Он, другой и ты
Шрифт:
— А я не хотел, — угадал Дима.
— Не хотел, — эхом повторила Саша.
Они снова замолчали.
— Сколько тебе было лет? — спросил Дима, вставая с кровати и разливая по бокалам остатки вина.
Он не нашел сил сесть обратно, чувствуя, что должен сейчас сохранить дистанцию. Токарев встал у окна, пригубил Бордо.
— Девятнадцать, — ответила Саша.
Дима тихо хмыкнул.
— Ты даже в девятнадцать была умнее меня, девочка.
— Спасибо, что не извиняешься, — Сашка решила игнорировать его реплику об уме, так как считала себя полной дурой. И тогда, и сейчас.
— Мне жаль, Саш. Но ты, видимо, знала, на что шла.
— Я вполне
Токарев изо всех сил старался вспомнить хоть что-то. Он таращился в темное окно, перебирая в уме события, образы, эмоции того времени, но среди кучи воспоминаний о пьяных оргиях не было даже крохотного момента о сексе с Сашей. У Димы каждый день была такая Саша, которую он трахал, пока решал дела или пытался отвязаться от Ксюши. Он не помнил секса с Сашей, но сохранил в своей голове нечто иное, связанное с ней.
— Знаешь, зато я помню, как ты пыталась пообедать пакетом с лапшой вместо борща, — Токарев нашел силы оторвать глаза от окна и взглянуть на молодую женщину, о которой у него было так много и одновременно так мало воспоминаний.
Саша не смогла сдержать улыбки.
— Какой я тебе к херам Петрович. Зови меня по имени, — изобразила девушка Димин голос.
Токарев тихо рассмеялся. Почти мгновенно напряженная струна нервов ослабла, и атмосфера в комнате стала легкой, игривой.
— И костюм Чебурашки в тот день был в стирке, — на душе Димы потеплело, и он продолжал, поймав волну: — Штаны, в которых ты работала, были ужасными. Они тебя полнили, скрывали такую классную попу и ноги.
— Ты просто похотливый засранец, Токарев, — Сашка кинула в него кусочком хлеба.
— Я помню, как ты велела мне мыть пол самому или заткнуться.
— Я не могла велеть тебе заткнуться, — заспорила Саша.
— Ну, возможно. Но ты очень громко думала.
— Это да.
— Я помню, как у тебя глаза горели после премии, которую я тебя начислил. После того недоразумения с твоей соседкой я хотел тихо свалить, чтобы не слушать твои упреки, а ты даже не думала об этом. Хотя и лишнего не позволила. Я так тебя хотел тогда, Сашка.
— Анально.
— Что?
— Ты сказал, что хотел бы заняться со мной именно анальным сексом, — напомнила Саша.
Дима невольно задержал взгляд на пятой точке девушки и… не смог не согласиться:
— Черт, да, — усмехнулся он, слегка качая головой.
Токарев присел обратно на кровать, близко-близко. Они с Сашей оказались лицом к лицу, и никто не хотел ни отодвинуться, ни отстраниться.
— А еще ты соврала, что секс был хорош, — закончил Дима. — Это было зря.
— Ты мне очень нравился, — словно оправдываясь, второй призналась Саша.
— Позволь мне попытаться снова тебе понравиться, — Дима ласково приложил ладонь к ее щеке, поглаживая скулу большим пальцем. — Пожалуйста, Саш. Давай попробуем.
— Зачем, Дим?
— Вдруг получится?
— Что получится?
— Что-нибудь хорошее.
— Ты сам не знаешь, чего хочешь.
— Откуда мне знать? У меня никогда не было того, что я хочу.
— А что ты хочешь?
— Я уже говорил. Ужин, разговор, возможно поцелуй.
— О, боже.
Саша оттолкнула Димину руку, вскочила с кровати и сама теперь стояла у окна, изучая узор на стекле. Токарев тоже встал, и девушка вся сжалась. Она ожидала, что Дима подойдет к ней, опять начнет давить этим своим запахом, теплом, прикосновениями. Нестерова слишком хорошо помнила тот недавний поцелуй на ее кухне, и ей не хотелось заново быть загнанной в угол.
