Окраина
Шрифт:
– Нет… – начал он.
Раздался выстрел. Семен замер, и один из мужчин рассмеялся. Они что, стреляли в него? Семен этого не знал и боялся спрашивать. Первой его мыслью было повернуться и убежать за помощью, как подсказывал ему инстинкт. Но он знал, что этой ночью помощи ждать неоткуда, и, хотя его всего трясло от страха, Семен остался на месте.
– Уходите, – сказал он. – Уходите домой, немедленно!
– Уходите домой, немедленно! – передразнил его кто-то, и мужчины засмеялись.
А потом они стали стрелять по дому, целясь в его фасад. Делали они это по очереди – одни освещали здание фонарями, а другие стреляли. Сначала пули просто исчезали
Здание кровоточило.
«Так что же тогда находится под волосами?» – подумал он. Ему ничего не приходило в голову. Было только совершенно очевидно, что это не здание. Голоса стрелявших стали громче, и в них появился страх, когда они сами увидели темную жидкость, стекающую в грязь.
– Это наша церковь! – крикнул Семен, собрав в кулак все свое мужество. – Оставьте нас в покое!
– Заткнись, старик!
Семен почувствовал, как пуля ударила его в грудь и вошла в тело, разрушая кости и органы на своем пути и остановившись где-то глубоко-глубоко. Он качнулся вправо и схватился рукой за ту горящую и истекающую кровью часть тела, в которую вошла пуля. Прислонившись к стене молельного дома, молоканин немедленно почувствовал себя в гуще волос, которые крепко держали его и тянули внутрь.
«Какое блаженство, – подумал Семен в последнее мгновение. – Как хорошо…»
Огни вели Вайнону в глубь шахты, и она постоянно поскальзывалась на щебеночной дороге, которая спускалась на самое дно ямы. Огни были очень красивые – они то гасли, то появлялись снова, формировали узоры, и Вайнона подумала, что никогда в жизни не видела ничего подобного.
Сначала они появились у окна ее спальни и стали мелодично стучаться в стекло, а потом выманили ее на улицу и повели по Ор-роуд до самой конторы по торговле недвижимостью, прежде чем взлететь над шахтой и рассыпаться на такие красивые фрагменты, с которыми не мог сравниться ни один салют.
Огни опустились вниз и замигали ей множеством точек в яме, приглашая ее спуститься. Она отыскала дыру в изгороди, пролезла в нее и двинулась по старой дороге им навстречу.
Щебенка оказалась очень скользкой, и несколько раз Вайнона чуть не упала, однако ей удавалось сохранить равновесие.
Однако двадцать минут спустя, дойдя до половины пути, она все-таки свалилась, потеряв равновесие и сильно ударившись спиной. От контакта с твердой дорогой у нее перехватило дыхание.
Вайнона попыталась сесть, но не смогла: ее левая рука плохо слушалась, и ей оставалось только надеяться на то, что она ее растянула, а не сломала.
Со дна шахты опять поднялись огоньки; они кружились, танцевали, а потом собрались вокруг того места, где она лежала. Если она не может спуститься к ним, то они поднимутся к ней, и на какое-то мгновение Вайнона ощутила радость, и ее заполнило чувство невыносимого восторга.
Но что-то изменилось еще до того, как огни добрались до нее, и так же неожиданно, как появилось, ее ликование исчезло, и она ощутила непонятный ужас, который опять заставил ее попытаться сесть и подняться на ноги.
Огни плясали у нее над головой и садились на тело. Вблизи они уже не казались такими прекрасными.
На вид они сейчас были такими же, как на ощупь.
Просто
омерзительными.А ночь продолжалась…
Глава 19
I
Голос что-то говорил ему.
И это был не воображаемый голос, который звучит в голове, а настоящий. Он находился вне его и спокойно и разумно говорил о вещах, которые Грегори не казались ни спокойными, ни разумными.
Мужчина сел на кровати и зажмурился от яркого солнца. Прошлым вечером он не задернул шторы, и теперь лучи утреннего солнца заливали комнату – или почти заливали, как это обычно происходило в этом доме.
Где его мать? И где Джулия с детьми? Они что, все еще спят в доме, или эти гнусные предатели уже сбежали? Он поискал ключи от фургона и с облегчением нашел их в кармане джинсов.
Голос продолжал вещать. Грегори понял, что слушал его всю ночь. Он говорил с ним даже во сне, и этот монолог стал частью его сна. А теперь он проснулся и, хотя все никак не мог установить источник голоса, понимал, что он находится где-то здесь, в комнате. Тогда Грегори решил прислушаться к тому, что говорит голос, к тому, что он старается ему объяснить.
– Помнишь, как ты застукал Джулию и Пола? – прошептал голос. – Его руки были у нее в трусах… Как ты думаешь, сколько пальцев он в нее засунул? Один? Два? Три? Сколько, по-твоему, в нее войдет? А она была мокрой? Как ты думаешь, она поделилась с ним своим соком?
У Грегори окаменели челюсти. Он не хотел ни слышать, ни думать об этом.
Но прекратить слушать он был не в состоянии.
– И это у нее не в первый раз, – вкрадчиво продолжал голос, который показался Грегори знакомым. – Она перетрахала полгорода. Она сосала у Чилтона Бодена перед тем, как он сыграл в ящик, сосала, глотала и умоляла дать ей еще. А твой приятель бармен? Она больше часа лизала ему яйца, а он в это время работал за стойкой. Ей приходилось ползать за ним на коленях и обслуживать его, пока он обслуживал клиентов…
Теперь Грегори узнал голос.
Это был голос его отца.
Голос перешел на русский:
– Твоя мать, эта шлюха, была такой же. Она раздвигала ноги перед Яковом и позволяла делать с собой все, что приходило ему в голову, а потом возвращалась домой и отказывалась исполнять супружеский долг. Сука!
В голосе слышались ненависть и угроза насилия.
– Но я не стал торопиться. Я долго ждал.
– Так это ты убил Якова? – спросил Грегори.
– Конечно, – мягко произнес голос и опять переключился на английский: – Ты что, думаешь, что я позволю кому-то безнаказанно трахать мою женщину? Думаешь, что я мог простить ему блудодейство с твоей матерью? Это называется двурушничеством. Ведь сказано же в Библии: «Не прелюбодействуй». А этот извращенец обливал твою мать спермой в то время, когда должен был молиться и читать Святую Книгу… Разве я мог равнодушно смотреть, как он скармливает моей жене свой мясной отросток?
Грегори пришло в голову, что его отец никогда так свободно не владел английским языком и никогда не был знатоком сленга и просторечных выражений.
– Вот я и разобрался с ним, – сказал отец. – Как настоящий мужчина.
Грегори кивнул. Отец абсолютно прав. То, что он говорил, было вполне логичным. Грегори стоял, разглаживая мятую одежду, в которой спал.
– И ты что, так и позволишь Джулии уйти? Позволишь ей безнаказанно раздвигать ноги перед каждым стоячим членом в городе?
– Нет, – прошептал Грегори.