Олег Верстовский — охотник за призраками

Рыхлой зелёной стеной, едва тронутой золотистым пожаром осени, вырос перед нами остров Хаклберри. Катер остановился у причала, где уже качалось несколько моторных лодок. А на берегу вверх дном лежала изувеченная выстрелами «Принцесса Лилит».

Я передёрнулся — навстречу вышел сам Карло Моретти. Но теперь на лице босса мафии светилась только брезгливость и высокомерие. Остановился чуть поодаль, сложив руки на груди, наблюдая, как копы, а теперь я понял, что это были переодетые бандиты — выталкивают нас на дощатый причал.

— Ну, что, Стэнли, — проронил он таким ледяным голосом, что, казалось, он сможет им заморозить всё вокруг на километр. — Я тебя предупреждал.

Перевёл взгляд на избитого Франко, подошёл ближе и похлопал его по щеке, снисходительно, почти по-дружески. Но итальянец дёрнулся в сторону и на лице появилась гримаса отвращения.

— Отведите их! — приказал Моретти.

Так и не сказав куда, развернулся на носках, и зашагал в сторону особняка, держа как-то по-особенному прямо спину.

Как я ненавидел этого лощёного ублюдка, как хотелось задушить его своими руками. И пока нас вели по парку, между кроваво-красных кленов, тронутых золотом вязов, белокаменной часовни, я вспоминал все виды жутких пыток, которым хотел подвергнуть эту мразь, представлял, как Моретти корчится от боли в руках палача. Но всё эти фантазии не могли мне помочь.

И вот опять этот длинный узкий коридор, с окном во всю стену, за которой каменный мешок для проведения жутких экспериментов.

С кривой ухмылкой, застывшей в уголках тонкогубого рта, подошёл Вонг со стеклянным шприцем. Резкий и болезненный укол заставил поморщиться. Судорога прошла по телу. Два бандита заломили мне руки и втолкнули в помещение, на кафельной плитке которой остались пятна крови убитых жертв.

Нет, я не обращусь в зверя. Нет. Надо держаться, обязательно держаться. Но мучительная боль, резь скрутила тело. Я упал на пол, трясясь, как эпилептик. Перед глазами повисла мутная кровавая пелена. Когда она рассеялась, я увидел несколько ослепительно ярких, режущих глаза, пятен. Они раздражали, бесили меня. Хотелось кинуться на них, разорвать на мелкие клочки. Я прыгнул, и острая боль пронзила бок, грудь, горло. С рычанием впился зубами прямо в то место, откуда исходила боль. Что-то горячее плеснуло в меня, залило на миг глаза. Чувствуя чудовищную силу в мышцах, немыслимую нечеловеческую мощь, я с размаху располосовал зубами податливую плоть. И ликование охватило меня, радость победы над кем-то кто так сильно раздражал, бесил меня.

В голове запульсировало, словно какое-то существо просилось наружу, расталкивая мозги своими лапками с острыми коготками. Перед глазами затрепетала чёрная кисея с ослепительно вспыхивающими искрами. Но она стала тускнеть, расползаться. Сквозь неё проступили стены, отделанные голубоватой плиткой, грязный пол.

Озираясь по сторонам, я сидел на полу, содрогаясь от бьющей меня дрожи. И горький какой-то металлический запах противно бил в нос.

Взгляд наткнулся на обезглавленный труп, лежащей в блестящей, будто лакированной луже крови. Ёкнуло сердце и комок застрял в горле, мешая дышать, когда на глаза попалась оторванная голова со слипшимися чёрными кудрями. Франко уже никогда не вернётся к жизни.

В шаге от меня на боку неподвижно лежала Лиз. С колотящимся сердцем я подполз ближе, и ужас сковал меня. Из страшной раны на животе девушки вывалились темно-розовые кишки, на шёлковой блузке расплылись тёмные пятна.

Подхватил ставшее таким тяжёлым тело, прижал к себе, пытаясь зажать рану рукой, но она провалилась куда-то внутрь, обдав жаром. Закрыл лицо руками и разрыдался, униженный, опустошённый.

