Омут памяти
Шрифт:
Так вот, в декабре 1991 года Горбачев в моем присутствии передал Ельцину пакет с этими документами. Когда конверт был вскрыт, там оказались записки Шелепина, Серова и материалы о расстреле польских военнослужащих и гражданских лиц, особенно из интеллигенции (более 22 тысяч человек). Ранее Горбачеву докладывали об этих документах. Михаил Сергеевич сидел с каменным лицом, как будто ничего и никогда не говорилось по этому поводу. Я до сих пор не понимаю, какой был смысл держать все эти документы в тайне. И политически, и нравственно Михаил Сергеевич выиграл бы, предав их гласности.
Возвращаюсь к парламентским делам. Когда подоспели выборы Президента, то снова возникла та же проблема, что и с выборами депутатов. Я склонялся ко всеобщим выборам, но не был столь настойчивым, как раньше, перед выборами в парламент. Приняли решение избирать президента на Съезде народных депутатов СССР. На заседании Верховного Совета 27 февраля 1990 года я, по просьбе Михаила Сергеевича, взял слово. Перед своим выступлением переговорил с Николаем Травкиным, Михаилом Ульяновым, Сергеем Залыгиным, Дмитрием Лихачевым, которые также высказались в пользу необходимости поста Президента СССР.
Вопросы, которые меня волновали тогда, я изложил в своем выступлении. Привожу его основные положения здесь, чтобы избежать вольностей в пересказе.
«Да, мы стоим на историческом
Первый: нужен ли нам Президент? Мое глубокое и искреннее убеждение — абсолютно необходим, притом не столько сегодня, сколько на перспективу, мы опаздываем с введением этого института.
Второй: не рискуем ли мы вновь, пусть и в ином обличье, возродить в стране режим личной власти, которая станет через какое-то время неограниченной и неуправляемой? Но это уже зависит от нас, от того, насколько продумаем мы всю систему президентской власти и как будем контролировать ее использование.
Третий: осмелимся ли мы наделить Президента достаточными, необходимыми правами, дабы сделать его пост эффективным, а не символическим? И это тоже зависит от нас, от нашей веры в самих себя, в свою готовность выполнять гражданские и парламентские обязанности.
В идущих сейчас дискуссиях часто высказывается такая точка зрения: люди устали — устали от напряженности, неурядиц, неопределенностей, от падения уважения к закону и роста преступности, конфликтов, других негативных проявлений. В явной или неявной форме сторонники такой точки зрения видят в будущем Президенте „сильную руку“, „твердую власть“, способную навести порядок. Такие ожидания распространены в обществе, в них есть немалый резон, и с ними нельзя не считаться.
Но полагаю, что помимо крайне необходимого наведения порядка и законности в стране новый подход к институту Президентства стал бы еще и дополнительный преградой против попыток неконституционного стремления к власти.
Но если мы ограничим наш подход к Президентству и его функциям только этими соображениями, мы фактически развернемся лицом к старым нашим мифам и болезням: к представлениям о „добром царе“, о „непоколебимом вожде“ и тому подобным. Это несовместимо с курсом на демократизацию, на развитие самоуправления народа.
Противники президентского института сегодня говорят о дефиците власти, но возражают против решительного шага в этом направлении. Алогичность, причины которой трудно уловить. Что касается тезиса о децентрализации экономики, то она как раз и требует политической консолидации. Я не вижу тут противоречия.
Что же касается принципа пролонгации президентского правления, то хотел бы заметить: нам нужен не временно исполняющий обязанности директора бани, а полномочный президент великой страны. Иными словами, нужна эффективная и дееспособная демократическая власть, которая была бы в состоянии проводить курс на народовластие, на построение правового государства.
А что у нас? В рамках реформы политической системы властные функции передаются от партии конституционным органам. Таким образом, уже в недалекой перспективе произойдут органические изменения, к чему нам надо быть готовыми, иначе мы опять будем посыпать пеплом наши поредевшие волосы и корить себя за неготовность, за некомпетентность, за отсутствие прогностики. Надо считаться и с возможностью образования иных партий.
Возникает, таким образом, острейшее противоречие между необходимостью продолжения и углубления перестройки и ослабленностью систем управления на всех уровнях, но особенно на центральном. Это противоречие должно быть устранено, ибо оно содержит возможность новых и острых антагонизмов.
Нужны новые органы власти и отработанная система взаимоотношений между ними. Новые кадры и люди, воспитанные в уважении к демократии и закону. Нужны сами законы и четкие, ясные процедуры их исполнения. По всем этим вопросам мы еще много будем спорить друг с другом. Не все сможем решить и сегодня.
Общество должно быть надежно защищено от беззакония, от попыток со стороны никого не представляющих безответственных или коррумпированных сил узурпировать власть. Общество должно быть излечено от правового нигилизма.
