Омегаверс Я иду тебе навстречу ч.1
Шрифт:
– Научите жить.
– Зачем?
– Хочу стать кем-то, чтобы не стыдно было нормальным людям в глаза смотреть.
– Гиллиан показал им свои руки, не тронутые грубым физическим трудом.
Свора переглянулась, и третий альфа - тощий, как щепка, шестнадцатилетний подросток в пёстрой рубахе навыпуск - откровенно покрутил пальцем у виска.
– Ты больной?
– вопросил бритый.
– Может быть. Но мне больше некуда идти.
– Что, батя отказался прикрыть твой зад?
– ехидно поинтересовался смуглый бета в мешковатой одежде.
– Я сам ушёл.
– Что так?
– Он гад. И убил моего родителя. И не только его. Знать его не хочу.
Свора снова переглянулась. Вожак оглядел пришлого с головы до ног и нахмурился. Докурил и щелчком отшвырнул окурок в сторону.
– Деньги есть?
– Немного осталось. Надо отдать в этот... как его?.. общак?
– Ага, в общак...
– Я это понимаю. Но мне надо. Я... ищу кое-кого. И хочу доказать ему, что я чего-то стою.
– И кого ты ищешь?
– А вот это уже не ваше собачье дело. Так как? Примете меня к себе? Даю слово, что не буду борзеть, стучать в ментуру и прессовать. И жаловаться тоже не буду.
– Гровер, этот цивил точно больной, - шепнул главарю бритый.
– Гони его в шею. У нас и так тесно. Где мы его положим?
– Потеснимся, если пройдёт проверку. Этот щеночек не из слабеньких... пригодится.
– Вожак продолжал вглядываться в Гиллиана, и парень впервые усомнился в своей оценке.
– Если толк будет, то сами отпускать не захотим. Он силён...
– Вожак потёр загривок.
– Значит, так, паря, слушай сюда. У нас кого попало в стаю не принимают. Это понятно?
– Гиллиан с готовностью кивнул.
– Ты ещё желторотик, так что делаешь всё, что тебе скажут, пока руку не подам. Придави свою борзоту до поры до времени - право на неё ещё доказать надо. И не перед мелкотой вроде нас, а перед серьёзными людьми.
– Значит, меня проверять будут? Как?
– Всё завтра, а сейчас пойдём в нашу берлогу... Погоди шевелюшки доставать!
– остановил вожак начавшего доставать деньги парня.
– Мы тебя ещё не приняли. Мы не звери, чтобы отбирать последнее. Сами небось знаем, что это такое - когда брюхо от голода сводит...
– Гровер скрипнул зубами.
– Пошли. И не зевай по сторонам. Здесь всякой швали хватает. Тебе с нами ещё повезло - мы сперва разговариваем.
Гиллиан кивнул, убрал деньги обратно в сумку и пошёл за сворой.
– Гилл... а какой он был?
– Кто?
– Гиллиан принялся намазывать вареньем второй ломоть хлеба.
– Ну... тот омега?
– Почему был? Он и сейчас есть.
Фрэнки поёрзал на табурете. Омега был довольно симпатичный, темноволосый, сероглазый. Когда Гиллиан только вошёл в комнату, то сразу учуял запах течки, который даже напрячься его не вынудил. Фрэнки тогда был после первой вспышки и зашёл к себе - кое-что забрать для общажного изолятора. Увидев альфу, паренёк затрясся и забился в угол, но Гиллиан только улыбнулся, опустил свою сумку на вторую койку и начал разбирать. Парализованный страхом омега просидел в углу до следующей вспышки, потом Гиллиан ухаживал за ним и защищал от соседей. Так они и сдружились.
– Это для него ты так стараешься?
– Ага. Мы выросли в слишком разных условиях, и я хочу доказать, что достоин его, когда найду.
– Ты его... любишь?
– Он смысл моей жизни. Может, кто-то говорит, что импринтинг - это болезнь, но я в это не верю. Импринтинг лишь помог мне увидеть то, что я не замечал всю свою жизнь... понять, что я не хочу жить так, как мой отец и подобные ему. Если бы я не встретил своего омегу, то кто знает, где бы я потом оказался...
– Но разве тебе не трудно жить так? Ты болтаешься по стране, пашешь по пятнадцать часов в сутки, зарабатывая гроши...
– Зато я честно зарабатываю на жизнь. Мне есть чем гордиться, и это здорово. Знаешь, Фрэнки, иметь кучу денег - это круто, я не спорю. Можно не считать их, когда хочется съесть чего-то вкусного и ты идёшь в лавочку за хавчиком. Можно купить машину и рассекать на ней по улицам, отстёгивая постовым, если превысил скорость, и ехать себе дальше. Можно ночами зависать по клубам, снимая шлюх на ближайшей точке... Можно, и многие хотели бы жить так, не задумываясь о завтрашнем дне, пока деньги есть. Особенно, если твой отец - крупная шишка и всегда отмажет, если вляпаешься в какое-нибудь дерьмо по самые уши. Я это видел. Но мне никогда это не было интересно настолько, чтобы плюнуть на собственную совесть. Я видел не только это, хоть и не понимал, что это только малая часть скрытого от моих глаз. Когда я встретил... его, и он мне рассказал, что творится за пределами богатых кварталов, а потом я сам всё это увидел, то окончательно понял, что не хочу так жить. Уж лучше жить в клоповнике и считать каждую монетку, чем вытирать ноги о спины тех, кто гораздо честнее и достойнее тебя. Ведь если случится какой-нибудь катаклизм и деньги потеряют всякую ценность, выживут только те, кто умеет
что-то делать руками, а не тот, кто всю свою жизнь тяжелее ручки ничего не поднимал. И я ушёл. Бросил всё, что у меня было. И я не жалею. Да, сначала было трудно. Пришлось хлебнуть дерьма полной мерой, но зато эти недели подготовили меня к тому, чтобы жить самостоятельно. Я получил бесценный опыт и теперь трезво оцениваю всё, что вокруг меня происходит. И знаешь, что самое главное в такой жизни, дружище?– Омега заинтересовано выгнул бровь.
