Оловянная корона
Шрифт:
Там уж время пришло царевича будить.
– Мойно, ты очень плохо выглядишь, - в очи посмотрел на него Эдуар.
Молчан к зерцалу подошел - и вправду, лицо серое, неживое, точно в пыли вываленное. Глаза внутрь провалились, глядят оттуда недобро, борода паклей в разные стороны торчит. Как есть тать дорожный, а не десный мастер заветных дел.
– Да нет, ваше высочество, в порядке я.
Конечно, а как он должен выглядеть? Еле на ногах стоит, в день на пару часов очи сомкнет - и то ладно. Соки жизненные из него уходят, да разве бросишь отрока теперь?
– Михаэль уже проснулся?
Вот те снова здорова. Он об мальчонке
– Проснулся, - хмуро ответил царевичу.
– В обеденной ждет.
Молчан Эдвару, конечно, не говорил, что за каждым шагом "гостя" догляд устроил. Ни к чему.
– Так пойдем скорее.
Ну что ж, мил ты мой человек, пойдем.
Михаэль и вправду уже в обеденной, сидит задом жирным, на яства позыркивает. Зашли, он по обычаю вскочил, Эдуару поклонился, на Молчана мельком глянул, но так, что ажно пот прошиб. И больше не смотрел. Русич Вельтерегу махнул, дабы пробовать начал - не потравлено ли что. Старик только того и ждал, но не кинулся, как в первые разы, а теперь ужо, как лебедь поплыл, с важностию, значимостию. Присмотрелся к нему Молчан - отяжелел Вельтерег, животом оброс, подбородком опять же. Оно и понятно. Что у старика за заботы - отведает яства царские, да на полати, бока отлеживать. А получится, так еще и чарочку пропустит. Знамо дело, за здоровье Эдуара.
Набил брюхо Вельтерег, то бишь каждо блюдо напробовал, теперь и их черед настал. Молчан почти не ел, кусок в горло не лез, а Михаэль с Эдуаром все балакают.
– Ваше величество, знали бы вы, какую моя мама делала мацу, - покачал головой гость.
– А что это?
– Лепешки. Ох, ни одно блюдо на этом столе не сравнится с ними.
– Я прикажу своему повару, и он сделает их, - воскликнул Эдуар.
– Нет, ваше величество, лучше не стоит. Ради памяти моей матери, не надо измываться над мацой. Кстати, - Михаэль хитро посмотрел на царевича, - таки как поживает ваша матушка? Стоит надеяться, что она нагрянет к нам с визитом?
– Нет, нет, - чуть не поперхнулся Эдуар. Молчана аж злость взяла, вот ведь ирод, нашел, когда такие вещи спрашивать.
– Она в своем родовом замке.
– Таки какое мудрое решение, - всплеснул руками монах.
– Ничего так не укрепляет родственные узы, как расстояние. И чем дальше, тем лучше.
– Да, наверное, - смущенно отозвался царевич.
– Это все хорошо, но я еще хотел поговорить за гешефт, - вкрадчиво произнес Михаэль, отправляя очередной кусок говяжьего языка себе в рот.
– О чем?
– О торговле, - пояснил гость.
– Я бы вывалял в коровьем навозе того болвана, который у вас отвечает за казну, чтобы он болел в свое удовольствие. Вот смотрите, молодой... то есть, ваше величество. Возьмем, к примеру, Данелаг.
– Данелаг?
– удивился Эдуар.
– Но мы не торгуем с племенами.
– Таки в том и дело, - взвился Михаэль, хотя тут же успокоился и продолжил.
– Эти гои в Данелаге только спят и видят, когда придет кто-нибудь и заберет все, что у них есть.
– Но у нас мирный договор на три года. Мы пообещали не нападать друг на друга.
– Что вы говорите?
– Улыбнулся плешивый.
– Таки для этого и есть торговля. У этих несчастных есть много шкур, рыбы и китовьего жира. Но, как я слышал, там плохо родится хлеб.
– Да, так и есть, - подтвердил Эдуар.
– Северные земли очень суровы.
– Так почему бы не давать этим гоям то, что
они хотят? Мы им такой курс зарядим, молодой человек, им не снилось. И все в плюсе.– Мы никогда не торговали с ними, - нахмурился мальчик.
– Кантия постоянно воюет с племенами.
– Таки потому и воюет, что торговли нет, - объяснил Михаэль.
– А если бы был гешефт, то эти варвары тридцать раз подумали, прежде чем нападать.
– А это интересная мысль, - задумался Эдуар.
– Мойно, ты что думаешь?
– Интересная, - только и выдавил из себя Молчан.
– Я подумаю над этим, - произнес царевич будто себе.
– Ваше величество, - Михаэль придвинулся еще ближе. Молчан нахмурился, насупился, вот ведь пристал, как банный лист к заднице.
– Таки давайте за должность поговорим.
– Мы уже все обсудили. Как только у меня будут первые сведения...
Царевич затих, ибо в комнату вбежал один из гридней Молчана. Русич даже покраснел за своего слугу - вихры растрепаны, чело пятнами пошло, лоб в испарине. Хотел выставить наглеца, так тот лопотать стал, точно припадочный.
– Монсиньор, ваше величество, - гридь заметался, не зная, к кому обратиться, но все же остановился на Молчане.
– Вы велели доложить, когда сиры Кайнис, Бидивар и Гуймир вернутся...
– Говори, - сменил десный мастер гнев на милость.
– Все трое прибыли?
– Только сир Бидивар. Въехал в южные врата. Мы поняли по знаменам.
– Вот вам и первые сведения, - потер в ладоши монах.
– Не стоит торопиться, Михаэль. Сначала дождемся сира Бидивара.
Цирон Бидивар ввалился в зал спустя не более получаса, после появления грида. По запаху Молчан понял, успел по дороге набражничаться, песье семя. Бидивар обвел мутными очами залу, громко икнул и повалился челом в ноги государю. Энтот еще не пропащий, хоть и глядит вечно на вино, как кот на полную крынку. Однако ж супротив царя страх имеет, уважение то бишь. Это в ратном деле наиглавнейшее, первее, чем отличать, где у кобыли зад, где перед. Так и должно быть, сыновья в страхе живут перед отцом, отцы перед князем, князья перед царем. И не тот страх, когда в горячке мужик с оглоблей за дитями бегает, а те от него тикают. То дурость.
– Ваше... ваше величство, - поднял голову Бидивар, и Молчан испужался, как бы не сблевал, но ратник оказался крепким, лишь вновь икнул.
– Ваше приказанье и... иии-к... исполнено.
– Что ты узнал? Говори, от этого зависит, появится у тебя свой надел или нет.
В жизни не видел Молчан, чтобы так резво трезвели. Точно в секунду Бидивар пропарился да в купель ледяную нырнул - в очах мысль заиграла, тулово твердость обрело.
– Две деревни, ваше величество, во владениях лорда Уринара. Вырезаны все. В одном поселении трупы похоронены по обычаям Трех Богов, а во второй... Просто закопаны в землю.
– Видите, молодой человек...
– Это еще ничего не доказывает, - возразил Эдуар.
– Есть ли свидетели того, что там произошло?
– Да. Несколько местных крестьян. Они видели, как воины в деревне совершали погребение. Восемь человек. Но они запомнили лишь светловолосого великана и двух стражников в кольчугах с якорем.
Молчан опасливо взглянул на царевича - не случилось бы худа. Но тот лишь уста закусил, подлакитники так сжал, ижно длани напряглись и перста побелели. Однако ж сдержался, утихомирился и, как подобает государю речевать, ответил.