Она так долго снилась мне...

Я любила дежурить по ночам. Больница, с ее медленным, как бы искусственно навязанным ритмом жизни, всегда была настороже, готовая к любому подвоху, таившемуся во тьме, постоянно начеку, постоянно в ожидании борьбы со смертью. И рано утром, когда я ложилась спать, я засыпала безмятежным сном, зная, что жизнь кипит вокруг, что дневной шум и суматоха напугают злых духов, прогонят с глаз долой.

Что же сделать, чтобы убить время? Я взяла первый роман Рафаэля Скали, перечитала несколько отрывков. Слова ласково катались в моей голове, скользили по языку. Ощущение было неповторимое.

Я вновь взяла в руки закладку, прочла электронный адрес.

«Он решил больше не писать, сомневается в своем таланте», — сказал мне мсье Гилель. Снова проснулся настырный голосок:

— Напиши ему! Скажи, как тебе понравилась его книга!

— Он примет меня за идиотку, фанатку или потерявшую голову от любви читательницу.

— Думаешь, он такой дурак? Ну даже если и так? Если у него от твоего письма прибавится веры в себя, может быть, игра стоит свеч? Может, твое упрямство — просто-напросто дурацкая, гордыня?

Сомнения терзали меня. Этот адрес искушал и манил. Автор так близко, только протяни руку… Он где-то рядом, в городе, скрывается в темноте компьютерного экрана. Спит ли он сейчас? Или пытается писать третью книгу? По-прежнему ли не уверен в своем таланте?

Я попыталась припомнить свои жизненные принципы, использовать их в борьбе с неудержимым желанием написать письмо Рафаэлю Скали. Все аргументы были сметены одним, неоспоримым: необходимостью утешения, которое я могу принести этому человеку.

— Тебе всего лишь нужно сказать, какое впечатление на тебя произвела книга, подбодрить его, чтобы он вновь поверил в себя. Ты обязана это сделать!

Я схватила ноутбук и настрочила письмо, пытаясь одним махом одолеть свою стеснительность. Запретила себе перечитывать, опасаясь, что малейшее сомнение заставит меня тотчас же стереть письмо. Нажала на кнопку «отправить» — так рассудительный военачальник дает приказ сбросить бомбу, убеждая себя, что решение выбрано верно, что этот поступок необходим и задумываться не следует, колебания будут во вред делу.

Потом я встала и прошлась взад-вперед по гостиной. Наружу полезли страхи, доселе прятавшиеся в душе, они боролись друг с другом, а я всеми силами пыталась отогнать их. Но они были сильнее меня, они роились в моей голове и побеждали доводы рассудка. В итоге меня охватила паника. Я вновь села к компьютеру и перечитала письмо. Все без исключения фразы показались мне смехотворными, одни были наивны, другие бесстыдны. Моя задача была — успокоить его, но я говорила исключительно о себе. Почему я решилась рассказать незнакомцу такие вещи, которых никому никогда не рассказывала? Для чего мне нужно было выворачиваться наизнанку? На что я надеялась, когда это писала?

И ответ возник в моей голове во всей своей неприглядной, жестокой правде: я надеялась на его дружбу. На его привязанность? Может, даже не любовь? Этого я не знала. Я знала только, что вновь стала глупой фанаткой, ожидающей, что ею заинтересуется ее кумир. Хотела растрогать его, привлечь его внимание, притянуть его к себе. Я сказала ему, что автор даровал мне надежду найти человека, достаточно чуткого, чтобы понять меня, настолько чувствительного, чтобы суметь достучаться до моего сердца.

Но я солгала ему.

Потому что сама обманывалась.

Я не думала, что найду какого-то другого мужчину, я надеялась, что им и будет Рафаэль Скали. Потому что у меня не было никаких сил искать этого мужчину, ждать его. Было бы гораздо проще открыть его в Рафаэле Скали.

Когда я все это осознала, меня стала мучить совесть. Я ясно почувствовала, какая же я жалкая. Жалкие мои желания, жалкие надежды, жалкие попытки их замаскировать, жалкое было мое письмо и последующее за ним раскаяние тоже не лучше. Несчастная, отчаявшаяся девица, истосковавшаяся по любви, которая долгие годы пыталась убедить себя, что прекрасно обходится безо всяких нежных чувств. Пыталась погрузиться в кому, а очнувшись, захотела всего и сразу, без промедления.

Я по-прежнему сидела за компьютером, глаза мои были полны слез. Писатель посмеется надо мной, в этом нет никаких сомнений. Он тут же раскусит мою неудачную попытку соблазнить его и будет надо мной хихикать. Я тогда сочинила новое письмо с извинениями за свое смехотворное поведение, не отдавая себе отчета в том, что только усугубила положение. Потом закрыла компьютер и легла, обняв себя за плечи.

