Он умел касаться женщин
Шрифт:
Простить – значило извинить человеку его слабость. По мнению Сомелье, каждый человек, рожденный на этой земле, обязан быть сильным, а по факту всю свою минувшую юность ему хотелось стать сильнее своей матери, но даже навыки, приобретенные в рукопашном бою, оказались бессильны перед женщиной, удержавшей небо.
Возможно, небу и не нужно было, чтобы его держали, но сорокалетняя Ребекка, мать двоих сыновей-близнецов, истинно считала своим долгом быть сильной и все держать в своих руках. Юношеский мир Сомелье – это одноэтажный двухкомнатный дом, недалеко от местной речки и бесконечных
Небольшой домик на окраине города М, куда не добиралась городская суета и постоянный шум автомобилей. Там не было воя сирен, сигнализации машин, ругани продавцов и случайных прохожих. Это было место тишины и бесконечного уединения от всего внешнего мира.
Только луга, только речка, только дом на самом отшибе земли. Только брат, как две капли воды похожий на юного серийного убийцу, который когда-то давно был обыкновенным подростком – рыбаком, скрипачом и бойцом-шахматистом. Только мать! И никого больше.
Директор сидел в полутьме в своем кресле и больше не предавался мыслям. Он читал. Вчитываясь в каждое слово, в каждую букву тех строк из Ремарка, которые он переписал на лист по памяти.
«…магазин под кафе… Дом находится в благополучном квартале».
Благополучным в этом Богом забытом городе можно было считать только один квартал – Синьйон. И директор склонялся к тому, что Сомелье следует искать там.
Небольшой чистый район недалеко возле центра города. Все квартиры в новых современных постройках скуплены местной «элитой». На улицах этого квартала никогда не встретишь бездомную собаку, попрошайку или бомжей. Вся территория района под охраной.
Случайным прохожим там было делать нечего.
Перед тем как отправиться исследовать квартал Синьйон, директор решил позвонить офицеру Рено и попросить еще об одной встрече с доктором Стенли.
– Алло.
– Офицер Рено?
– Да. Что вам угодно, директор? Если вы по поводу мисс Лоры, то никаких новостей пока нет. Она словно в воздухе испарилась. Мы с группой проверили всех ее родственников и друзей, опросили всех соседей. Она не появлялась в этом городе с момента приезда в вашу клинику. Понимаете, к чему я клоню?
– Не совсем, – честно признался директор.
Конечно же, он осознавал, что они ее не найдут живой, разве только труп. Сомелье просто так ее не отпустит.
– Это больше становится похоже на похищение, тем более ее отец как-то уж очень по-настоящему переживает за свою дочь. Он мне житья не дает, звонит каждые полчаса. Вряд ли человек, который надежно спрятал свою дочь и знает, что с ней все в порядке, будет разыгрывать такой спектакль перед нами. Как вы считаете, директор?
– Я думаю, все возможно, офицер. Ничего однозначного по этому поводу сказать не могу.
– Вы сами нас натолкнули на мысль, что мисс Лора – убийца, а ее внезапное исчезновение – это всего-навсего хорошо спланированный побег, а теперь вы в этом не уверены, директор?
Офицер Рено как собака-ищейка обнюхивал сущность директора.
– Я мог ошибиться, офицер.
– Нам ваша ошибка может дорого обойтись. И вообще, с вами все в порядке? У вас какой-то подавленный голос.
– Не беспокойтесь,
все как обычно, – соврал директор, так как «обычно» серийные убийцы не пишут директору откровенные письма на несколько страниц.– Ладно. Что-то еще?
– Я хотел попросить вас дать мне еще одну встречу с доктором Стенли. С бывшим доктором Стенли, – поправил себя директор.
– А это зачем?
Офицер Рено был, как всегда, подозрителен и придирчив. Все ему требовалось знать.
– Я бы хотел еще раз взглянуть ему в глаза.
– Что? – удивился офицер. – Взглянуть в глаза? А разве вам было мало его глаз на протяжении всех лет, проведенных…
– Вы меня не поняли, офицер.
– Тогда объясните.
– Стенли – не убийца, офицер Рено. Это я могу вам сообщить предельно точно, проведя с этим человеком, можно сказать, взаперти много лет. Но он покрывает настоящего убийцу. Того человека, который убил Эриха Бэля и похитил мисс Лору из ее палаты. Чтобы покрывать преступника, а тем более оказывать ему содействие, – должна быть мотивация. И зная бывшего коллегу, который всю жизнь тщательно скрывает злость на других людей, носит ее в себе, перегнивая вместе со своей ненавистью к людям… этот старик просто так не стал бы своим почерком писать предсмертное письмо, оставлять следы на месте преступления и делать крайне не логичные для его типа темперамента вещи. Вот я и хочу разобраться, в чем дело, а для этого мне понадобится заглянуть Стенли в глаза.
– Ну, надо так надо, – наконец сдался офицер Рено, которому не так уж и нужна была эта минутная исповедь, а всего лишь – чтобы перед ним отчитались и раскрыли свои замыслы.
Интуиции у офицера Рено отродясь не имелось. И жил он всю жизнь так: что вижу, то и есть. Что слышу, то делю надвое. И никто из начальства его ни разу за это не упрекнул, так как мужчина всегда отличался преданностью своей работе и порядочностью.
Хоть и был всегда излишне дотошным.
– Завтра на пятнадцать ноль-ноль могу вам организовать встречу.
– Отлично, офицер. Благодарю вас, – посветлел директор, который всячески хотел пустить офицера на нужный след. Но тот, казалось, его даже не услышал. Ему не интересно, какая у старика может быть мотивация, чтобы повиноваться преступнику, как Господу Богу.
А мотивация могла быть только одна и, как всегда, она висела перед носом, но офицер Рено не хотел видеть. Он хотел еще сильнее начать давить на бедного старика, чтобы тот раскололся и взял всю вину на себя. Так ведь проще. А стоило всего лишь взглянуть на его семью, и офицер Рено наконец бы обнаружил ту недостающую деталь и, возможно, даже сделал бы верное заключение.
Директор не мог прямым текстом сказать: «Офицер, черт бы вас побрал. Мисс Лору похитил Сомелье, и доктора Стенли он завербовал тем, что забрал его молодую дочь».
Но если бы даже директор рискнул и сказал все именно так, то смерти мисс Лоры и мисс Стенли не миновать, а чтобы установить личность Сомелье, понадобится время.
И за это время из города М бесследно исчезнет один человек.
– Но я все не могу взять в толк, директор… – после небольшой паузы сказал офицер. – Зачем смотреть в глаза?