Олигарх. Ты не купишь меня
Шрифт:
Артём зашёл с таким серьёзным лицом, что стало понятно сразу — разведка в лице Риты все донесла. Увидев составленные у стены пакеты, прищурился и ухмыльнулся. Затем подошел ко мне, взял со стола фотографию.
— Из-за этого весь сыр-бор? — Даже не извинился. Просто коротко спросил и спрятал фото в карман. Не порвал, не рассмеялся, как я надеялась. Не сказал, что это шутка или любую другую ерунду.
— Ты считаешь, что этого мало? Артём, ты здесь больше не живёшь. Я собрала твои вещи. До свидания.
— С чего бы это? Я имею право жить там, где захочу!
Я даже поперхнулась от неожиданности.
—
— Ух ты, какая смелая. Даже удивила. Вообще-то, здесь живу я и моя дочь. А ты собирай свои вещи и выметайся к маме.
Я потеряла дар речи от такой наглости.
— Если помнишь, — продолжал Артём, — я юрист. Надумаешь судиться, береги нервы. Ипотеку оплачиваю я и собственник у квартиры один — тоже я. Поэтому, если кто и должен освободить помещение, так это ты. Мы не расписаны и рассчитывать на половину моего имущества ты не можешь. Ты здесь никто, Ника. Вопросы есть?
Я растерянно хватала ртом воздух. Ни тени сожаления, ни капельки сомнения, и полная уверенность в своей правоте. Я даже согнулась от ощущения удара под дых, в голове — полная каша. Быть такого не может!
— Артём, я не понимаю… Ты хочешь вышвырнуть меня из дома? И дальше спокойно ходить на работу, есть, пить, таскать сюда своих девок?
— Прости, дорогая, но ты собиралась сделать то же самое со мной. Хотела вкусно есть, сладко пить, заниматься своими копеечными переводами и ленивыми учениками, но за мой счет? Ипотеку плачу я, эта квартира моя. Извини, закон на моей стороне. Возмещай уже выплаченные 2,5 миллиона, я оформлю договор на тебя, будешь платить сама.
Я чувствовала себя героиней мелодрамы, такое просто не могло происходить со мной. Я закрыла глаза и потёрла виски, всё сказанное просто не укладывалось в моей голове.
— Ника, ты реально думала, что я уйду весь в белом, прихватив пакеты с барахлом и продолжая платить ипотеку? Хм… Пора уже повзрослеть. Собственную дочь из квартиры я не выгоняю, а ты покинь помещение.
— Зачем тебе Света? — меня трясло от злости.
— А вот здесь наши интересы совпадают. Свету я забирать не планирую, но при условии, что ты выполнишь мои условия. Будешь претендовать на имущество или накопления, скандалить и портить мне карьеру, я найду способ доказать, что ребёнку будет лучше с биологическим отцом. Как тебе такой договор — я не трогаю Свету, ты не треплешь мне нервы?
Так вот, чего он боится! Что я попрошу разделить наш вклад? Буду звонить его коллегам и слёзно умолять пробудить в нём остатки совести? Смешно!
— Ника, я знаю, что тебе сейчас очень обидно. Но с точки зрения закона я прав! И не вижу причин, почему должен горбатиться до конца своих дней на квартиру, в которой не буду жить. От алиментов я не отказываюсь, буду помогать чем смогу.
«Чем смогу»? То есть, "сколько захочу, столько и дам"? Почему я не замечала этот равнодушный взгляд, сухие и отрывистые фразы… Точнее, замечала, но считала, что это профдеформация, подшучивала над ним. Не может быть, что мужчина, с которым столько лет прожила вместе, о котором заботилась и любила, может так со мной поступить.
Артём ещё долго говорил, из его обвинительной речи можно было сделать вывод, что я вся такая безответственная, но продуманная, быстренько забеременела и охомутала перспективного мужика. А он благородный,
справедливый, но неопытный повёлся, а сейчас живёт и мучится, потому что мы мешаем его самореализации, отнимаем время и финансовые ресурсы.— …Поэтому давай по-хорошему. Я плачу алименты, ты — ищешь другое жильё. Ты всё равно на машине — можешь из любого района дочку возить в садик.
В моей голове с трудом укладывался тот факт, что меня с дочкой выгоняют из квартиры. А ещё я не могла понять, почему он давно от меня не ушёл, если так «страдал»?
— Артём, надо было давно честно поговорить и признаться. Может быть, я бы смогла…
Если было в этом мире что-то, способное унизить меня еще больше, так это смех. После моих слов он реально расхохотался:
— Ты? Смогла? Семенова, посмотри на себя! Ты же сама ничего не можешь. Жалко тебя было… Я хотел, чтобы Светка подросла, чтоб тебе как-то полегче было. Не бросил тебя с ребенком, тянул до последнего. И еще бы потянул полгода или год, если бы ты тут не развела это все… Нет бы «спасибо» сказала.
То есть, по его мнению, я сейчас должна испытывать благодарность?
— А то, что не сказал про Снежану, так на ее месте могла бы быть Анжела, Дарья или еще кто-нибудь. И были, представь себе. С тобой спать? Раз в месяц с замотанной неухоженной бабой? Посмотри, в кого ты превратилась? Ты мне не жена! Поэтому отчитываться по вопросам личной жизни перед тобой не обязан.
И вот тут меня порвало. Я бы никогда не осмелилась разговаривать так со своим мужем, но с посторонним мужиком, который только что меня так унизил — легко!
Я вскочила со стула и налетела на Артёма, как фурия.
— Значит, я — не жена! — заорала ему прямо в лицо, — да пошёл ты, перспективный — дефективный! Вали отсюда. Пока я тебя самого в черный мешок не упаковала. Вали-вали…
Он опешил от такого напора и позволил мне выдавить его в подъезд. Схватив первый попавшийся мешок, я бросила ему в след.
— Это тебе на завтра, переодеться. В гостинице поживешь, пока решу, что делать, понял!
Артём что-то пытался кричать в ответ, но дверь захлопнулась, отрезав один эпизод моей жизни от другой.
Я медленно сползла спиной по стене, ноги отказывались меня держать. Достала телефон и дрожащими пальцами набрала знакомый номер:
— Мама, я поживу у тебя какое-то время, хорошо? Потом все объясню…
4. Игорь. 3 дня до кастинга
Игорь
С высоты открывается отличный вид на город. Вечер. Прямо от офисного здания тянется вдаль широченный проспект, разделенный надвое — правая полоса заполнена красными точками — горят красные стоп сигналы, левая полоса залита белым светом фар. Артерии и вены огней.
Я смотрю на главный проспект и больше не узнаю ни-че-го!
Вглядываюсь через панорамное стекло в кроссворд пересекающихся улиц и не вижу знакомых зданий и кварталов. Будто и не жил здесь никогда.
Сколько лет прошло? Десять, пятнадцать? А изменилось все, будто прошла вечность. Я представить не мог, что вернусь сюда. Ностальгии по местам детства не испытывал — это сто процентов! Если бы не случилась вся эта история с Разумовским и его патентом, то бы ноги моей здесь не было.
Воспоминания о детстве у меня неприятные. Хотя грех жаловаться. Если бы меня целовали в задницу, как многих других, я вряд ли бы чего-то достиг.