Оливковый цикл

– Мама работала горничной в пяти домах – ходила из дома в дом, мы с братом, маленькие совсем, почти ее не видели. Потом она заболела, попала в больницу с аппендицитом, а мы не знали ничего, думали, она на работе ночует.

Отец работал автослесарем. И черед пятнадцать лет они выкарабкались. Взяли в кредит двухэтажный дом, выучили и женили старшего сына на местной, и на их попечении остался один Демис – тоже с неплохими шансами стать адвокатом на новой родине, забыть грузинский и никогда не узнать русского. Мы его портили, как могли. Учили материться, курить и прогуливать занятия. В отличие от него, мы с Мартином были случайными людьми, транзитными студентами, и не собирались приносить пользу чужой стране. Мы пытались поймать кайф от каждой минуты заграничной жизни. Мы презирали любые формы контроля. Мы нашли друг друга и подходящую компанию – беззаботную, вечно нетрезвую, отвязную до абсурда.

Теперь, стоя перед стенами общаги в бездействии, мы оба изнывали от скуки.

– Позвони кому-то! – придумал я. – У нас тут катастрофа, а они спят.

– Не могут спать, – встрял Демис. – Когда трясет, во всех домах эвакуруются.

– Звони и узнай, куда они «эвакуровались». Если к Янке – и мы туда!

– Блин, телефон там остался, – Мартин вскинул голову, глядя на темные окна седьмого этажа.

– А у кого есть?

Стали искать. Поблизости ни у кого не было.

– Чертова скукотища! Пойдем обратно! – предложил я.

– А эти козлы? – Мартин оглянулся на охранников.

– Ни хрена они нам не сделают!

– Они же берегут нас, – снова влез местный мальчик.

Но мы уже нашли развлечение. Поднялись с тротуара, забрали пиво и направились к входной двери.

– Эээээ, куда? – охранник преградил нам дорогу.

– Отвали по-братски! – сказал ему Мартин.

Я перевел. Охрана махнула рукой. Конфликт им был не нужен. Мы победили. Толпа взирала пораженно. Девчонки крутили пальцами у виска. Хаааах! Это было здорово!

Мы вошли в пустое здание общежития, прошли через длинный холл в нашу с Демисом комнату, сели на кровати, допили пиво.

Изнутри подвиг уже не казался подвигом. Я избегал смотреть на Мартина.

– Позвонить Зурику? – он заметил на столе мой телефон.

– Зачем теперь звонить? Шоу закончилось.

Землетрясения как и не было. Мы долго сидели молча, ожидая новых толчков, потом я уснул на своей кровати, а Мартин – на кровати Демиса.

Демис вернулся только утром, злой, дрожащий от рассветного холода.

– Правильно вы сделали, что ушли. А нам только сейчас разрешили.

– Примерзли, лопухи? – бросил я.

– А чего он к себе не пошел? – Демис уставился на спящего Мартина. – Мне кажется, у него носки грязные. А он на моей кровати лег.

– Отвали по-братски, идиот!

– Да-да, это по-братски, я понял, – кивнул Демис и стал собираться на занятия.

СТАРИК

Выйдя из автобуса, я поплелся к киоску за сигаретами. Занятия закончились, возвращаться в общагу не хотелось. Между автобусной остановкой и студенческим общежитием был расположен небольшой парк – без деревьев, но с клумбами и скамейками. Я сел на скамейку и закурил. Снова подъехал двадцать четвертый автобус, вышли знакомые студентки философского факультета и помахали мне рукой.

– Не идешь?

– Общага для сна, – сказал я.

Альтернатива тоже была не ахти. Солнце палило не по-осеннему, не хотелось ни есть, ни курить. Я позвонил Димке, с которым делил комнату, но тот сбросил вызов.

В этом парке меня всегда охватывало непонятное, зыбкое ощущение, похожее на беспричинное волнение. Узкие парковые дорожки были вымощены осколками с датами и фамилиями умерших – так местные власти экономно использовали надгробные плиты и памятники старых кладбищ. Под моим ботинком была надпись «1829 -… Элени Ксе…», чуть дальше «…934. …араянис».

Какой-то старик, проходя мимо меня, спросил который час.

– Три, – ответил я, поглядев на часы.

И я ошибся! Я смог ошибиться даже в предложении из одного слова! Исправляться было поздно: дед взглянул на меня, как на врага нации.

Иностранный язык давался мне нелегко, может, потому что я совершенно лишен музыкального слуха и подражательного таланта. К тому же у меня был обычный комплекс иностранца, изучавшего чужой язык по учебнику в замкнутом кругу соотечественников – говорить без ошибок я не умел, а с ошибками – стеснялся.

Мне сложно было понять, что одни числительные изменяются по родам, а другие – нет. «Три» изменялось, и нужно было сказать в женском роде, потому что слово «час» было женского рода, а я сказал в среднем, неопределенно.

– Откуда ты? – спросил старик, сразу угадав во мне чужака.

– С севера, – отмахнулся я.

Дедок был невысокого роста, худощавым, с костлявыми локтями, торчащими из коротких рукавов, седыми редкими волосами и красноватой кожей лица. Он тоже не был похож на южанина, но гневный взгляд в мою сторону («понаехали тут!») выдал местного.

– Ты швед? – спросил он, присаживаясь рядом.

Мне польстило. Во-первых, шведы – высокие, светловолосые и красивые люди (как мне кажется), а во-вторых, о шведах за границей не идет слава как о ворах, пьяницах и проститутках. Стать шведом было очень выгодным предложением.

– Нет, – отказался я все-таки. – Украинец.

– О, по-по, – покачал головой старик.

– Я студент, – добавил в свое оправдание. – Живу в общежитии, вон в том.

Он поглядел почему-то не на здание общаги, а на пачку сигарет, лежавшую рядом со мной на скамейке.

– Какие крепкие ты куришь! Погубишь свое здоровье.

Честно говоря, в последнее время я только тем и занимался, что губил свое здоровье разными способами.

Старик достал из кармана свою пачку и протянул мне. Не знаю, какой марки были эти «суперлегкие», у нас таких точно не выпускают, но мне показалось, что они набиты не табаком, а бумагой с какой-то отвратительной ароматизированной пропиткой. Сразу резко закружилась голова – я отвернулся от деда, чтобы скрыть подступившую тошноту.