Странный стук. Вроде бы негромкий, деликатный. Но от него завибрировали стены, пол, предметы стали терять очертания, словно растворяясь в воздухе. Я пытался понять, откуда он исходит, вертел головой.

Дёрнулся и открыл глаза.

Уставился, в разделённый балками на квадраты, потолок, люстру на изящном бронзовом основании с хрустальными висюльками и рожками, напоминающими свечи. Присел и огляделся, не понимая, как попал сюда, почему одет в костюм, а рубашка промокла насквозь от пота и от неё несёт жаром.

Из высоких арочных окон шпарил не по-осеннему яркий солнечный свет, сияющей каймой обрисовывал мебель из желтовато-коричневого с золотистым оттенком дуба. Рядом с широкой кроватью — небольшой плюшевый диван. В углу между высокими и узкими окнами — комод с безделушками — ночничок в виде ананаса, ваза из синего стекла, бронзовая фигурка атлета. На тумбочке лампа на бронзовом основании, темно-розовый абажур-шляпка. В изголовье кровати — картина с осенним пейзажем. Отделанный розово-серым мрамором камин с изящной кованой решёткой перед ним. Коричневый палас с неброским восточным орнаментом.

Снова этот звук, что разбудил меня. Теперь я понимал, кто-то стучится в дверь.

— Мистер Стэнли! Мистер Стэнли, вы слышите? — послышался надтреснутый баритон. — С вами все в порядке? Можно войти?

— Да. Входите.

Дверь с лёгким скрипом приоткрылась, показался высокий старик с благообразным вытянутым лицом и седыми бакенбардами.

— Через полчаса в столовой будет подан обед.

Он медленно, с достоинством поклонился, а лишь слабо кивнул в ответ:

— Спасибо, Томас.

Дворецкий исчез, а я стянул с себя измятую одежду и поплёлся в ванную. Дух этого дома выдерживался и здесь. Небольшая ванна без смесителя, но зато с двумя позолоченными кранами (отдельно для холодной и горячей воды) в виде лебедей. Я заполнил ванну водой и душистой пеной. Залез и расслабился, прикрыв глаза.

Мысленно вернулся к событиям этого дня.

Не в моем кошмаре, а наяву мы благополучно миновали блокпост, устроенный полицией на мосту Уайтстоун. Паренек-патрульный, вскочивший на подножку нашего пикапа, стал рассказывать, как ему крупно повезло — в первое дежурство принял участие в поимке опасного преступника. И медная бляха на груди новоиспечённого полицейского сияла, так же как его белозубая улыбка. И почему-то вспомнилось, что этот значок назывался «coppers», то есть «медный» и именно отсюда пошла кличка полицейских — копперс, или копы.

Он откинул край брезента, вытащил краснощёкое яблоко и спросил у Лиз разрешения взять его. Она по-королевски лучезарно улыбнулась и кивнула. Он ловко подбросил его, поймал и с хрустом откусил кусок. Спросил невнятно, с набитым ртом:

— А вас уже кто-нибудь пригласил на праздник Хэлоуина?

— Пока нет, — ответила Лиз.

— О, тогда… — он замялся, но потом набрался смелости и предложил: — Может быть, вы придёте к нам?

— Я постараюсь, — протянула ему руку с длинными белыми пальцами.

Парень как-то неловко пожал её и залился краской, словно юная девица, на лбу выступила испарина.

— Джон! Джон! Fuck off! Что ты там застрял? Иди сюда!

Соскочив с подножки, парень отдал шутливо честь, приложив два пальца к лихо заломленной набок фуражке, и убежал. А я газанул так, что стрелка спидометра испуганно перескочила «20 mPh» (20 миль/час) и старенький пикап рванул вперёд, как горячий жеребец. Мы пронеслись со свистом по стучащим на стыках ребристых плитах моста, так что стальные тросы слились в единую серую сетку, выскочили на магистраль, промчались под старинным арочным каменным мостом. И оказались на Уайтстоун экспрессуэй.