Олешек

— Ты чего шумишь? — повернулся к нему лётчик.

— Потому что взрыв!

— С тобой не помолчишь, — засмеялся лётчик.

Тут неподалёку, в лесной чаще, раздался резкий дробный стук.

— А это что у вас тут за автоматчик очереди даёт, лес простреливает? — спросил лётчик.

— Он не автоматчик, а дятел, — ответил Олешек. — Я его сколько раз видал, у него пузо красное. Он на дереве сидит и головой стучит, как молотком. Быстро-быстро. Постучит и оглянется, не подкрался ли кто. Только он не просто так стучит, он личинки в коре ищет, птенцов кормить.

— Ты, брат, что-то путаешь, — сказал лётчик. — Какие сейчас птенцы, когда зима?

Но Олешка не так-то легко было переспорить.

— А после зимы всегда бывает весна! И даже лето! — громко сказал он.

— Да неужели? — Лётчик живо притянул к себе Олешка за плечи. Повеселевшими глазами он с интересом разглядывал розовую от мороза, круглую Олешкину физиономию.

— Да! — ещё громче сказал Олешек. — И тогда вылупливаются птенцы. А в Вертушинке из головастиков делаются лягушки. А из всех семечек проклюнутся ростки, зелёные!

— Ты, может, думаешь, что я глухой? — спросил лётчик.

— Нет, я не думаю, — ответил Олешек тихо. Ему стало неудобно, что он так громко кричит: вот даже ворона, каркнув, перелетела на далёкую ёлку.

Но тут Олешек вспомнил что-то важное и озабоченно посмотрел на берёзу.

— Знаете, сказал он, — не надо, чтоб берёзовые семечки были фашистскими самолётами. Пускай они лучше будут нашими семечками. Тогда из них берёзовая роща вырастет.

— Идёт, — согласился лётчик. — Пусть вырастет роща!

— И ещё, знаете, колодцу тоже нельзя всегда быть зениткой. Из него летом воду берут для телят. Им из Вертушинки не позволяют пить, они ещё маленькие.

— Согласен! Договорились! — Лётчик весело, как мальчишка, тряхнул своими серебряными волосами. — Пусть малые телята воду пьют! Да ты, я вижу, тут самый главный хозяин!

Он взял в ладони холодные, покрасневшие Олешкины пальцы, потёр их крепко и, наклонившись, подышал на них.

— Где же твои рукавицы? Дома забыл? Эх ты, хозяин! — И он натянул на маленькие Олешкины руки свои кожаные перчатки.

— Не надо, не надо! — замотал головой Олешек, но пальцам внутри понравилось, и Олешку тоже понравилось: в кожаных перчатках он был похож на настоящего лётчика.

— А меня на лётчика примут учиться? — Олешек растопырил блестящие кожаные пальцы.

— Примут, если не трус.

— А я не трус, — сказал Олешек и уже собрался рассказать про бычка и майского жука.

Но тут лётчик прибавил:

— И если глаз у тебя точный. — Он взял ледышку, прищурился и запустил ею в макушку длинной ёлки.

А на этой макушке сидел маленький снежный комок. Олешек и глазом моргнуть не успел, как комок уже разлетелся белой пылью.

— Ух ты! — только и смог вымолвить Олешек. — Я теперь тоже тренироваться буду.

— Правильно, — поддержал лётчик и, опять откинув полу куртки, потянулся за папиросой, и перед Олешком снова сверкнули яркие орденские полоски.

— А вам за что Красную Звезду дали? — спросил Олешек.

— Вот эту? На фронте получил. Фашистскому самолёту на лету хвост срезал. Из бортового пулемёта. Он и сбросил свои бомбы прямо в море.

— А сам он чего? — спросил Олешек.

— И сам туда же нырнул.

— Ух ты, здорово! — сказал Олешек. — А вот эту Красную Звезду вам за что дали?

— Эту уж после войны. На Северном море. Льдину от берега оторвало и унесло. А на ней восемнадцать рыбаков. Я их разыскал в открытом море. Шесть раз сажал самолёт на льдину, пока всех не перевез на Большую землю к их ребятишкам.

< image l:href="#" />

— А третью Звезду? — поскорей спросил Олешек.

— Ну, брат, — засмеялся лётчик, — если про всё рассказывать, получится слишком длинно. Пойдём-ка лучше меня провожать, а то в доме отдыха порядок строгий, ещё к обеду опоздаю.

И они пошли вместе к дому отдыха. Олешек шёл первым, нёс на плече лыжи. Он держал пальцы растопыренными, чтобы каждый встречный увидал, какие на нём кожаные перчатки. И вдвоём пели песни. Сперва по Олешкиному выбору:

Тра-та-та, тра-та-та. Мы везём с собой кота!..

А потом по выбору лётчика:

Летят перелётные птицы В осенней дали голубой. Летят они в жаркие страны, А я остаюся с тобой. А я остаюся с тобою. Родная моя сторона…

Они пели очень громко. Олешек сильно, в лад, стучал валенками, но вдруг стукнул мимо тропки и провалился в глубокий снег. Лётчик помог ему вылезти, а в снежной ямке они увидали низенькое зелёное деревце. Олешек, падая, его примял, но оно распрямилось и из белой норки с любопытством глядело на двух людей.

— Ишь ты, какое могучее дерево! — сказал лётчик.

— Это можжевельник, — объяснил Олешек. — И вон там ещё растёт один, и там ещё. Я про него знаю…

— Что ж ты про него знаешь?

Олешек помолчал.

— Только это длинное, что я знаю.

— Ну, валяй рассказывай длинное, — сказал лётчик.

— Когда он только родился и выглянул из травы, он увидал вокруг много маленьких ёлочек, целый ельник. И он подумал: «Может, я ельник?» Но он тогда ещё плохо умел говорить, и у него получилось «можжевельник». А потом все ёлки выросли большие. И иголки у них стали колючие. А он остался маленьким, но всё-таки иголки у него есть. А вот шишки у него не выходят. Как он ни старается, всё равно получаются не шишки, а ягоды…

— Кто ж это тебе рассказал? — удивился лётчик.

— Никто не рассказал, я сам знаю, — ответил Олешек.

Тут лётчик увидал за кустиками можжевельника две лыжни и спросил:

— Почему одна лыжня идёт прямо, а другая потопталась-потопталась на месте и удрала в лес?

Олешек вздохнул: он не любил говорить про неприятное.

— Это Валерка ушёл.

— Почему же? — удивился лётчик.

— Он сказал, что я всё вру про можжевельник, и ушёл. А я не вру! — звонко крикнул Олешек и поглядел ясными глазами прямо в серые твёрдые глаза лётчика. — Просто я так знаю.