Окуни лесных озёр

Щука не брала. Не повезло нам с Геной. Капризничало в этот раз озеро. Вроде и по срокам давно пора выходить хищнице на преднерестовый жор, но что-то сломалось в био-часах озера. И мы лишь дергали из лунок маленьких и средних озерных окуней. Некоторые из них были черны до фиолетового оттенка. Ну, ясно… Эти под низкими торфяными берегами живут, оттого и почернели от жизни такой. Но были и более светлые, песчаные.

К вечеру решили: все, надоело! Красоты и воздух сосновый – это все хорошо, но для охотника одно лишь любование пейзажами бесцельно и наводит в итоге скуку. Я предложил утром выйти на шоссе, лыжи спрятать в лесу до следующего раза, а самим махнуть на водохранилище, благо живцов наловлено с запасом. Гена был не против.

Я выдолбил во льду майну, не пробивая дно, и вывалил туда всех окунишек, предназначенных для живца. Все, спать, а утром – на Волгу!

Утром выяснилось, что окуней упер какой-то лесной вор, скорее всего лиса или норка. И пришлось идти налегке, рассчитывая поймать живцов на Волге. Вскоре были в Сенюшкино. Встретились со старым товарищем Леонидом и – на лед. По дороге нагнали вяло идущего местного сетевика. Пошел мочковать свои снасти подо льдом. Выяснилось, что на Рутке щука перестала брать, а вся забилась на смешную мель до метра в мелководные заливы.

Помог нам советом местный рыбак. Сев у старого пенька в заливе острова, мы быстро надергали сорожек и окунишек. Выставили жерлицы, и обратно шли уже не пустые. У каждого по две щучки ворочались в рюкзаках.

Среди проток и островов

Нужно ли было?

Каждое водохранилище имеет свою историю. Но, наверное, общее, что их объединяет, это спорность в целесообразности создания этих искусственных морей. Как уж там, в советское время, все это решалось, трудно сказать, но разработки «Самарагидропрокт» так или иначе, все же, привели к созданию Чебоксарского водохранилища, затопившего много заливных роскошных лугов, красивых лесов, полей и деревень с церквами и кладбищами. В крепких приволжских деревнях жили люди, кричали петухи на заре, рождались дети, уходили старики. Все это судьбы многих людей. В одночасье сгинули деревни, попав под затопление, в выселках поселились рыболовы и бродяги. Остатки дубовых рощ еще долго стояли над водной и ледовой гладью водохранилища. Громадный дуб был виден от коротнинской церкви за пять-шесть километров и долгие годы служил маяком-ориентиром. Но и он не выдержал напора шквалистых ветров и подводных течений. А может быть, просто спилили его зимой по уровню льда. Хотя и утверждали люди, отвечающие за вырубку леса в ложе водохранилища, мол, лес убран, но долгое время еще догнивали целые рощи березняков и дубов посреди Волги и особенно вблизи лесистых холмов, ставших потом берегом водохранилища. Будучи корреспондентом одной из газет, я предлагал одному ответственному чиновнику съездить на место и посмотреть своими глазами на «вырубленный» лес, но тот только делал официальное лицо и отделывался казенными фразами. А несуществующий на бумаге лес потом долго реально и фактически гнил и отравлял воду, превращая водохранилище в болото с дохлой рыбой, лежащей на отмелях или плавающей беспомощно поверху с червями в брюхе.

Радовались в первые годы только рыболовы, поскольку это был их праздник! Щуки на восемь-десять килограммов, килограммовые сорожины, окуни-горбачи и лещи за два кило лежали у лунок и не вызывали особого любопытства. Разве что пудовая щука станет новостью, но не самой главной…

Это был пир во время чумы. Вскоре все хуже и хуже стала брать рыба, обмельчала, зачервивилась. Нередко на малой ближней речке сейчас можно поймать по льду больше, чем за тридевять земель – на водохранилище.