Убежден, что введение поста Президента СССР придаст всей нашей политической системе в целом способность к оптимальному в каждом случае сочетанию разных форм и средств управления, оптимальному разделению властей, но и синтезу власти, а главное — будет означать ускорение демократического процесса.
Надо выходить из медузообразного состояния власти и укрепить суть подлинной демократии, основанной на законе».
В этом выступлении содержались серьезные предупреждения об опасных тенденциях в развитии ситуации в стране. Я видел в установлении поста Президента преграду попыткам «неконституционного стремления к власти», попыткам «коррумпированных сил узурпировать власть», а также «возможность образования иных партий» и необходимость «перегруппировки политических сил».
Увы, «неконституционное стремление к власти» очень скоро все же привело к попытке государственного переворота в августе 1991 года, а хаотическое образование «диванных партий» сильно затормозило демократическое развитие в стране. Перегруппировки политических сил не произошло, а что касается коррумпированных сил, то они сегодня прочно и, видимо, надолго обвенчались с властью.
Итак, Верховный Совет после острой дискуссии принял решение об учреждении поста Президента СССР. Голоса распределились следующим образом: «за» — 347, «против» — 24, «воздержалось» — 43.
Михаил Сергеевич попросил меня выступить и на съезде народных депутатов 12–15 марта 1990 года, избиравшем Президента. Он явно побаивался за результаты. Обстановка на съезде оказалась более сложной, чем на заседании Верховного Совета. В перерывах между заседаниями я слышал упорные разговоры о том, что Горбачева не выберут, что его шансы нулевые, что надо искать новую кандидатуру. С одной стороны, говорили о том, что он недостаточно демократичен, а с другой — что слаб характером, а потому не сможет навести порядок. В кулуарах в качестве кандидатов на этот пост назывались имена Вадима Бакатина и Николая Рыжкова. Подходили и ко мне с предложением о президентстве.
Выступая, я гнул свое и на этот раз, уговаривая депутатов не менять лошадей на переправе. Пожалуй, стоит привести основные положения моей речи и на съезде. Вот они:
«В сущности, сегодня, в эти часы, в эти минуты мы решаем судьбу страны, вернее, определяем направление, по которому она может и должна развиваться дальше.
Сомнения, которые здесь прозвучали, и рассуждения о том, какую форму должно принять избрание Президента, у меня лично создают ощущение, что колокола нашей судьбы могут дать трещину. Я очень боюсь, как бы расчеты не превратились в просчеты, которые могут очень Дорого обойтись народу и государству.
Кажется, все мы убеждены в том, что встали на правильный путь преобразований, что решаем задачи стратегического характера, что страна и ее народ взялись
за ломку тысячелетней российской парадигмы несвободы, решились на поворот к свободному развитию.Идея всенародного голосования звучит очень привлекательно. Да она и верная, эта идея. Но мы — политики, законодатели и потому обязаны отдать предпочтение конкретному состоянию, а не абстрактным размышлениям, промедление может отбросить нас назад.
В самом деле, зададим себе простой вопрос: ради чего необходимо это промедление? Какое содержание вкладывается в весьма демократическую форму всенародного голосования — поиск нового лидера или что-то еще? Всенародные выборы сегодня, я подчеркиваю — сегодня, сделают ненужным, неэффективным съезд народных депутатов. У Президента исчезнет противовес, а он нужен в условиях нашей еще хрупкой, я бы сказал, эйфорической демократии. Нужно ли нам это?
Давайте не станем забывать столь быстро забываемое нами прошлое. Надо принять во внимание и то, что всенародное голосование будет гораздо демократичнее при многопартийной системе, а пока, по моему убеждению, логика перестройки торопит, подталкивает нас. В сущности, борьба между силами, твердо стоящими на позициях перестройки, и антисилами вошла в решающую фазу, она далеко не окончена, и этот фактор должен быть ответственно нами взвешен.
Говорят о нежелательности совмещения должностей. Вопрос здесь есть. Но стоит ли нам сегодня вставать на путь противостояний, каких-то подозрений, особенно в условиях необходимости объединения здоровых сил общества в целях его перехода в новое качество? Кроме того, Генеральному секретарю надо отчитаться на предстоящем съезде о своей работе.
Далее. Не будем играть в прятки: сегодня идет речь об избрании Президентом страны конкретного лидера — Михаила Сергеевича Горбачева. Кажется, с этим согласны почти все. Тогда по какой же шкале справедливости и нравственности мы сегодня сначала как бы примеряем эту тяжелейшую „шапку Мономаха“, а потом хотим ее засунуть в пыльный чулан? Дважды умереть и дважды родиться нельзя».
Горбачева избрали. За него проголосовало 59,2 процента депутатов от списочного состава съезда. Не скрою, я был рад свершившемуся. Да и сам Михаил Сергеевич, пожалуй, впервые впал в легкую сентиментальность — он пригласил меня и Болдина на частный ужин в Кремле, во время которого вел себя предельно раскованно и не скрывал своей радости. Даже благодарил за помощь, что делал крайне редко. Видно было, что эта победа внутренне далась ему нелегко. На ужине была и Раиса Максимовна.
