василенко, прослужившего пятьдесят лет в строю, такие как роман «Жертва», повести «Стюардесса», «Последнее свидание», «Клад», «Крик безмолвия» и др. рассказы и очерки написаны на документальной основе.

Писатель активно выступает и как публицист в газетах и журналах с высоких гражданских позиций.

За участие в боях на фронтах Великой Отечественной войны награжден многими орденами и медалями.

Член Союза писателей России. Председатель Союза писателей-фронтовиков Кубани.

ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ЖИВЫМИ

Среди книг о войне всегда привлекают внимание произведения, написанные по собственным впечатлениям, на основе воспоминаний, конкретных событий и фактов. К ним относятся записки Григория Ивановича Василенко, ветерана Великой Отечественной, подкупающие первозданностъю увиденного и пережитого, яркостью и правдой. Когда я читал их, то как будто вновь оказался на Северо — Западном фронте, в гиблых местах новгородских лесов.

Автор как бы обозревает войну с тех «вышек», которые он сам лично занимал на фронте. Эти «вышки» берут начало на дне солдатского окопа и поднимаются всего лишь до командного пункта командира роты. Кажется, не высоко, но с них-то и охватывается вся подлинность войны, какой виделась и ощущалась она людьми переднего края.

Иван Стаднюк.

1

Поезд отошел от безлюдного перрона глубокой ночью.

Я расположился за столиком у окна. Мне хорошо было видно, как в черном небе скрещиваются лучи прожекторов и вспыхивают разрывы зенитных снарядов. Напротив, повернувшись спиною к окну, сидел Петр Сидоренко и под стук колес подпевал другим курсантам, затянувшим удалую русскую песню. Всего четыре месяца назад мы окончили среднюю школу и поступили в оружейно — техническое училище. Только четыре месяца прошло, а кажется но это было!

Перед отправкой на вокзал старший политрук читал нашей команде сводку Совинформбюро. В ней сообщалось, что в течение прошлой ночи положение на Западном фронте резко ухудшилось: немецко — фашистские танки и мотопехота прорвали нашу оборону; советские войска оказывают врагу героическое сопротивление, наносят ему тяжелые потери, но вынуждены отходить.

Старший политрук предупредил, что нам, вероятно, придется вступить в бой немедленно. А мы и без того были готовы к этому. И каждый, пожалуй, решил про себя показать в лучшем виде, на что способны курсанты военного училища…

И вот поезд наш прибыл в Москву, на Курский вокзал. Здесь курсантскую команду разбили на несколько групп. Мы с Петром оказались в той, котррой было приказано следовать на Бахметьевскую, в институт инженеров железнодорожного транспорта. Там формировалась новая дивизия: ей предстояло оборонять ближние подступы к столице.

Капитан, принявший нас в одной из институтских аудиторий, искренне обрадовался нашему появлению, сказал, что дивизии очень нужны опытные оружейники, и незамедлительно распределил всех по полкам.

— В ваш полк, — обратился он ко мне и Петру, — можно проехать трамваем, а потом троллейбусом. Держите курс на Воробьевы горы…

Так началась наша служба в действующей армии.

Полк занимал оборону в районе киностудии «Мосфильм». Здась, на краю и по склонам глубокого оврага, бойцы рыли окопы поглубже, строили блиндажи покрепче, воздвигали дзоты.

Мы с Петром Сидоренко под началом старшего оружейного мастера Чулкова с рассвета и до позднего вечера ходили из роты в роту, проверяли исправность винтовок и пулеметов, если надо, тут же ремонтировали их. Чулков до хрипоты ругался, если у кого-то из бойцов обнаруживалось на оружии хотя бы пятнышко ржавчины. Доставалось от него командирам взводов и даже рог. Я пытался утихомирить его.

— Ты чего? — оборвал меня Чулков. — Думаешь, осадное положение — это, мол, одно, а ржавчина на винтовке -

другое? Нет, брат! Наплевательское отношение к оружию в нынешней обстановке — преступление. Понял?

— Понял, товарищ старшина.

На ночь мы не всегда возвращались в нашу оружейную мастерскую, на Серпуховку. Ночевали в покинутой даче, чтобы пораньше с утра возобновить работу в ротах. С наступлением темноты одна за другой следовали воздушные тревоги. Дача содрогалась от пальбы стоявшей поблизости зенитной батареи.

Чулков и Петр Сидоренко засыпали быстро, я долго ворочался на голом столе со стопкой книг под головой. Перебирал в памяти всю свою недолгую жизнь, близких мне людей и даже соседей по квартире.

Из соседей чаще других вспоминался старый рабочий Прокофий Иванович. В последние предвоенные годы он стал прихварывать и вышел на пенею, но как только началась война, опять вернулся на завод и считался там незаменимым наладчиком станков. В свободное от заводских забот время он сидел обычно на лавочке под своим окном — читал газету либо беседовал с нами, подростками. У Прокофия Ивановича всегда находилось что-то важное для нас. Он умел говорить с мальчишками, как никто другой.

— Все отступаем, — сокрушался Прокофий Иванович. — А почему? Не знаете?.. И я не знаю. Только бы окрепнуть чуток — сразу буду проситься на фронт…

Мы с Петром решили: если уж Прокофий Иванович на фронт собирается, то нам и подавно сидеть дома негоже. Настойчивые наши просьбы призвать нас в действующую армию были отклонены, потому что ни мне, ни Петру не исполнилось еще восемнадцати. Но в военное училище нас направили.

2

В конце октября 1941 года обстановка на Западном фронте с каждым днем накалялась: враг стоял у ворот Москвы. А в нашей дивизии на удивление всем начались строевые занятия. Мы с Петром в составе одного из батальонов тоже старались, как в училище на плацу, держать равнение в шеренге, тверже и шире шагать с винтовками наперевес.

Когда пришли в этот батальон проверять оружие, Чулков представил нас комбату как курсантов.

— Курсанты? — обрадовался капитан. — Становитесь в строй. Мне как раз не хватает двоих.

Мы довольно робко попытались объяснить, что нам приказано проверить оружие и возвратиться в полк, но комбат напомнил, что устав обязывает каждого выполнять последнее приказание. Чулкову не хотелось отпускать нас. Но как он ни доказывал, что оружейники должны заниматься своим делом, нам пришлось все же стать в строй.