А теперь вновь хотят поднять уровень, до максимальной отметки в 68 м, мол, не на полную мощность работает ГЭС и русло мелковато. Все это так, но стоит ли игра свеч, то есть очередных земель под затопление и человеческих судеб?

Насколько известно, на равнинных реках в цивилизованных странах строят только ГЭС с турбинами горизонтального вращения. Правда, они намного дороже. Но дороже чего?

Впрочем, что уже сделали, то сделали, не вернешь. И в этой зоне затопления и отчуждения уже сложилась своя жизнь, ставшая новой историей этих мест.

Землянки

Почти каждый остров в мелководной части водохранилища имеет свое жилье – землянку. А то и несколько землянок вырыто в разных концах островов и островков. Все зависит от рыбности протоки, от уловистости плотвичного, окуневого или щучьего места, а ближе к Волге – и судачьего. Некоторые из землянок строили рыбаки-промысловики, чтобы весной мочковать здесь километры сетей, а некоторые рыли городские рыболовы-романтики или пенсионеры, чтобы неделями жить-рыбалить в протоках и на плесах у островов.

Не всегда можно сразу найти рыбацкую землянку. Это – или знать, где она находится или только случайно иногда можно набрести на невысокий холмик под снегом с трубой-тычинкой. Обычно перед землянкой есть полянка для вечернего отдыха, со столиком, скамейками и обугленными рогатинами на месте кострища. Откопаешь вход в жилье, толкнешь дощатую дверь, а навстречу дохнет сырой и грибной плесенью с копченым запахом от стен. На бревнах белеют и сами грибы, а в полумраке видны нары из досок, отполированные телами, полки со всякой нужной и не нужной мелочью. Впрочем, в иных ситуациях старый сухарь, не доеденный мышью, коробок спичек и баночка с солью могут стать наиважнейшими из важных, особенно когда лодка в протоке опрокинется или под лед нырнет неосторожный рыболов.

Несмотря на кажущуюся дикость и неприглядность жилья, годного на взгляд городского домоседа разве что для бомжа, вечером все меняется здесь волшебно, словно в обжитое место возвращается хозяин-домовичок, и начинает скрестись деловито в углах или под нарами за поленницей дров. На теплых стенах играют блики огня от раскрасневшейся печки-буржуйки, на которой уже пыхтит и отдувается пузатый чайник. Пахнет салом с чесноком и горячей ухой-юшкой из крупных окуней с ершами на первую выварку. Так, сопливых, и кидают в котелок, чтобы уже потом в ароматный бульон вывалить крупные окуневые ломти да плеснуть туда же рюмку водки и уголек сверху кинуть. Уж не знаю, зачем уголек, когда кругом все копченое, но принято так. А с водкой и уха слаще – проверено. От свежего и пушистого соснового лапника на нарах остро пахнет хвоей и смолой-живицей. На гвозде в изголовье мурлычет приемник, а в маленькое оконце смотрит полная Луна, за которой чернее черного видна морозная ночь, тянущаяся долго, уютно и словно в сонной оторопи, когда явь не всегда отличима от сна.

Задремлется тихо под гудение печки и треск дровишек, а там и ледяные пальцы заберутся под свитер – пора печку топить. Кинешь к сосновым отколышам смолистую стружку с берестой – вспышка и снова гудение печки до румянца на жестяных боках. Не выдержишь печного жара и толкнешь дверь наружу. На полянке, серебристой от лунного света, лежат длинные тени. Трещат деревья, а может, Леший – лесной дядька покашливает за выворотком, лукаво кося зеленым глазом на взопревшего рыбака-недотепу. Наверху среди верхушек елей – высокое небо в прозрачной дымке, где проступают бледные звезды и пылает холодным инфернальным светом громадная Луна с черными глазницами и поджатыми губами. Это ее время, когда царит неподвижный ужас и трепетный восторг от безграничной этой страшной красоты.