Встал вопрос об избрании Председателя Верховного Совета СССР. В перерыве, перед тем как началось выдвижение кандидатов, ко мне подошел Сергей Станкевич и сообщил, что на этот пост будет выдвинута и моя кандидатура. Как сказал Станкевич, избрание гарантировано. Меня поддержат межрегиональная группа и большинство депутатов из союзных республик. Я попросил Станкевича не делать этого, поскольку Горбачев твердо стоит за Лукьянова.
Ох уж эта лояльность! Быть может, история пошла бы по другому руслу, если бы я не впал в этакое меланхолическое благородство. По крайней мере, мятежей, подобных августовскому, и в помине бы не было. Но тогда мне не хотелось влезать в эту кашу. В стране столкнулись тысячи интересов, и надо было иметь не нервы, а веревки, чтобы выдержать обжигающие волны эмоций, амбиций, демагогии, горлопанства. Я пошел к Горбачеву посоветоваться, рассказал ему о ситуации. Михаил Сергеевич посмотрел на меня подозрительно. Тогда я сказал ему, что сейчас уйду со съезда, сказавшись больным. Он одобрил…
Я уехал. И все равно на заседании была выдвинута, среди многих других, и моя кандидатура. Когда началось обсуждение кандидатур, то председательствующий сообщил, что Яковлев приболел и попросил разрешения уйти со съезда. В это, видимо, не поверили, поручили Примакову связаться со мной и выяснить мое настроение. Примаков позвонил мне и в полушутливой форме спросил:
— Значит, ты не хочешь быть Председателем Верховного Совета?
— Нет, не хочу.
— Правильно, я тоже отвел свою кандидатуру.
Председательствующий сообщил съезду о моей благодарности за доверие и об отказе баллотироваться на эту должность. Все это происходило 15 марта 1990 года.
Председателем Верховного Совета СССР избрали Анатолия Лукьянова. Как показало дальнейшее развитие, это было серьезным поражением демократических сил. Пророков в стране не оказалось, а дураков — в избытке. Только потомки верят мыслителям, современники упиваются речами демагогов.
Тем временем одни волнения кончились, начались другие. Впереди маячил XXVIII съезд партии. О его подготовке и самом съезде я расскажу отдельно в главе «Последний съезд КПСС». А тут и Вильнюс. Настроение было ужасное. Власть агонизировала. Я почувствовал, что уже не нужен Горбачеву. Он стал президентом и, по примеру всех своих предшественников, формировал новую команду. Чтобы облегчить ему принятие решений, я написал записку, в которой содержались, в частности, следующие предложения:
«Обдумывая наш последний разговор, я все больше утверждаюсь в мысли, что при Президенте СССР (с непосредственным выходом на группу советников) должен действовать современный научный центр гуманитарных исследований. Как я Вам уже говорил, такой центр крайне важен для проведения постоянной аналитической и прогностической работы, в необходимых случаях — строго конфиденциальной, в интересах института президентства.
Научный центр представляется мне особенно необходимым и с учетом требований развития теоретической мысли в сфере общественных и гуманитарных дисциплин. Пока что уровень большинства идущих дискуссий остается весьма примитивным и не идет дальше механического сопоставления, чаще — противопоставления „социализм — капитализм“. Фактически не происходит пока приращения общественно-политического знания, сохраняется его гипертрофированная экономизация.
Не тешу себя иллюзией, будто один такой центр станет „двигателем наук“. Но через него мы получали бы возможность не навязывать науке какие бы то ни было новые подходы и направления, но тактично и действенно поворачивать ее развитие к реальным потребностям общества; поддерживать те нетрадиционно мыслящие школы, начинания, тех ученых и специалистов, которые сегодня, вполне возможно, не в состоянии пробиться через устоявшуюся тину научной клановости.
Поэтому я прошу Вас рассмотреть вопрос об организации при президенте СССР Фонда (Центра) общественно-политических и гуманитарных исследований. В практическом плане это возможно сделать на базе Института общественных наук, который может быть выкуплен у КПСС. Управление делами ЦК КПСС и Академия наук СССР, равно как и Академия общественных наук при ЦК КПСС, могли бы войти в число учредителей нового научного Фонда (Центра). В свою очередь, сам этот Центр мог бы выполнять и работы по заказам КПСС, включая участие в подготовке высококвалифицированных кадров для общественных партий и движений.
Хотел бы еще раз подчеркнуть крайне важное значение такого проекта как с точки зрения текущих и долговременных потребностей президентской власти, ее укрепления и действенности, так и для развития отечественной науки в интересах обновления и демократизации нашего общества.
13 февраля 1991 года».