Оллвард. Разрушитель миров
Шрифт:
Она шла неспешным, размеренным шагом. Сквозь щели в стенах виднелись синие воды Тирийского залива, а из каждого окрестного дома открывался вид на прославленный порт. Над ним возвышался один лишь дворец Морского Принца, розовые башенки и красные черепичные крыши которого напоминали охапки корских роз.
Сораса бросила взгляд в сторону великой гавани Тириота, знаменитые причалы которой тянулись в воды пролива, словно осьминожьи щупальца. Она покинет страну на торговой галере, не оставив за собой ни следа.
«Кроме того следа, который я сама решу за собой оставить», – думала она, удовлетворенно изогнув губы.
Она тенью спустилась в ту часть города, где были расположены
Вилла осталась далеко за ее спиной, когда поднялась тревога: кто-то из стражников сдавленно крикнул, зовя на подмогу городских караульных. Затем раздался рев трубы. Сораса ухмыльнулась: его полностью заглушил звон колоколов, доносившийся из Ладони Майры – высокой башни, в которой правила богиня морей. Моряки взывали к ее милости, рыбаки просили у нее изобилия.
Сорасе же не нужно было ничего, кроме толпы и звона колоколов. Толпа множилась, а колокола гремели, создавая стену между ней и трупом, лежавшим в своей постели.
Толпа несла ее, словно морское течение. Большинство людей двигались вслед за облаченными в синие одежды жрецами Майры по главной улице Билскоса, делившей его пополам. Они доберутся до гавани совсем скоро – тем более в базарный день.
«В этом хаосе легко затеряться, – думала Сораса. – Все идет четко по плану».
Она двигалась вперед уверенным шагом, не обращая внимания на толпу и распространявшуюся от нее вонь. Билскос был людным городом, но казался деревней по сравнению с айбалийскими Алмасадом и Калирамом, где Сораса провела большую часть из тех тридцати лет, что успела прожить в этом мире. Сейчас она скучала по каменным улочкам, залитым солнцем, и шумным рынкам, раскинувшимся так далеко, насколько хватало глаз; ей недоставало расписных шелков, бирюзового неба, нежного благоухания цветущих деревьев и ароматов пряностей, продававшихся на базарах. Сорасе хотелось снова увидеть великолепный храм Святой Лашрин и пройти по тенистому Пальмовому пути. Но все это меркло по сравнению с воспоминаниями о цитадели из песчаника, стоявшей на одной из прибрежных скал и обдуваемой соленым ветром. Ворота, которые в нее вели, были скрыты от непосвященных глаз. Именно там еще в детстве она нашла свое место; именно там был ее дом.
Она спиной почувствовала дуновение ветра за мгновение до того, как чья-то рука сжала ей мышцу между шеей и плечом. Пальцы впились в ее кожу, и она ощутила вспышку острой боли, распространившейся по всему ее телу.
Сораса пригнулась и вывернулась из хорошо знакомого ей захвата, который она сама освоила много лет назад. Обнажив зубы, она бросила злой взгляд на того, кто собирался на нее напасть.
Но нападения не последовало.
– Гарион, – прошипела она.
Окружавшая их толпа молельщиков начинала редеть.
Лицо мужчины скрывал капюшон – равно как и ее собственное, – но, чтобы его узнать, Сорасе было необязательно видеть его черты. Гарион превосходил ее ростом, а его кожа казалась белой даже в тени. Прядь грязно-коричневых волос падала на его темные глаза – точно так же, как в те времена, когда он был мальчишкой. Сораса отдавала предпочтение простой одежде землистых оттенков, не привлекавшей ненужных взглядов, Гарион же выбирал кричаще-яркие цвета. Алую тунику и мантию, расшитые серебром, было невозможно не заметить.
Мужчина холодно усмехнулся.
