Олигарх и амазонка

– Ты еще не ушла?

– Я выхожу замуж за Алтынова. И мы уезжаем на Кипр...

– Скатертью дорога! – усмехнулся Вадим.

– Жаль, что у нас ничего не вышло напоследок... Надеюсь, ты будешь об этом жалеть.

– Вряд ли.

– А ты не зарекайся. Жизнь очень длинная... Счастливых снов, мой дорогой!

Олимпия выпорхнула из комнаты, оставив его в изумлении. Олимпия сама пришла к нему тайком от Алтынова, сама предложила себя. Ему оставалось только руку протянуть. Но вместо того, чтобы доставить удовольствие и ей и себе, он прогнал ее. И тем самым должен был обидеть. А как утверждает народная молва, нет зверя опаснее, чем смертельно обиженная женщина... Но, похоже, Лима не очень-то на него обиделась. Похоже, для нее это была разведка боем. Пусть и неудачная, но разведка, за которой могли начаться боевые действия. Алтынов уже немолод. Да, он богат, но деньги не могут заменить молодые силы. Зато у Вадима с этим все в порядке. Тем более что в прошлом Олимпия всерьез утверждала, что ни с кем ей не может быть так хорошо, как с ним... Но ведь он же не бездушный, чтобы на автомате удовлетворять ее сексуальные потребности. Он человек, у него есть и совесть, и гордость...

Глава двадцать первая

1

Алтынов пребывал в добром расположении духа. Бодрая улыбка, веселый взгляд. Но все же через фон этого внешнего благополучия просачивалась тоска, скрытая в глубине глаз.

– Извини, сынок, что не пригласил на свадьбу, – ничуть не чувствуя за собой вины, сказал он.

– Да я и не обиделся, – равнодушно пожал плечами Вадим.

– И нечего обижаться. Свадьбы как таковой не было. Приехали в загс, расписались. И все... Какое может быть торжество, когда Олимпия уже была замужем... Ты на меня не сердись. Так уж вышло...

– Да вы не оправдывайтесь, – усмехнулся Вадим. – Стрелять я в вас все равно не буду... А то что женились на ней, меня мало волнует...

– Тебе не кажется, что тебе уже давно пора на «ты» со мной перейти? Все-таки ты мне сын родной...

– Мне кажется, что у нас мало общего...

– Я в этом не уверен... Я смотрю на тебя и узнаю себя в молодости... Ты такой же с характером, как и я... Ну да ладно, все это лирика... Больно мне на тебя смотреть. Анжелу не воскресить, но хотя бы земле предать... Так было бы легче – и тебе, и ей. Душа-то, она бессмертная... Увы, труп найти не могут. И этого, с которым ты был... Ни его, ни Марины... Может, Марина – это всего лишь прикрытие. Может, кто-то прячется за ней. У меня плохое предчувствие, сынок. Такая каша заварилась, что, боюсь, не расхлебать... У Анжелы, наверное, предчувствия не было, а гляди ж ты, как все обернулось. А меня изнутри тревожит...

– Все будет хорошо.

– Да, скорее всего, – кивнул Алтынов. – Но если вдруг что... Ты не держи на меня зла, сынок. Я же человек, со всеми слабостями и недостатками. И зла столько сотворил, что стыдно...

– А кто без греха?

– Вот и я о том же... Да, хотел сказать, мы с Олимпией на Кипр едем. Только не думай, что я нарочно туда на медовый месяц еду. Никаких аналогий, поверь. Просто нравится мне там. Спокойное там место. И не скучно... Ты тоже не скучай...

– Легко сказать...

– Может, тебе самому съездить куда, развеяться? Заграничный паспорт, деньги – это не проблема. Хоть в Америку лети...

– Не нужна мне Америка, – покачал головой Вадим. – И отдых без Анжелы не в радость... Но уехать хочу. Так, чтобы подальше от этих мест. На работу бы устроиться...

– Нет, лучше в институте восстановиться...

– Не хочу я здесь оставаться.

– И не надо оставаться. В Москву поезжай. Там и будешь учиться. В институте стали и сплавов, лучше на экономический... А еще лучше сразу на два факультета. Чтобы голова была всегда занята. Чем голове тяжелей, тем на душе легче...

– Ты читаешь мои мысли, – сдавленно улыбнулся Вадим.

– Ну вот, уже на «ты», это хорошо...

– В институт мне осенью...

– А до осени работать будешь, если отдыхать не хочешь... С работой, разумеется, помогу. В Москве у нас представительство...

– Я бы лучше сам по себе...

