Он мой кошмар

— Тогда ладно, не буду тебя больше задерживать.

— Ну что за глупости?

— Ну все-все. Я уехала.

— Давай.

Задержавшись на лестнице, наблюдаю, как мамина фигура направляется к выходу. Как только дверь за ней закрывается, перескакиваю через ступеньку и поднимаюсь наверх.

Часов до восьми мое бренное тело просто валяется на кровати. Заниматься чем-либо нет ни сил, ни желания.

Этот город действует на меня похлеще любых нейролептиков при здоровой психике. Превращает в овоща.

К десяти подваливает Костер. Так как едем в клуб, за руль запрягаем Валеру.

Падаем на втором этаже, в випке.

Несколько раз вскользь смотрю на часы и начинаю нервничать. Неужели я просчитался?

А нет, губы сами расплываются в улыбке, когда глаза замечают у бара рыжую макушку. Наша девочка все же сдержала слово.

Спускаюсь вниз и сразу тяну ее за руку подальше от шумной толпы.

Токарева идет за мной без слов, но смотрит при этом нахмурившись.

Заталкиваю ее в небольшое уединенное помещение, примыкающее к ВИП-зоне. Те, кто в курсе, частенько зависают тут с танцовщицами, что ставят клубные номера.

Опускаюсь на диван и хлопаю ладонью по кожаной обивке рядом с собой.

— Обойдусь, — Токарева нервно теребит в руках сумку.

На ней бежевые палаццо, пиджак мужского кроя в тон брюкам и светлый топ, открывающий глазам доступ к плоскому животу. Подготовилась.

14

Внимательно оцениваю товар лицом, что называется. Чуть дольше задерживаю взгляд на ее бедрах и возвращаюсь к лицу. Рыжая копна собрана в высокий пучок, демонстрируя тонкую шею.

В моих собственных штанах уже давно напряг.

— Волосы распусти.

Без всех этих зализанных причесок ей гораздо лучше. Факт.

— Что, прости? — она прищуривается, а ее губы остаются слегка приоткрытыми, даже когда слов с них больше не слетает.

— Ты слышала. Выпьешь? — открываю меню.

Волосы она, конечно, не распускает.

— Нет, я здесь исключительно по делу. Верни все, что должен.

Еська задирает подбородок. Стоит вся такая собранная, деловая. А в моей голове почему-то сразу всплывает ночь в доме Бережных. Там она была куда податливее.

— Я тебе ничего не должен, заметь, это ты от меня все чего-то хочешь.

— Так, ясно. Я так и думала, что ты балабол.

— Но ты можешь хорошо попросить.

— Дай угадаю, — прикладывает палец к своим пухлым губам, — расстегнуть пару пуговиц на твоих штанах, встать на колени…

— Ход твоих мыслей мне нравится.

Она улыбается чуть шире, а после начинает откровенно ржать. Делает шаг в мою сторону. Смотрит сверху вниз.

— Значит так, Панкратов, — упирается носом туфли в мои брюки, аккурат между ног.

Стискиваю зубы от причиненного дискомфорта. Пока она не переходит грань. Так, просто играет.

— Да у тебя шикарные ноги, — веду пальцами по тонкой щиколотке, поднимая ткань широких женских брюк к колену.

Чувствую, как по ее загорелой коже ползет россыпь мурашек.

— Я в курсе. Так вот, насчет паспорта можешь расслабиться, я уже подала заявление на замену документов. Замок дома тоже сменила. Поэтому ты мне больше абсолютно не интересен, — все же переходит черту, надавливая своей чертовой туфлей сильнее.

Обхватываю лодыжку и резче, чем хотел, отвожу ее ступню в сторону. Токарева издает тихий писк, чувствуя, с какой силой мои пальцы впиваются в ее кожу.

— А зачем пришла?

— Лично тебе сказать, — игнорирует свой дискомфорт и склоняется к моему лицу, — что ты просчитался, милый, — шепчет в самое ухо.

Она снова издает смешок, дергает ногой, чтобы высвободиться из захвата, и расправляет плечи.

— Хорошего вечера, Андрюша. Не скучай.

— Стоять.

Повышаю голос, и она стопорится. Мешкает буквально пару секунд. Складывается впечатление, что повышенные тона ее немного дезориентируют. Плохие воспоминания? С этим мы разберемся позже.

— Не так быстро, — успеваю перехватить ее руку и прижать Токареву к стене. — Даже обидно, что вся эта красота, — в сотый раз за последние минуты обвожу ее тело взглядом, — не для меня.

— Даже не надейся, — выплевывает каждое слово. Еще немного, и зашипит.

— Я и не надеюсь. Я уверен в обратном, — подцепляю резинку на ее волосах и тяну вверх. Рыжий пучок разваливается на глазах, а тяжелые пряди медленно падают на плечи. — Говорю же, так лучше.

— Позволь, я буду решать сама, ладно? Руку убери, — пытается вырвать свое запястье из моей ладони, — синяки останутся.

— А ты не дергайся, и все будет в лучшем виде.

— Да что ты?

— Давай вернемся к вопросу. Я не идиот. Ты могла бы не приходить, особенно после такой запальчивой речи про паспорт и ключи. Но ты здесь. Потому вопрос остается открытым. Зачем?

— Потому что терпеть не могу выскочек. Запомни раз и навсегда: все твои бабки, влияние, вот этот пафос — для меня просто пыль. Ясно? Я не собираюсь терпеть издевки. Не позволю, чтобы ты…

Показательно зеваю, и она замолкает, чуть округлив глаза.

— Я же говорил. Скучно. Среди вас слишком скучно. Ты меня утомила, проваливай.

— Что?

— Вали отсюда.

Вижу, как дергается ее подбородок, как вздымается грудь. Девочка разозлилась, а еще потерялась. Такую речь задвинула… явно рассчитывала на другую реакцию.

— Козел!

С этими словами она вылетает за дверь.

Один — один. На сегодня, думаю, хватит. Пусть побесится.

Токарева почти бегом уносится из поля моего зрения. Только вот минут через двадцать я вижу ее среди гоу-гоу танцовщиц, что разбавляют этот вечер своими танцами на возвышенность, что именуются здесь сценой.

Рыжуля заводит публику, покачивая своими округлыми бедрами в такт музыке.

То, что на ней надето, будет слишком неприлично назвать одеждой. Так, тряпки, скрывающие сокровенные места.

А вот это уже интересно. Упираюсь руками в железную перекладину, продолжая наблюдать за разыгрывающимся шоу.

То, что она у нас профи в танцах, я уже в курсе. Но вот о том, что Есенька вертит задом перед пьяной толпой… вот это уже интересно.

Достаю из карманa смартфон и включаю запись видео.