Дима, словно прочел ее мысли, он не
приблизился к Саше, а подошел к двери, но не спешил уходить.— Ты ставишь елку во дворе? — вдруг спросила Саша, разрывая напряженное молчание.
— Нет.
— А было бы здорово. Прямо как в мультике про дядю Федора, — Нестерову понесло. Она вдруг слишком красочно представила себе Димин новогодний двор. — Нужно поставить елку и нарядить ее. А еще лучше — посадить. Тогда каждый год будет живая.
— Сашк, я один живу. На кой черт мне елка во дворе? И уж точно у меня не будет времени ее наряжать.
— А племянница? Она к тебе приезжает?
— Я к ним приезжаю.
— Понятно.
— А ты?
— А что я?
— Где справляешь Новый год?
— С подругами или у мамы. Но в этот раз думала к Бирюковым примазаться. Они обычно трахаются в новогоднюю ночь, но в этом году Костяну видимо не светит.
Дима засмеялся. Он отошел от двери, взял с тумбочки пустую тарелку и бокалы и снова двинулся на выход, бросив:
— Саш, обещай, что подумаешь.
Девушка обернулась и кивнула с теплой улыбкой.
— Хорошо. Подумаю, — выдохнула она, провожая взглядом закрывающуюся дверь.
Токарев едва не подпрыгивал, спускаясь с лестницы. Они определенно сдвинулись мертвой точки. То, что Саша не послала его и обещала подумать, вселяло надежду. Он запихал грязную посуду в машинку, поднялся обратно на второй этаж и тут его осенило.
Дима забарабанил в Сашкину дверь, которую девушка открыла почти сразу.
— Полагаешь, я уже подумала? — скабрезно осведомилась Саша, подняв бровь.
— Послушай, — Дима прижал палец к ее губам. — Мы ведь очень классно посидели. Выпили, перекусили. Поговорили так… Приятно так поговорили, согласись?
Нестерова кивнула, потому что Дима все еще закрывал ей рот.
— Прости, — он убрал палец и уже собирался извиниться за дерзость, как девушка заговорила сама.
— Хочешь сказать, это было свидание?
— Я не силен в терминологии и критериях, но, в общем, очень даже на него похоже. И ты, между прочим, была инициатором.
— Значит, наверное, я должна проявлять инициативу до конца…
Дима не успел сообразить, что бы это значило, как Саша притянула его к себе, обняв за шею. Она прижала свои полураскрытые губы к его, заставляя Токарева задохнуться от неожиданности. Несмотря на всю чепуху, которую они несли, Дима мгновенно забрал инициативу себе. Он начал осторожно целовать девушку, словно боялся спугнуть. Лишь когда Саша придвинулась ближе и провела пальцами по волосам у него на затылке, он прибавил газу. Токарев провел языком по нижней губе девушки, прося разрешения и тут же получая его. Саша разомкнула губы, позволяя ему углубить поцелуй. Его язык тут же сплелся с ее, губы продолжали синхронно двигаться, соединяя поцелуем две жаждущие души.
Дима едва сдерживал себя. Он изо всех сил старался остаться в уме, сохранить рассудок, не позволить себе лишнего. Сашин горячий, влажный рот сводил его с ума. Она отвечала ему так пылко, так чувственно, подхватывая каждое его движение, угадывая все, что он хотел. Девушка продолжала гладить его волосы и прижималась к нему всем своим гибким, стройным телом. Токарев просто не мог держать руки при себе, это было выше его сил. Он позволил ладоням блуждать по ее бедрам, гладить живот, спину, ласкал пальцами ее лицо, а потом топил их в мягком каскаде длинных волос. Дима отчаянно старался избегать груди, задницы и того места, где сходятся ноги, потому что знал — слишком рано, слишком много и так.