Омут
Шрифт:
– Тщ-щ-щ!
Артем обернулся на звук и замер: папа зажимал запястье, из которого ручьем текла темная кровь. В траве валялась недопотрошенная рыба.
– Дай платок, – велел отец и с помощью сына перетянул рану. – Собирайся. Порыбачили, называется.
Большой платок в черно-белую клеточку тут же покраснел. Денис трясущимися руками собирал снасти, уговаривая папу не ждать, а бежать к людям. Но тот не соглашался:
– Что я, маленький? Как будто в первый раз нож соскальзывает.
Денис закусил губу: так – в первый раз. И сейчас было очень, очень страшно.
– Пошли, –
Баба Матрена охнула, увидев капающую с платка кровь. Развязала узел и ахнула еще раз. Папа попросил бинт и велел Денису вызвать такси:
– В травмпункт надо. Похоже, придется зашивать.
– И ничего не придется, – баба Матрена усадила раненого на стул, принесла миску с теплой водой и большой бутылек. Денис рассмотрел надпись: «Перекись водорода 3%».
– Руку давай!
Бело-розовая пена покрыла запястье, но её тут же смыла кровь, закапавшая в подставленную плошку.
– Говорю же, в травмпункт надо!
– Истечешь, пока до своего травмпункта доедешь! Сиди, кому сказала!
И, схватив раненого за руку, наклонилась низко-низко. Денису показалось, что он видит два рта: один – бледный, окруженный морщинами, и второй – на запястье. Рана словно смеялась, тянулась навстречу бабе Матрене, и чудилось, что из пореза вот-вот высунется язык, длинный и жадный. Денис даже зажмурился, чтобы не видеть. Но стоило «лишиться» зрения, как обострился слух. Похожий на шуршание бумаги шепот ввинтился в уши, он шел отовсюду, нарастал и вскоре заглушил остальные звуки. Чтобы избавиться от него, Денис распахнул глаза. Шум стих, остались лишь тихие слова:
– Уймись, руда непослушная. Уймись, запрись, в жилы вернись! Закрываю тебя на семью семь замков железных…
Баба Матрена шептала, и струйка крови истончалась, пока не превратилась в редкие капли. А потом исчезли и они. Плеснув на рану водой, старуха крепко перевязала запястье:
– До завтра руку не напрягай. Погоди-кось!
Она скрылась в доме, двигаясь слишком быстро для своего возраста, и через минуту вернулась с маленькой баночкой.
– Вот, мажь утром и вечером, тогда никакой дохтур не нужен будет! А теперь ступай в дом, поесть тебе надо. А ты, – повернулась к Денису, – возьми ножик и почисти рыбу, мне не до неё нынче. Завтра уху сварю.
Ослушаться Денис не посмел. Следующие два часа он воевал с уловом. Чешуя летела во все стороны, липла к рукам и лицу, но гордость не позволила уступить. Когда он принес бабе Матрене выпотрошенную и вычищенную рыбу, старуха довольно покивала, оценив работу:
– Не безрукий. В прадеда, видать!
– А вы его хорошо знали?
Денис сам от себя этого вопроса не ожидал. Но слово не воробей.
Баба Матрена пожевала губами и кивнула:
– Так отчего же не знать? Чай, вместе росли. Я, Трофим да Петр. Погодки…
– А отчего он умер?
– От болезни! – отрезала баба Матрена и быстро ушла в дом. Денис поежился: вдоль позвоночника словно холодными пальцами повели. Зябко. И что-то еще не давало покоя. Что-то очень важное, связанное и с прадедом, и с Матреной, и с Трофимом…
– Ты чего там? – в окно высунулся папа. – Найди Артема
и остальных. Поужинаем, да поеду.Денис сорвался с места. Тайну деда он еще разгадает, впереди почти целая неделя! А вот накостылять кое-кому, чтобы сказки не рассказывал, хотелось прямо сейчас!
Компания нашлась на речке. Увидев приятеля, Артем замахал руками, призывая присоединиться.
Денис навис над лежащим на песке парнем.
– Ты чего? – удивился тот.
– Папа сказал, что мельницу разрушили не в Революцию, а в семидесятых годах! И что дед не утонул, а умер от старости! Так что наврал ты все! И про водяного тоже наврал! И про младенцев!
Артем легко вскочил на ноги:
– Значит, я вру? Вот как? Я – вру?
Пальцы сжались в кулаки. Еще чуть-чуть, и мальчишки были готовы броситься в драку, как бойцовские рыбки. Пока же они, не мигая, играли в «кто кого переглядит».
– Ну вы еще в рожи друг другу вцепитесь!
Между противниками пронесся разноцветный ураган. От тычка в грудь Денис не удержался на ногах. Артем упал рядом, возмущенно глядя на стоящую между ними девчонку:
– Рехнулась?
Та лишь фыркнула. По её виду было ясно, что она думает о парнях в целом и в частности.
– Чего не поделили?
Денис не ответил. Он с удивлением рассматривал невысокую и худую девчонку. Рыжие волосы сверкали на солнце, в глазах орехового цвета прыгали золотистые чертенята, а на носу одуванчиками рассыпались веснушки.
– Ты кто?
– Белка! – выдала та, глядя сверху вниз, как победитель на поверженного врага.
Яркая внешне, она и в одежде не стеснялась: оранжевая майка с какой-то вырвиглазной надписью, зеленые шорты. В белых кроссовках – разноцветные шнурки. И даже веселые, растрепанные сейчас хвостики на голове схвачены не всегдашними резинками, а атласными ленточками с бантиками. Кого другого Денис бы назвал клоуном. Но девчонке эта какофония цветов шла неимоверно! Оставался только один вопрос:
– А почему Белка?
– Потому что рыжая! – ответил вместо девчонки Артем, встав так, чтобы прикрыть её плечом.
Это было прямым оскорблением: он что, думает, что Денис ударит девчонку? А та не обращала внимания на испепеляющие взгляды, которыми обменивались парни.
– Так чего не поделили?
– А тебе какое дело? – огрызнулся Денис и сам себе удивился: что это с ним?
– Мне до всего дело есть! – не смутилась девчонка. – Так и будете в молчанку играть?
– Тут кое-кто утверждает, что я наврал про мельницу и про водяного, – наябедничал Артем.
Белка помрачнела, но ответить не успела, Денис опередил:
– Конечно, врешь! Папа сказал что…
– Ах, папа сказа-а-ал, – зло протянул Белка. – А папа тебе не сказал, зачем дед Трофим каждый год приносит водяному в жертву черного петуха и мешок зерна? Он из-за этого даже с отцом Иоанном поругался! Тот его на месяц от церкви отлучил! Ты знаешь, что это для стариков означает?
– Я тут при чем? – взорвался Денис. – Понапридумывали сказок. Может, и прав ваш отец Иоанн, что таких врунов в церковь не пускают. Я слышал, что ложь – грех!