Октоберленд

Мастер ковена вскрикнул, потому что никогда не видел фантома столь полно реализованного, столь подобного человеку. Он вытянул чешуйчатую руку, и видение подалось под его прикосновением как светлая пыль, не восстановившись там, где пальцы притронулись к дрожащей, магнетической структуре.

— О боги! Ты действительно создание первого света! Как ты смог сюда прийти так, что я не заметил твоего спуска с неба?

— Я тебе говорил, меня призвал Даппи Хоб. И он хорошо меня спрятал ради страшной цели — чудовищной надежды подчинить себе самое создательницу миров.

— Царицу Небес, Думузи-абэу, Ускорительницу Жизни в Глубине… — У Нокса закружилась голова, и он попятился на шаг от яркого призрака, испуганный твердым взглядом холодных глаз. — Как это может быть? Неужто чародеи первого света умеют подчинять себе самих богов? Говори правду, мертвец!

Кавал еле заметно улыбнулся.

— Ты призвал меня не затем, чтобы услышать, как Даппи Хоб надеялся подчинить себе создательницу миров и как рухнули его надежды. Зачем я перед тобой, Нокс, научившийся волшебству в Эриду у степных странников, кочевников степей под звездным домом?

— Откуда ты столько знаешь обо мне?

— Когда я впервые попал на Темный Берег, я построил себе лабораторию в небе. Там я собирал очень редкий и невероятно сильный Чарм, не свойственный этому берегу Бездны, чтобы увеличить свою силу в родном мне мире. Уходя, я разбрызгал достаточно этого Чарма, чтобы найти обратный путь, если случится мне утратить тело среди Светлых Миров и оказаться выброшенным в Бездну. Когда судьба сразила меня, я просто позволил своей душе идти по крошкам Чарма к своей старой обители на Темном Берегу. Теперь я скрываюсь в небесах. Оттуда я вижу все — все, что есть и что было.

— Тогда ты знаешь о Бульдоге?

Призрак кивнул, свет откровения блеснул в его глазах.

— Так вот зачем я тебе нужен, Нокс из Октоберленда? Ты хочешь оседлать силу, которую Бульдог, сам того не зная, принес из Светлых Миров, чтобы исцелить свое разрушенное временем тело?

— Ты мне поможешь? — настойчиво спросил Нокс.

— Я всего лишь призрак. Моя сила слишком неверна для каких-либо изменений.

— Не ты, чародей, а Бульдог. Ты поможешь мне получить его волшебную силу?

Кавал показал на мертвую старуху, навзничь лежащую на траве. Грудина у нее была расколота, внутренности багрово блестели в тусклом свете.

— Я был взращен в Сестричестве Ведьм, я дал обет разрушать зло и укрощать безумие. Погляди на то, что ты сделал, Нокс, и скажи мне, достоин ли ты моей помощи.

— Это была старая развалина? — завизжал Нокс. — Когда я ее нашел, смерть уже смыкала над ней челюсти!

— Если она заслуживала уничтожения, разве ты не сидишь в пасти смерти еще глубже и не заслуживаешь такой судьбы еще более? — Кавал придвинулся ближе, его сердитый взгляд стал гневным. — Я твой враг, Нокс. Я враг всех таких, как ты. И если представится случай, я уничтожу тебя!

Нокс взмахнул руками, отбрасывая от себя пышущее гневом лицо, и остался лишь обезглавленный призрак. Нокс ударил в него холодным огнем и бил, пока не остались лишь обугленные тени и вонь горелой блевотины.

Тяжело дыша, он попятился прочь с поляны, оставив голодных призраков пировать на остывающем жаре трупа, и среди них был призрак самой старухи, затюканный, пытающийся найти себя среди оголодавших привидений, а знакомое лицо старухи смотрело, не видя, поверх истерзанного тела.

Широким шагом обозлившегося человека Нокс вернулся к ярким озерцам света возле музея, и за ним стайкой комаров вились призраки. Он разогнал их и пошел по дорожке к планетарию, бормоча про себя.

Кавала, как и любого призрака, можно подчинить себе. Ковен даст Ноксу силу для этого. Он задумался, когда можно будет собрать еще холодного огня, и достаточна ли уже фаза луны, чтобы набрать нужную силу.

Вдруг он остановился. Шелест донесся от живой изгороди у подножия склона, куда спускалась тропинка. В свете фонаря пролегла длинная тень, и старуха вылезла из кустов, держа в руках синие внутренности.

Какой-то прохожий завопил, двое других позвали на помощь. Нокс стоял, не в силах отвести глаз. Он увидел астральное мерцание вокруг идущей шаткой походкой старухи: сила чародея Кавала оживляла ее труп, а лицо ее было резиновой маской с невидящими глазами.

Подняв руку со свисающими лентами кишок, она показала на Нокса. Рот ее открылся, будто хотел что-то произнести, и она рухнула безжизненной грудой. Сила Кавала исчезла.

Нокс повернулся и без оглядки пошел прочь. По пятам его сквозь душный жар ночи полетел холодный вихрь.

5 В ЛЕСУ ЗЛОГО ВОЛШЕБСТВА

К концу дня Бульдог и Мэри Феликс миновали горные луга, ковры лиловых горечавок, голубое величие утра и остановились в алом свете на опушке девственного леса. В мрачную гущу деревьев не вела ни одна тропинка, но из глубины слышалось пение, и его гулкие отзвуки почти заглушались ветром. Песня то накатывала, то откатывала, точно прибои.

— Ты слышишь? — спросил Бульдог.

Мэри вглядывалась в холодные просторы между ранними звездами. Впервые за многие годы она не испытывала артритных болей и ощущала себя воздушной, как это небо. В фиолетовых глубинах пустоты вращались галактики. Возрожденная молодость Мэри впивала их жизненную силу, туманное сияние миллиардов солнц, окутанных на горизонте молочными клубами.

— Что?

Бульдог навострил уши и где-то в дупле, высоко в ветвях, услышал лишь гудение пчел. Едва улавливалась вонь от медвежьего помета, оставленного несколько часов назад.

— Идем. — Он повернулся спиной к агатовому вечеру и двинулся сквозь подлесок с мягкими колючками.

Меж занавесами свисающего плюща и поросшим грибами поваленным деревом он сплел холодный огонь. Гукнула сова. Бульдог сел верхом на бревно, а Мэри, скрестив ноги, пристроилась на лиственной подстилке. Ее молодое лицо сияло ожиданием, спутавшиеся пышные каштановые волосы блестели в уходящем свете.

— Никто нас здесь сегодня не найдет, — сказал он, оглядываясь на лесные ярусы, придавленные темнотой. — Нам выпала возможность понять, что с нами случилось.

— Ты обладаешь волшебной силой, Бульдог. — Она протянула молодые руки, повертела их в шафрановом свете. — Посмотри, как ты меня переменил. Я была семидесятидевятилетней старухой. Сейчас мне снова девятнадцать!

— Но я не знаю, как я это сделал. — В оранжевых глазах на бестиальном лице блестел беспокойный разум. — У меня такое чувство, что эта сила меня использует.

Головокружительный страх завертелся в душе Мэри. Она глядела на сгорбленную фигуру, оседлавшую бревно, будто перед ней был заколдованный царь из волшебной сказки, и она осторожно спросила: