Олег Верстовский — охотник за призраками

Мы прошли до алтаря из резного темно-желтого дерева, украшенного иконами, фигурами распятого Христа, девы Марии, святых, вырезанных из дерева и раскрашенных так искусно, что они казались живыми.

Несколько рядов скамеек из полированного красного дерева. Я присел на край одной из них, а Эстелла пошла к алтарю. Взяла длинную щепку, зажгла несколько больших белых свеч. Молитвенно сложив руки, склонила голову и стала что-то шептать.

Нахлынули болезненные, разрывающие сердце воспоминания о Никольском соборе в Серпухове, где снималась Милана, а я работал чернорабочим в киногруппе. Там алтарь тоже потрясал красотой, золоченной отделкой, множеством икон, которых здесь, в кафедральном соборе в Мехико, было гораздо меньше. Слезы стали жечь глаза, и я вытащил платок, чтобы незаметно их вытереть и избежать расспросов, что это со мной случилось. Я страдал от разлуки с домом, с Миланой, и просто меня мучили воспоминания о жизни, которую я сменил на жизнь здесь, среди незнакомых мне людей.

Эстелла вернулась и присела рядом с таким одухотворенным лицом, будто побывала в раю.

— Скоро Санта Муэрте заберет меня, — проронила она тихо, со слабой улыбкой, тронувшей бледное личико.

А у меня от этой улыбки продрал мороз по коже и перехватило горло. Сглотнув комок в горле, я выдавил из себя:

— Очень жаль, Эстелла.

— Жаль? — она повернулась ко мне, и я увидел свет её глаз, теплый и добрый. — Нет. Будет жаль лишь тогда, если я попаду в Миктан. Там так холодно и мрачно, — она передернула худые плечи. — Но Франко… Он поможет мне попасть в другое место. А потом будет навещать меня Там.

Поможет? Эта фраза заставила меня вздрогнуть от мысли, что Франко поспособствует переходу девочки в иной мир.

— Навещать? Ты считаешь, что он тоже попадет туда, куда и ты? Разве…

Я хотел сказать про сделку деда Франко, который продал душу тёмным силам, но лишь покачал головой. Девочка была так привязана к итальянцу, вряд ли ей хотелось бы услышать нечто такое, что очернило бы его в её глазах.

— Он может перемещаться между мирами, — спокойно объяснила она, и улыбка тронула её губы.

— А я тоже могу?

— Нет. Ты не можешь, — покачала она головой. — Ты другой.

— Скажи, а реально люди, которые погибли от удара молнии попадают в этот… как его…

— Тлалокан? Да.

— А как он может выглядеть? Глупый вопрос, да?

— Красивое место, где много рек и озер, цветов и деревьев. Там хорошо. Тлалок забирает туда людей.

— А меня он почему-то не забрал, — машинально проронил я.

Эстелла повернула ко мне голову, и взглянула странно, оценивающе. И словно острые иголки впились мне в мозги и тут же отпустили. Пробил озноб — так смотрела на меня Нора. Прощупывала мои мысли.

— Ты должен завершить свое дело, — повторила она. — Поэтому не забрал.

— Я знаю, Эстелла. Знаю. Поэтому я приехал в Мексику.

Горькое разочарование. Хоть я и пытался вытащить из девушки хоть какую-то информацию о своей судьбе — ничего. Устало откинулся на жесткую деревянную спинку скамьи, понурив голову, стал рассматривать стертый ногами тысяч людей мраморный пол. И вся бессмысленная роскошь собора потускнела для меня, стала раздражать.

Мы вышли с Эстеллой из собора, и я вспомнил вдруг о Лиз, когда увидел разноцветное море палаток. Но пройдя по рядам, так и не смог ничего найти — всё здесь было связано со смертью — куклы в виде мертвецов, сахарные черепа, игрушечные скелеты — футболист, уличный певец в ярко-жёлтом костюме с маленькой гитарой, священник в чёрном с распятьем, всунутым в торчащие из рукава палочки. И охапки похожих на пушистые шарики оранжевых или желтых цветов.

Когда мы вернулись к машине Франко, Эстелла забралась на переднее сидение, а я сел сзади. Увидел, что на панели теперь сидит белый пушистый кролик с длинными торчащими зубами из фетра. А на шее у него завязан розовый бант с блестками. Эстелла захлопала в ладоши, схватила игрушку в охапку, зарывшись, как в облако. Отпустив на миг, обвила шею Франко тощими, выглядевшими как паучьи лапки, ручками с острыми костлявыми локтями, и поцеловала его неловко, но с жаром. Итальянец прижал ее к себе на миг, отстранив, взглянул в лицо.

— Ну как ты, принцесса? — спросил по-испански.

— Tutto Х buono! — ответила она по-итальянски.

— Ну чего, куда поедем? — повернулся ко мне, бросив взгляд.

— А что предлагаешь?

Настроения ходить по музеям или археологических раскопках у меня не было. С удовольствием сходил бы на футбол, или на худой конец послушал бы музыку.

— Предлагаю поехать на плаза Гарибальди, послушать мариачи, — Франко словно прочитал мои мысли.

— Да! Да! — Эстелла радостно запрыгала на месте, хлопая в ладоши. — Хочу! Хочу!

— Да, принцесса, — Франко обвил девушку за талию, притянув к себе, и, обернувшись ко мне, пояснил: — А там можем еще и пообедать в какой-нибудь кафешке. Их там много около площади.

— Вам надо обязательно попробовать пульке, — важно изрекла Эстелла. — Вы никогда не пробовали пульке?

Я даже не знал, что это — еда или напиток. И вообще от новых названий у меня раскалывалась башка, и внутри начинало скапливаться раздражение. По роду моей службы журналиста, приходилось часто за считанные дни, а то и часы, изучать нечто незнакомое и непонятное. Но сейчас приходилось запоминать столько вещей, что мои мозги уже были готовы устроить забастовку и отключиться.

— Нет, не пробовал. Но хочу узнать, как это на вкус.

— Да ничего особенного, — фыркнул Франко. — Кислятина. Чем-то на забродившее пиво похоже. Но полезная штука, — он усмехнулся.

Завел мотор, машина бодро снялась с места. Мы проехали по широкой улице, примыкавшей к соборной площади, мимо четырехэтажных зданий старинной архитектуры с отделкой красно-коричневым кирпичом и изящными металлическим балконами и свернули на узкую улочку, мощенную брусчаткой. Дома по сторонам потянулись обшарпанные, будто из центра города мы перенеслись в бедные окраины. Еще раз свернули и улица расширилась, превратившись в проспект. И я уже перестал удивляться, как здесь в Мехико бедность соседствует с богатством и роскошью.

Фасад обветшалого здания с отвалившимися кусками штукатурки, трещинами, что напоминало руины, оставшиеся после бомбежки, сменился на раскрашенное яркими красками кафе, затем на двухэтажное здание с магазином на первом этаже.

Но тут мы свернули и оказались на площади, окруженной невысокими оштукатуренными в бордовый, желтый и голубой цвет домами, что сразу заставило вспомнить точно такие же места в провинциальных российских городках.

— Приехали, — бросил Франко, остановив машину. — Плаза Гарибальди.

Я был разочарован. По сравнению с тем местом, откуда мы уехали, здесь все казалось примитивным. За каким хреном мы приехали сюда?

Но когда вылез из машины, понял, в чем заключается уникальность этого места. Здесь скопилось множество мариачи — уличных музыкантов. Все разодетые в национальные костюмы — короткие куртки, брюки с позументами, сомбреро. Расшитые золотой вязью. Стояли мариачи группками, иногда небольшими, по трое-четверо, иногда целыми оркестрами из дюжины музыкантов с гитарами, барабанами, маракасами.