Ольга. Наследие богов
Шрифт:
— Вчера вечером в переговорной на Земле присутствовал мужчина, — слежу за реакцией альвиса, пока он выражает лишь вежливый интерес. — Человек, — уточняю на всякий случай. — На вопрос господина Рикальда, почему он не противится вашим требованиям, тот ответил, что дело в патриотизме. Я не поняла его.
— О! — альвис оживляется. — Это очень просто! Каким-то образом так получилось, что государственные органы ни одной из стран, представляющих более-менее серьёзный вес на политической арене в вашем мире, до сих пор не узнали о том, зачем мы путешествуем на Землю. И о таком даре, как ваш, они тоже не слышали! Так называемой опекой
— Вы делитесь собственными наработками в обмен на… на нас?
— Именно так!
— Но как же так? — удивляюсь я. — Если есть возможность пробрести прогрессивное знание, почему нас прячут?
— Деньги, — пожимает плечами альвис. — Со знанием нужно разобраться, внедрить его. Это же колоссальные расходы! А если вам предложат здесь и сейчас кругленькую сумму за то, что вы придержите девушку, а с технологиями будет мучаться кто-то другой…
— То я откажусь! Прибыль от сделки с вами всё равно будет больше, и она с лихвой окупит затраты. К тому же часть средств от конкурентов уйдёт на расходы по содержанию носительницы дара. Я до сих пор стараюсь не думать о том, во сколько обошлось моё прикрытие!
Господин Льорф долго смотрит на меня, прежде чем ответить.
— Значит, вы терпеливы, — произносит он медленно, — однако идея торговли людьми вам не чужда.
— Глупости! — отмахиваюсь от обвинений. — Мы рассматривает ситуацию с точки зрения финансовой выгоды, а не её моральные аспекты.
— Но, видите ли, у мужчины, присутствовавшего в переговорной, внезапно проснулась совесть. И этическая подоплёка поступка вышла на первое место. Аппетиты людей постоянно растут. Те, кто готовил носительницу дара в этом поколении, получили бы такие знания… — альвис на несколько секунд прикрывает глаза и качает головой. — В расхожей фразе о том, что деньги правят миром, появилось бы дополнение про технологии. В свете этого поступок вашего соплеменника можно приравнять к гражданскому подвигу!
Я перевожу взгляд на стену за господином Льорфом. Хочется сказать: «Спасибо. Вы свободны» и остаться наедине с самой собой. Второй раз за день меня посещает чувство опустошения. И сквозь это мутное ничто пробивается единственная мысль:
— Что будет с моими родителями?
Господин Льорф по замороженному голосу понимает моё состояние. Он поднимается из кресла и подходит ко мне. Его ладони ложатся на мои плечи — жест, заставляющий поднять голову и встретиться с ним взглядом.
— О них позаботятся, — он выделяет тоном местоимение. — Забудьте о возвращении на Землю и придумайте для близких достойное объяснение тому, что они вас больше не увидят.
Альвис покидает меня. Я стою тихо-тихо, будто оглушённая. Даже комната решает, что никого в ней нет, и выключает освещение! Пока я добираюсь до кресла, свет не успевает включиться на полную мощь, а потом вновь медленно гаснет.
В голове вместо классического «Что делать?» другой вопрос: «Что сказать?». Идеи рождаются самые бредовые и перемежаются они отчаянным призывом перегревшегося мозга, вопящего истошное «Спать!». По-моему, это самое здравое предложение.
ГЛАВА 10
Ночью
мне приснился странный сон. Его отголоски беспокоят даже сейчас, хотя я уже два часа как бодрствую. Стоит смежить веки, перед глазами появляется калейдоскоп ярких картинок, сменяющих друг друга. Тут и бесконечные улицы, вдоль которых тянутся дома непривычных форм, и смеющиеся люди, — скорее, альвисы, если судить по архитектуре! — и какие-то огромные конструкции, отдалённо напоминающие аттракционы, — впрочем, в парке развлечений я в последний раз была лет в восемь, — и витрины магазинов-ресторанов, и много-много чего ещё!Сейчас образы просто встают перед мысленным взором, а во сне всё происходило несколько иначе. Я чувствовала себя зрителем в кинотеатре: пока чинно сидишь в кресле и жуёшь попкорн, на экране разворачивается действо. Вот только за «ночным сеансом» наблюдал еще кое-кто. По острому запаху моря, нет-нет да наполнявшему лёгкие, и фиолетовому взгляду, мелькавшему напротив, я догадалась о личности второго зрителя. Возможно, сравнение с кинотеатром не самое удачное, если матсэ видел всё, словно находился напротив меня, но ничего лучше в голову не пришло!
— Что ты копаешься?
Виль сегодня угрюм и мрачен, но это его проблемы. У меня в запасе есть ещё целых пять минут, поэтому могу порыться в собственной дорожной сумке. Должна же я знать, что мне добрые альвисы собрали в путь! Ничего криминального и бесполезного беглый осмотр не выявляет, а на изучение глубин сумки времени всё же нет, да и желания тоже: так аккуратно и компактно сложено! Я уже предвкушаю новые сборы, когда мне самой придётся всё это впихивать обратно после остановки в какой-нибудь гостинице, или как они тут называются.
Виль спускает меня в подземный гараж — именно так он назвал это место — и подводит к чему-то непонятному, у которого отсутствуют колёса, чьи габариты поражают компактностью, а форма и цвет больше всего напоминает капельку.
Я любуюсь на местный транспорт, альвис безропотно держит мой багаж, но конец идиллии наступает быстро. Из-за машины выходит хмурый матсэ Рагнольф. Бегло взглянув на какую-то штуку, украшающую левое запястье, — должно быть, хронометр — он сдвигает брови сильнее.
— Вы опоздали, — произносит матсэ вместо приветствия.
Я тут же скрещиваю руки на груди — спасибо Вилю за предоставленную возможность!
— На сколько? — усмехаюсь, глядя в тёмные, почти фиолетовые глаза. — На тридцать секунд?
Мужчина сжимает губы и предпринимает вторую попытку до меня докопаться:
— И долго вы собирались изучать авиетку?
— А вы могли бы не прятаться, а встать перед ней и нас встретить, — слова будто сами с языка срываются — чудеса! — И вообще, — несёт меня дальше, — на Земле девушкам можно опаздывать, и мужчины к этому относятся снисходительно!
Прямая линия губ собеседника кривится в намёке на улыбку.
— Так вы не на Земле, — напоминает он.
Думает, уел? Как же! Во мне сегодня проснулась вторая личность и сейчас она ка-а-ак ответит!
— И вы не мужчина? — роняю я в тон матсэ и замираю. Ухмылочка на лице остаётся, но мне уже не смешно! Нужно в следующий раз дождаться пока фраза в голове окончательно оформится, а потом решать: говорить или не говорить. Взгляд у матсэ особо не изменился, это означает, что еще представится возможность сострить.