Октавия
Шрифт:
– Я был там. Сегодня утром мне позвонил Руперт. Он пребывал в истерике и умолял меня приехать и вызволить тебя из тюрьмы. Я иногда делаю такие вещи для семейства.
– Это ваше пакостное семейство меня туда и усадило.
У нее начался сильный приступ дрожи. Ласло достал сигарету, зажег ее и протянул Белле.
– Спасибо, - сказала она, стараясь взять себя в руки.
– Где Руперт?
– Уехал в Цюрих. Займется там делом, которое я начал. Я решил, что его лучше на время удалить.
– На случай, чтобы я не передумала и не возобновила помолвку с ним?
– Ласло ухмыльнулся.
–
– Что там в газетах понаписали? Про мой арест?
– Дневные газеты не успели. Зато в вечерних - все на первых страницах и с фотографиями. Но в последних выпусках уже будут сообщения о твоем освобождении. Все это будет похоже на рекламный трюк.
– То же самое сказал мне начальник тюрьмы.
Она начала понемногу расслабляться. Лондон в голубой вечерней дымке никогда не казался ей таким привлекательным.
– Куда мы едем?
– спросила она.
– Ко мне на квартиру.
– Я хочу домой.
– Не говори вздор. Когда за это примутся парни из большой прессы, они тебе покоя не дадут.
– Как же все-таки тебе удалось меня вытащить?
– Нажал на некоторые клавиши, вышел на некоторых людей.
– Ну конечно, я забыла, что ты такая влиятельная личность. Кто подложил камень в мой чемодан?
– Я тебе все расскажу, когда будем дома.
Квартира Ласло удивила ее. Она ожидала увидеть что-нибудь столь же некрасивое и безликое, как лондонский дом Энрикесов. Но это оказалось в высшей степени сибаритское убежище. Стены обтянуты серым шелком, ярко-алые портьеры, на полу - длинноворсные дорожки. Стены покрыты шкафами с тысячами книг и картинами. Когда они вошли, их приветствовали три кота.
Ласло сразу же подошел к подносу с напитками и налил Белле изрядную порцию коньяку.
– Прими-ка это внутрь.
– Прошу прощения, но я еще не оправилась от потрясения, - сказала Белла, принимая стакан.
– Ты не будешь сильно возражать, если я отлучусь в ванную?
Она долго мокла в изумрудно-зеленой ароматизированной воде и упорно соскребала с себя каждую частицу тюремной грязи. Потом с полки возле ванной, где стоял строй флаконов, она позаимствовала одеколон Ласло. Странно, что он, как и Стив, пользовался ?Черным опалом?.
Она надела висевший на двери зеленый махровый халат. Она застала Ласло на кухне, поедающим копченого лосося. При этом он читал свою корреспонденцию.
– Я только что взвесился, - сообщил он, - за последние два дня я сбросил два с половиной килограмма.
Он протянул ей блюдо с бутербродами.
– Тебе надо подкрепиться. Я тебе еще налью.
– Я не голодна, - заявила она, но тут же, передумав, поела с большим аппетитом.
Коньяк обжег ей горло, но по всему телу разлилось мягкое тепло. Она села на диван. Большой рыжий кот прыгнул ей на колени и начал мурлыкать и тереться.
– Как ты меня оттуда вытащил?
– Я уже сказал: вышел кое на кого.
– Но кто же все-таки подбросил бриллиант в мой чемодан?
Словно занавес, на его лицо опустилось настороженное выражение.
– Крисси.
– Крисси?
– удивилась Белла.
– Чего ради? Это же ее бриллиант.
– Она любит Руперта. До исступления. Когда она видела вас вдвоем, при
Она решила - ошибочно, как оказалось, - что если тебя арестуют, Руперт от тебя откажется.
Белла на минуту задумалась. Она достаточно натерпелась из-за Стива, чтобы понять, что пережила Крисси.
– Бедняжка Крисси, - прошептала она.
Впервые Ласло удивился.
– Что ж, очень хорошо, что ты это так приняла. Ирония в том, что ты в тот вечер и так порвала с Рупертом и ей не стоило беспокоиться.
– Ты сказал в полиции, что это она сделала?
Он покачал головой.
– Как же тогда ты меня вытащил?
– Я сказал, что все время, пока мы играли в убийство, ты была не одна.
– А, значит, Стив наконец признался, что был со мной! Какого черта он говорил, что был с Ангорой?
– Он был с Ангорой, - спокойно сказал Ласло.
– Ради Бога, - рассердилась Белла.
– Я же знаю, что была с ним.
– Ты была не с ним, а со мной.
– Не смеши меня. Там, конечно, была полная темнота, но я не могла обознаться. Я узнала Стива по одеколону ?Черный опал?…
И тут она ахнула от ужаса.
– О, нет! Этого не может быть!
– Боюсь, что может, дорогая, - сказал Ласло.
– В Кембридже я был одной из звезд рампы. Не так трудно подделать американский акцент Стива. У меня такой же рост и сложение, как у него, и волосы у нас примерно одинаковой длины. Все что мне требовалось, - это облить себя этим его ядовитым одеколоном и… хм, остальное предоставить природе.
С минуту Белла помолчала, а потом завопила.
– Ты ублюдок, ублюдок! Ты подстроил все так, чтобы я думала, что Стив все еще любит меня, и порвала с Рупертом. И что хуже всего, я практически позволила тебе себя трахнуть.
Ласло рассмеялся и налил себе еще.
– Должен признаться, мне это понравилось. Никогда не мог себе представить, что ты такая страстная. Как-нибудь нам надо сыграть всю сценку заново.
Белла зарычала, как разъяренный зверь.
– Грязный, гнусный сучий сын. Ты мне жизнь испортил.
– Из какой это пьесы?
– спросил он, продолжая смеяться.
Его глумливость окончательно вывела ее из себя. Что-то бессвязно выкрикивая, она кинулась на него, чтобы расцарапать ему лицо.
– Прекрати, - сказал он, схватив ее за руку, - если не хочешь, чтобы я тебе подбил глаз. Я не стесняюсь бить женщин.
Она посмотрела на него, потом, представив себя избитой, отвела руки и повалилась на диван.
В дверь позвонили. Белла выбежала в прихожую и открыла. На пороге стояли двое мужчин с твердыми, пытливыми лицами.
– Мисс Паркинсон, - сказал один из них.
– Поздравляем вас с освобождением. Можно задать вам несколько вопросов?
– Нет, нельзя, - сказал Ласло и увел Беллу в комнату.
– Мистер Энрикес, мистер Ласло Энрикес?
– спросил второй елейным голосом.
– Пошли вон, - холодно отрезал Ласло и захлопнул дверь у них перед носом.
– Откуда тебе известно, что я не расположена с ними разговаривать?
– свирепо спросила Белла.
– У тебя на это нет времени, - он посмотрел на часы.
– Через час тебе надо быть на сцене.