– А это ты брось, – нахмурился Алтынов. – Ты – мой сын, ты должен жить моими интересами. И я хочу, чтобы ты так жил...

– Но это большая ответственность. А я к этому пока не готов...

– Ничего, у тебя будет время, чтобы прийти в норму. А пока будешь работать на невысокой должности, присматриваться... Если хочешь, никто не будет знать, что ты мой сын...

– Да, хочу... Но это не из вредности... Просто мне так будет спокойней...

– Я тебя понимаю... Значит, решено, едешь в Москву, устраиваешься на работу. А в сентябре в институт. Вопрос с восстановлением и переводом будет улажен. Это не проблема...

Вадим мысленно усмехнулся... Хорошо живет Алтынов, нет у него проблем. А если появляются, он справляется с ними легко и просто. Сын родной вдруг объявился, с жильем проблемы – какой вопрос, решим. Жениться собирается. И с этим поможем. Как в том анекдоте, и дом построим, и детей нарожать поможем... И с Анжелой как просто все решил. Максу – знойную бабу и путевку на лечение, а ей самой – Вадима, пусть холит его и лелеет... И ведь холила и лелеяла. И счастье дарила... Но нет больше Анжелы. А если и виноват в этом Алтынов, то лишь косвенно... И вообще винить его в чем-то – дело неблагодарное.

– Чего загрустил, сынок? – с отеческой теплотой в голосе спросил Иван Александрович.

– А грустно потому что...

– Я тебя понимаю... Ничего, все образуется. Еще будешь счастье полной ложкой хлебать...

– Без Анжелы вряд ли...

– Время покажет... Ну так что, в Москву едешь?

– Да.

Пожалуй, это был единственный более-менее правильный выход из создавшегося положения. В Москве он никого не знает, но ничто не будет ему напоминать о былом...

2

Монгол зарычал как собака, у которой вдруг забрали сахарную косточку.

– Сука!

Он ударил наотмашь, со всей силы. Но девка не упала. И вовсе не потому, что умела держать удар. Она и без того лежала. На койке, в чем мать родила.

– Ты что делаешь? Она ж на уколах! – Глеб схватил Монгола за руку, чтобы тот не ударил еще раз. – Скопытиться может!

Девка уже вторую неделю сидела на сильнодействующих транквилизаторах. Уже ничего не помнила, ничего не соображала. И команды все выполняла. Прикажут раздеться – разденется. Лечь – ляжет. Ноги раздвинуть – раздвинет, только в себя не впустит. Вроде бы ничего не понимает, вроде бы ей должно быть все равно, ан нет, в самый последний момент включаются глубоко спрятанные, не отключенные транквилизаторами рефлексы. Монгол только что пытался поразмяться с ней, да не вышло: за палец его девка укусила. Вот он и злится.

– Да пусть сдохнет, мне-то что! – рыкнул Монгол.

– Тебе-то ничего, а Самохват не велел. Ты же знаешь, он не любит без надобности... Да и нам веселей...

– Чего веселей? Какой от нее толк?

– А ты погоди, не спеши. Через недельку она сама за тобой бегать будет. На коленях будет просить...

– На коленях?.. На коленях – это хорошо... Ладно, пойду к этой. Пусть она попросит...

Вторая девка в отказ не шла. Ей тоже прочистили мозги, чтобы мысли дурные в голову не лезли. Она тоже уже не отдает себе отчета в действиях. Но ноги раздвигает с радостью. Впрочем, Марина и прежде была охочей до секса. Уж кто-кто, а Глеб это очень хорошо знал. Как-никак жил с ней, в доверие к ней через постель входил. Неплохо он тогда совместил приятное с полезным. А сейчас к ней ходят все кому не лень. И Монгол, и Наум, и Кузя. А чего добру пропадать? Баба-то красивая. Да и места много занимает – целую комнату. Пусть отрабатывает... И вторая отрабатывать будет, еще придет ее час...

Монгол ушел, а Глеб осмотрел строптивицу. Живая. Но без сознания... Красивая баба. И фигурка – у-ух... Можно было бы воспользоваться ее беспомощностью. Но так неинтересно. Он же не тупой Монгол или инфантильный Наум. Ему важен сам процесс обольщения... Но к Марине он ходит. И к этой будет ходить, когда она сама на мужиков бросаться начнет. Скучно же сидеть взаперти. А Самохват требует, чтобы они носа на улицу не высовывали. Держит их в самом дальнем от города дачном поселке. Хорошо хоть во двор выйти можно, свежим воздухом подышать. А если в охотку, то и баньку затопить, шашлычков пожарить. А то ведь совсем с тоски подохнешь...