Она нашла себя

«Видит ли он в моих глазах, что я чувствую?» - спросила она его взглядом. Но ей этого не хватило. С каждой секундой напор любви готов был вырваться из заточения стен и решёток.

– Ты видишь в моих глазах, что я чувствую?..

Глаза его сосредоточенно слушали. Да. Именно глазами сейчас он слышал её слова. Брови его подскочили. Он молчал. Не позволял себе говорить.

«Я не могу признаться ей, пока она с ним! Только, когда она будет свободна!..» - нервно думал Толя.

Нежно он прислонил пальцы к её губам, чтобы она больше ничего не говорила. Лена от непонимания опустила глаза и повиновалась.

– Ты хочешь посмотреть на него? – спокойно спросил он.

– Да. Очень! Я тебе… кстати, тортик принесла. Его на кухню отнести?

– Мне – тортик? – радостно удивился он. – Спасибо тебе большое. Давай. Я сам отнесу.

Лена передала торт из рук в руки.

– Только мы вместе его прикончим! – Толя пытался развеселить Лену. Да и себя заодно.

– Думаю, это легко. Он маленький, - с натянутой улыбкой произнесла она.

Они прошли из кухни обратно в комнату. Вместе подошли к небольшому накрытому портрету.

– Надеюсь, тебе хоть немного понравится, - сказал Толя, как говорят большинство творческих людей, сомневающихся в своём таланте.

И вот перед глазами Лены её портрет. Она подходит к нему, потом отходит подальше, чтобы рассмотреть со всех точек и расстояний. Она пожирает его глазами, словно перед ней чудо из чудес. Портрет яркий, сочный, безукоризненный, со своим стилем. Лицо прорисовано настолько верно, что кажется, что перед ней зеркало и она смотрится в него.

На неё смотрела Лена, но только из другого мира. Из чудесной сказки!

«Она улыбалась и грустила одновременно. Выражение лица было уставшим, но милым и добрым, как у матери, которой вернули детей после долгого расставания. Девушке с таким лицом хотелось довериться и отдать себя в её руки.

Черные волосы спадали на плечи лёгкими блестящими и аппетитными локонами. Они были, как живые. К ним хотелось прикоснуться. Вместо ресниц красивые черные перышки. На нежном румянце выделялись несколько хрустальных слезинок.

Обрамляла портрет рамка из павлиньих перьев».

Ничего идеальнее и фантастичнее Лена не видела.

– У меня слов нет! Ты умеешь переносить в сказку! Не помню, кто сказал, что красивое произведение искусства не нужно сдабривать тысячами слов похвалы, метафорами и эпитетами. Не нужно подбирать слова. Достаточно сказать «Прекрасно!» и человек, сотворивший шедевр, будет очень доволен, - восторгалась Лена.

– Согласен. Но многие художники, наоборот, любят, когда их произведение оценивают, разбирают каждую деталь до мельчайших подробностей, когда пытаются сравнить с каким-то общепризнанным шедевром, или даже говорят, что его произведение лучше. Что теперь его картины будут эталоном, примером для сравнения и подражания. Мои работы просты. И я этому рад.

– Я в восторге. И мне не нужны другие мнения. Спасибо, Толь.

– Не за что! Твоя улыбка – моя награда.

– Хотела спросить. Что значат перья вместо ресниц, павлиньи перья?

– Перья – свобода. Я рисовал их, пытаясь направить твои мысли на освобождение от ненужного и тягостного.

Лена согласно кивнула и вздохнула.

– Слёзы - сама понимаешь – это боль. А улыбка сквозь слёзы – будущие мгновения счастья, которые обязательно пробьются и дадут ростки через боль, чтобы потом её совсем победить… Что касается павлиньих перьев… Ими я пожелал тебе яркой жизни, которую ты сама создашь себе, и больше не будешь впадать в депрессии.

– Толя, лучше сказать и пожелать нельзя! Думаю, этот портрет поможет мне. По-другому и быть не может.

И через минуту добавила:

– Я как раз сегодня собираюсь поговорить с Эдуардом. Можно я расскажу ему о тебе тоже?

– Если нужно – расскажи. Но зачем?

– Нет… Я ничего не буду говорить. Ты прав, - отрывисто проговорила она, отворачиваясь от него.
– Я лучше пойду.

Тогда он быстро подошёл к ней и обнял со спины, прижал к себе.

– Не уходи, прошу… Прости, что задал вопрос. Не думай, что я к тебе равнодушен. Нет! Леночка, наоборот. Но тебе нельзя говорить мне, что ты любишь меня.

Лена трепетала от его дыхания и слов.

– Почему нельзя? – шёпотом спросила она и положила поверх его рук, обнимающих её талию, свои руки. – Я люблю тебя. И буду говорить тебе это!.. – она старалась повернуться, чтобы посмотреть на него, но Толя не давал этого сделать. Он был счастлив.

– Скажи ему обо мне. Я хочу, чтобы он знал всё… - шепотом сказал он. – Но будь осторожна. Если он будет кричать на тебя или бить, вырывайся и беги ко мне.

Лене всё-таки удалось повернуться к нему. Он выпустил её из нежных и страстных объятий.

– Обещаю. Но, почти уверена, что Эдуард не способен на ярость, которая доходит до кулаков. Мы, наверно, просто поругаемся.

– Так лучше.

Они сели на кровать и с минуту молчали, глядя в пол.

«Надо завести разговор о чём-нибудь другом!..».

«Музыка!» - взволнованно подсказал ей внутренний голос, когда она увидела музыкальный центр на невысоком шкафчике для книг и посуды.

– Что ты любишь из музыки? Что слушаешь последнее время?

– Есть диск с инструментальной музыкой. А портрет я писал под любимые мелодии: Paul Mauriat – If You Go Away и Kenny G – Peace.

– По-моему, я знаю «Peace». Люблю инструменталку. Можно включить?

– Конечно.

Лена включила музыкальный центр. Диск оставался в дисководе с ночи. Она выбрала мелодию, посмотрев, какая она по счету во вкладыше от диска. И подошла к кровати.

Музыка звучала на всю комнату, разливаясь и одухотворяя. Лена смутно помнила её. В семнадцать лет она заслушивалась такой музыкой.

Лена посмотрела на Толю, прикоснулась к его волосам и несколько раз провела по ним, чтобы он расслабился. А потом легла на кровать, ожидая, что он сделает то же самое. Но он смотрел на неё, не торопясь присоединиться.

– Не бойся меня. Ложись рядышком.

Толя молча лёг, но было видно, что в нём борются смущение и чувственность. Он сумел их побороть. Смущение, чтобы выглядеть достойней, чувственность – чтобы справиться с собой и не зацеловать Лену. Он никогда не мог принять того, чтобы женщина принадлежала нескольким мужчинам сразу. Чистые отношение – залог взрослых, настоящих чувств.

Лена думала, что он снова обнимет её крепко-крепко, но на напрасно ждала. Ей было даже обидно, но она держалась.