– Начинаешь ценить то хорошее, что есть в твоей жизни. Даже если его очень мало. В твоей жизни появляется смысл. То, ради чего хочется не просто проводить отпущенный тебе срок, а жить. Для меня это мой омега, ради которого я надрываюсь сейчас. Чтобы не стыдно было встать рядом с ним. Чтобы быть достойным его. Я намерен не просто сделать его своим и заиметь от него детей. Я намерен стать ему надёжной "спиной", опорой во всём, что только будет нас ждать. Чтобы на смертном одре вспомнить всё то, что я сделал за свою жизнь, и отойти со спокойной душой, зная, что всё это было не зря. Вот чего я хочу. И мне плевать на идеологию, пропаганду, заповеди и прочее дерьмо, что льют нам на уши с самого детства. Я хочу жить так, как подсказывает мне моя совесть, а уж за свои ошибки я ответить всегда готов.
Фрэнки смотрел на альфу широко распахнутыми глазами, в которых блестели слёзы.
– Ты... ты такой... Неужели такие ещё есть?
– Есть, Фрэнки. Вот только их не всегда сразу видно. Знаю я одного альфу... Он был вожаком стаи, в которой я начинал. У него руки были по локоть в крови, но это не мешало ему быть нормальным. Да, порой он был жесток, но там, где он и его стая живут, иначе нельзя. И всё-таки он был неплохим парнем. Как мог заботился о своих, был верен своему слову. С нами постоянно крутились двое омежек, которые платили за покровительство и еду собой, но они не жаловались, поскольку их реально защищали свои. И я рад, что был с ними. Что узнал их. В тесноте, как говорится, да не в обиде. Я был для них всего лишь зажравшимся цивилом, но они всё же приняли меня и научили жить, за что я всегда буду им обязан. И сейчас, когда я работаю по пятнадцать часов в сутки, честно зарабатывая свою монетку на хлеб с маслом, я горжусь этим. А то, что платят мало - следствие того, что большая часть денег крутится в руках тех, среди которых я когда-то жил. Для кого прочий народ - просто мусор, созданный для их обслуживания.
И Гиллиан вгрызся в хлеб с вареньем. Омега задумчиво погладил бока своей чашки.
– Гилл, знаешь... если бы не твой импринтинг... то я бы попросил тебя... подарить мне ребёнка. Я был бы рад родить его.
– Ты тоже хороший парень, Фрэнки, - улыбнулся альфа.
– И при других обстоятельствах я бы даже женился на тебе.
Омега покраснел.
– Серьёзно? Мы же только две луны в одной комнате живём...
– Раз уж сразу не поцапались, то всё было бы нормально и дальше. Живи сам и дай жить другим - вот мой главный принцип. А если кто-то нормально жить не хочет, то это уже не мои проблемы.
Жила стая неподалёку от того двора, где Гиллиан дрался с вожаком. Это был старый дом, построенный не больше двадцати лет назад. Обшарпанный, как и всё вокруг, рядом слонялась разнокалиберная публика разной степени мирности и вменяемости. На новенького косились настороженно, но с оттенком любопытства.
Комната, которую занимала стая Гровера, была только одна, зато довольно просторная и с забранным открывающейся решёткой окном. Ремонта давно не было, лампочка на потолке просто свисала на шнуре. Оглядываясь, стоя на пороге, молодой альфа откровенно недоумевал, как здесь могут жить восемь человек, среди которых двое - омеги... Стол, под одну ножку которого подложено что-то, пара пустых ящиков вместо стульев и несколько лежбищ на полу. Возле двери - чугунная мойка с растрескавшейся эмалью и чуть подтекающим краном. Там же плита, залитая чем-то тёмным, шкаф без одной дверцы, старый холодильник... Дощатый пол сверкал широкими щелями и длинными глубокими царапинами, стены в последний раз красили, наверно, вскоре после постройки самого дома... Привыкший к более благоустроенному жилью Гиллиан поёжился - отопительных батарей видно не было. Как же они тут живут зимой? Холодно, наверно, бывает...
– Давай-давай, не загораживай проход!
– пихнул его внутрь бритый. Звали его Кермит или просто Ирокез - из-за странной причёски.
– Или породистый щеночек ожидал увидеть тёплую конурку с плюшевой подстилкой? Так у нас тут не пятизвёздочный отель. Если что-то не нравится - вали отсюда.
– Харэ гундеть, Ирокез, - сказал альфа в пёстрой рубахе.
– Дай оглядеться.
– А ты заткнись, Радуга, пока сам не огрёб!..
– Заткнулись оба!
– рявкнул Гровер.
– Суо, Майло, отдрайте, наконец, плиту и начинайте жрачку гоношить.