Олег Верстовский — охотник за призраками

— Ничего вы не хотите! — в каком-то отчаянии воскликнул он, стукнув ладонями по подлокотникам. — Вот я, например. Мой отец был уборщиком. А мать… — он осекся на миг, поморгал, будто собираясь с силами. — Проституткой. Дешевой уличной шлюхой. Они не могли мне ничем помочь. Но я сам. Сам всего добился. И теперь стою десять миллионов. Понятно вам? Меня взяли в университет, как лучшего центрфилдера школьной команды. Я побеждал на олимпиадах по математике… А потом работал, как проклятый по восемнадцать часов в сутки, не доедал. Меня бросила жена…

— Да, наверно, вам обидно, что вам не помогли в самом начале.

— Если бы мне помогли, может быть, я не был бы сейчас так болен, — его голос сорвался. — Да, мистер Стэнли, я умираю. И вот лечу в Мексику на День мёртвых. Чтобы увидеть своими глазами, что ждет меня в скором времени. И примириться со своей участью.

— Мне очень жаль, — вырвалось у меня. — Может быть, ещё не все потеряно?

— Нет. Уже всё ясно, — он вздохнул, но в голосе совсем не ощущалось злости или прежней ярости, будто он выплеснул всю свою боль, досаду, сожаление и гнев остыл. И на меня тоже. — А вы… вы Стэнли… Наверно, вы всё-таки правы. Может быть, так и надо.

Он умолк, отвернулся. Лишь слышалось, как из лёгких рвётся сиплое дыхание. Что-то в бессвязных словах Бишопа зацепилось за подсознание, заставило задуматься. Не сразу понял, что конкретно. Первое, я решил, если пройду в Сенат, постараюсь разоблачить этого ублюдка Маккарти. Не дожидаясь, когда это сделает мой коллега тележурналист в 1954-м году. Нет сил терпеть этого прохвоста, который устроил «охоту на ведьм» — людей выгоняли с работы, бросали в тюрьму, подвергали лоботомии в самых худших традициях НКВД. Если мне удастся разбить маккартизм, это даст мне козырь против семейки Кеннеди, которая поддерживала репрессии. Братец Джона — Роберт так вообще работал в комиссии, которой руководил Маккарти.

Но кроме этого. Что ещё? И тут меня осенило. День мёртвых!

Лихорадочно пролистнув справочник по истории Мексике, открыл нужную страницу.

DМa de los Muerto — праздник, посвященный памяти умерших, чьи души в эти дни посещают родной дом. Проходит первого и второго ноября. Чем-то похож на Хэллоуин, но гораздо веселее и жизнерадостней.

Оказалось, в отличие от христианских религий, место, куда попадает душа, определялось не тем, какую жизнь вел покойный — праведную или нет. А то, какой смертью умер.

Хуже всего было умереть естественной смертью. В таком случае души переносились в Миктлан, тёмное безрадостное место, куда вела извилистая и сложная дорога, и не все находили силы, чтобы достичь его.

Омеокан предназначался душам тех, кто погиб в бою. Здесь всегда царила радость. А мёртвые через четыре года возвращались в реальный мир, превратившись в прекрасных птиц с разноцветными перьями.

Неплохо устроились те, кто погиб при обстоятельствах, связанных с водой. Например, утонул. Но не только. Оказалось, что в Тлалокан — место отдыха и изобилия, перемещались те, кто погиб от удара молнии.

И эта фраза заставила меня вздрогнуть. Мистическое совпадение или все-таки закономерность? Моя душа переместилась в тело американского репортера именно после удара молнии. Да и сам Кристофер Стэнли погиб от удара током. Но молния и есть электроразряд огромной мощности. Значит ли это, что душа Стэнли попала в рай, который описывают мексиканцы? А для моей души раем стала Америка.

Чёрт возьми, а что если этот ритуальный праздник сможет пролить свет на моё существование здесь, в этом мире? Именно удар молнии перенёс меня сюда. И не просто так Стэнли зашифровал главные материалы, которые собирал о компании Джонса, использовав наречие мексиканских индейцев.

Глава 22

Русский след

— Ты станешь во главе огромной страны. Где текут широкие полноводные реки, шумят высокие сосны и раскидистые дубы. Недра богаты, земля щедра. Дюжина морей омывает ее берега. Когда люди, живущие на востоке, встают с восходом солнца, те, что живут на западе, уже ложатся спать.

— А что за страна? США?

— Нет. Название её состоит из четырех букв.

Чили, Куба? Иран? Ирак? Пронеслось в голове. Хотя, нет. Я хорошо понимал, что ясновидящая имела в виду. Объяло жаром, струйки пота потекли по спине, виску. И почему-то в голове зазвучала песня:

У меня была страна большая,

Много было в ней лесов и рек.

И другой такой страны не знал я,

Где так счастлив мог быть человек.

Костлявые с артритными утолщениями на суставах пальцы делали пасы над мерцающим хрустальным шаром. Голубоватый свет танцевал на обитых бордовым бархатом стенах, чернели разверстые рты жутких ритуальных масок. Плавился воск множества свечей, толстых и тонких, красных, розовых, белых.

Что в правом углу делает пианино из красновато-коричневого дерева? И как нелепо выглядят живописные полотна вперемежку с иконами в роскошных резных окладах. Пряный дурманящий аромат специй, или мазей щекотал ноздри, и пару раз я чихнул. Но ясновидящая даже не вздрогнула. Темные глаза её под сросшимися на переносице бровями, что придавало ей зловещий вид, смотрели куда-то мою спину, будто именно там видели правду.

Зачем я здесь? В этой комнатушке, центр которой занимал круглый стол, скрытый под тяжелой бархатной скатертью с длинными золотистыми кистями. Открытые шкатулки с картами Таро, хрустальные шары, свечи, резные фигурки, невысокое деревце из проволоки, сплошь усеянное блестящими камнями. Что-то я хотел узнать важное у этой женщины, что сидела напротив меня.

— Ты очень скучаешь по этой стране. Но вернуться не можешь. Ибо должен выполнить свое предназначение.

— А какое у меня предназначение?

Она забормотала что-то невнятное, на неизвестном мне наречии, отдельные слова впивались в мозг, как иглы, но всё вместе свести воедино и понять я не мог, от чего стала жутко раскалываться голова. Трепетавший словно яркий мотылек огонек свечи вдруг вырос, выпустив вверх алые щупальца. Отбросил на стены уродливые тени, они шевелились, складывались в картины, то диковинных животных, то людей. И вот уже толпа бежала куда-то.

И всё вмиг оборвалось, исчезло. Голубоватый свет залил комнату, охладил пылающий мозг, смягчил боль в голове.

— Иди. Твой amigo ждет тебя, — выдохнула гадалка. — Вместе вы должны пройти этот путь.

Я вышел из душной давящей на меня обстановкой комнаты в сиреневые сумерки. То там, то здесь мелькали огни. Платья, невероятно ярких, режущих глаз, цветов, с вышивкой и кружевами. Мелькали лица, расписанные под черепа, имитация глазниц и торчащих зубов. Разодетые в желтые национальные костюмы, в сомбреро, наяривали зажигательную мелодию мариачи — уличные музыканты. Звучащий в унисон виртуозный гитарный перебор, резкие трели тромбонов, глухой бой барабанов и ритмичный треск маракасов. Ритуальные шествия в День мертвых, устроенных живыми.