– Не знал, что ты промышляешь воровством, Сарн, – прошипел он на айбалийском. Хотя Гарион выучил этот язык еще в детстве, он не был ему
родным и до сих звучал в его устах как нечто чужеродное.Сораса отмахнулась от него. На пальцах Гариона виднелись черные татуировки, точно такие же, как у нее.
– Вероятно, твой моральный компас нуждается в починке, – отозвалась она. – Я увела убийство у тебя из-под носа. Насколько я понимаю, тебя заботит именно эта кража?
Гарион поджал губы.
– Веретено тебя побери, Сораса, – выругался он. – Существуют правила. Гильдейский контракт дается одному человеку, и лишь ему одному.
Эти постулаты проникли под ее кожу глубже, чем любая татуировка или шрам. Сорасе захотелось закатить глаза, но она уже давно научились обуздывать эмоции и сохранять бесстрастное выражение лица.
Поэтому она развернулась на каблуках и стремительно зашагала прочь.
– Зависть тебе не к лицу.
Как она и думала, Гарион последовал за ней. Сорасе вспомнились иные времена. Но они миновали давным-давно, поэтому она сжала одну руку в кулак, а другую поднесла поближе к кинжалу, свисавшему с ее бедра. Если он выхватит оружие, она будет готова.
– Думаешь, я завидую? Это навряд ли, – процедил Гарион сквозь сжатые зубы.
Они догнали последователей культа Майры и теперь проворно пробирались сквозь толпу.
– Тебя нарекли и поставили на тебе метку. Сколько крови ты ни прольешь, все равно не сможешь изменить то, что было начертано.
Она вдруг ощутила неприятный зуд: это чесалась длинная вертикальная татуировка, которая появилась на ее ребрах меньше года назад. В отличие от прочих меток, которые должны были приносить удачу или служили напоминанием о победах, именно эту поставили на коже Сорасы против ее воли.
– Спасибо за информацию, которую я и так знаю, – произнесла она, бросив на Гариона взгляд, способный испепелить дотла. – Возвращайся в цитадель. Броди по своей клетке, пока тебе в руки не упадет новая легкая жертва. Но помни: ее я тоже у тебя украду.
Хотя ее лицо по-прежнему ничего не выражало, в душе Сораса хохотала. Она не станет сообщать ему, что уже знает о его следующем контракте, а также прекрасно представляет, как его опередить.
– Тебе бы лучше поостеречься, Сарн, – проговорил он, и она услышала в его подрагивающем голосе нотку сожаления. Он никогда не умел скрывать свои намерения. Таковы все мужчины. – Лорд Меркьюри…
Сораса шла вперед, чувствуя, как у нее загораются щеки. В Варде было всего несколько людей, которых она боялась. Лорд Меркьюри возглавлял этот чрезвычайно короткий список.
– Отправляйся домой, Гарион. – Ее голос звучал так резко, что, казалось, им можно проткнуть кожу насквозь. Сейчас ей хотелось лишь одного: отделаться от своего бывшего друга и союзника. По этому пути было легче идти в одиночку.
Он с раздражением провел рукой по голове, откидывая капюшон. На его бледном лбу выступили капли пота, а на щеке красовался свежий солнечный ожог. «Он так и остался северянином», – подумала Сораса. Несколько десятилетий, проведенных в пустыне, не смогли изменить цвет его кожи.
– Рассматривай это как предостережение, – мрачно произнес он, откидывая в сторону полу мантии. На его поясе сверкал кинжал – такой же, как у нее, с черной кожаной рукоятью и изношенным бронзовым лезвием. А еще там был меч – в непосредственной близости от его руки, – и это Сорасе страшно не понравилось. Она с грустью вспомнила о своем клинке, спрятанном в обшарпанной комнатушке.
«Отсюда до таверны полмили, – думала она. – А ты бегаешь быстрее, чем он».
Ее рука метнулась к кинжалу и сжала знакомую кожаную рукоять, казавшуюся продолжением ее собственного тела.