Ты сделала мне больно, Лиор. Ты не изменилась. Ты продолжаешь выдумывать всякие истории. Тебе удалось убедить себя, что ты стала сильнее, взрослее. Но ты по-прежнему глупая девчонка в поисках любви, та, что убегала в свою комнату и мечтала там о прекрасном принце, придумывая красивые невероятные истории.

Мне не хватало Серены. Я хотела бы поговорить с ней, облегчить душу, все ей рассказать. Я знала, что она меня поймет.

От: Лиор Видаль

Кому: Рафаэлю Скали

Тема: Ваш роман

Дорогой мсье Скали,

я первый раз пишу автору книги, которая мне понравилась. Если быть до конца откровенной, я никогда бы не осмелилась это сделать, если бы ваш друг, мсье Эдинберг, потрясающий книготорговец, не убедил меня высказать вам свои впечатления после прочтения нашего первого романа.

Я всегда была уверена, что с момента, когда книга опубликована, она начинает принадлежать читателям и читать ее надо, не принимая в расчет личность автора.

Но роман «В тиши ее молчания» меня глубоко тронул.

Я вошла в вашу историю, как заходят в великолепный, таинственный дворец: с широко открытыми глазами, обостренными чувствами, бьющимся сердцем — и с ощущением, что могу не захотеть выйти наружу.

И тут я услышала дыхание, прерывистое дыхание человека в поисках мечты.

И я поняла, что оно ваше.

Но это было и мое дыхание тоже.

Я стала каждым из ваших персонажей, пережила эту историю как свою, ту, которую бы написала, если бы умела.

Я не собираюсь рассказывать вам свою жизнь, мсье Скали, я для того слишком скромна. Однако, прочитав ваш роман, я поняла, что вы ее уже знаете, хотя бы частично. Вы знаете мое одиночество, мое смятение, мою неспособность разговаривать с мужчинами, их невозможность понять меня. Эта женщина из книги — я и еще многие, застывшие в своей оскорбленной гордости, плачущие по вечерам, когда темнота прячет их от посторонних глаз и никто не увидит их слабость. Я и еще многие, решившиеся убить в себе мечтательницу, задушить ту маленькую девочку, которая играет в принцесс и ждет появления рыцаря-освободителя.

Откуда вам известна эта потайная сторона каждой женщины? Как мужчина смог понять, что ему подобные с нами сотворили? Потому что, если быть до конца искренней, тот факт, что вы мужчина, усиливает мое смятение: я вынуждена констатировать, что хотя бы один из нас не может понять наше отчаяние; и одновременно во мне зародилась надежда, что где-то существует один-единственный мужчина, который сможет меня полюбить, и отныне мне уже трудно будет упорствовать в своем отречении. Потому что вы автор этой книги и вы мужчина.

Мсье Эдинберг мне сказал, что вы перестали писать после вашей второй книги. Я ее купила. Но пока еще не открывала. Мне сказали, что она не такая интересная, как первая. Вот я и сомневаюсь.

Это примерно как страх перед вторым свиданием, когда первое оказалось очень уж прекрасным.

Я знаю, что через несколько минут пожалею, что написала вам это письмо. Буду чувствовать себя полной идиоткой. Я всегда чувствую себя идиоткой после того, как сделаю что-нибудь под влиянием внезапного порыва.

Ну вот я и останавливаюсь на этом, чтобы помешать себе отправить письмо.

Спасибо за чудесные моменты, которые удалось пережить благодаря вам.

С уважением, Лиор Видаль

ИОНА

Я открыл письмо, дрожа от волнения и возбуждения. Лиор отправила его несколькими минутами раньше. Свет экрана слепил мне глаза. То, что она сказала мне, было удивительно. В ее манере говорить о моем романе, о своем опыте читательницы и в какой-то мере о себе была какая-то бесконечная прелесть. Она писала именно то, что мне хотелось от нее услышать, говорила те слова, которых я от нее ждал.

Она была достойна той любви, которую внушала мне.

Я перечитал письмо много раз, придавая фразам разные интонации, представляя Лиор у экрана компьютера, пытаясь услышать ее голос, каждый раз находя новые оттенки и новые смыслы.

Она где-то там, в огромном Париже, затерянная в ночи, думает о письме, может быть, уже жалеет, что отправила его, пытается вообразить, как я прочту его, что я о нем подумаю, что отвечу.

Я чувствовал в ее письме внимание к словам, то тщание, которое приходит, когда хочешь написать красиво и при этом остаться искренним.

Мне показалось совершенно очевидным, что я должен ей ответить. Как можно скорее. Но я колебался. Я слишком волновался, чтобы сочинить достойное послание, которое бы не разочаровало ее.