Все эти впечатления доступны только одинокому рыболову и ночевщику в подобной землянке посреди пустынного острова. Лешие и домовые сторонятся шумных компаний. Да и луна уже предстанет как неживое космическое тело, спутник Земли. Обыденно и привычно…

В поисках щуки

Широкая протока, теплый свет на снегу, мягкая оттепель и алые флажки, разбросанные широким фронтом по ямкам, ложбинам и отмелям подо льдом. Они, флажки, еще пока насторожены и мускульно напряжены на тугих пружинах, заведенных за бортики катушек. Но вот шорох, словно снежный наст опал пластом. Нет, это мягко вскинулся флажок и затрепетал на пружинке. Видно как едва-едва шевелится катушка, медленно крутится и останавливается, словно в раздумье. Но стоит только пойти к жерлице, как от первых же шагов подо льдом начинается паника: катушка уже крутится бешено и безостановочно. Пора!.. Подсечка!.. На леске тяжелая упругая сила, толчками гнущая руку вниз. Придется сдать леску, иначе оборвет или сорвется. И вот уже под лункой бьется на леске сильное тело. Забагрил, есть!.. Всплеск, движение в лунке и, наконец, на льду сжимается и разгибается упругой пружиной тяжелая рыбина, сахарясь утренним инеем. Темно-зеленая спина, алые плавники, нежное брюхо в розовом отсвете и злые глаза над крокодильей пастью. Одно слово – хищник! Но красивая рыбина, знатная, не знающая себе равных в этих протоках.

Сегодня я впервые пришел в этот мир проток и островов. И поразился белой тишине, царившей здесь. Я уже привык к тугому напору волжских ветров, почти постоянно дующих у фарватера, где я ловил на жерлицы крупную щуку, на сумеречной заре судаков, а с утренним светом и – лещей у того самого дуба, о котором уже упоминалось ранее. Здесь были глубины до десяти метров, и поэтому всегда можно было выбрать нужный уровень для какой-то определенной рыбалки. На четырех метрах, вдоль кромки сухого леса, иногда ловилась крупная и жирная густера. Вместе с ней попалась сопа-белоглазка, а изредка и синец сгибал кивок. Если уйти вглубь мертвого леса, то на какой-нибудь полянке можно было попасть на крупную плотву-сорогу, осторожную и сильную. Судак брал на жерлицы только ранним утром, еще в темноте, и только на узкую мелкую сорожку или уклейку. День был отдан ловле щуки на десяти метрах глубины и тут же неподалеку иногда плотно и уверенно брал стайный лещ. Чем ближе к весне, тем чаще подходили к дубу стаи крупного золотистого леща или прогонистых серебристых подлещиков.

Прошло время и с упавшим, сгнившим, спиленным лесом ушли куда-то щуки, судаки и лещи. Пришлось осваивать новые палестины…

И вот первая щука на совершенно незнакомом новом месте. Но до нее было много лунок в поисках хоть какого-то углубления на дне, ямки, затопленного русла. И найдена была мелководная коса посреди протоки, где дно было твердым, видимо, песчаным. Это было понятно по стуку свинцового отцепа. А по краю косы тянулась ложбина с понижением дна до трех с половиной метров. Именно по этой линии и случилась первая щучья хватка, а потом последовали и другие. Здесь явно была щучья тропа, по которой шел хищник. Можно было на глазок протянуть снасти по створу этой жерлицы, где была поймана первая щука. Но для верности я, все же, сверлил и сверлил лунки, отыскивая подо льдом продолжение ложбины, которая, вероятно, была руслом ручья или речки. И, найдя, выставлял снасти по скату с косы на это русло. И это дало результат. Именно здесь и брала щука. А ночью, когда я дремал у печки в найденной на острове землянке, на жерлицы и парочка налимов села. Видимо, ударил щуренок впустую по живцу, уронил на дно, а налимы подобрали…