ОНА всегда приходит вовремя

– Даже странно, в человеке так сильны стандарты. Красота для девушки становится проблемой только в двух случаях: когда ее нет и когда нет ничего, кроме красоты. А привлекательность ценится естественная, – с этими словами девушка провела рукой со светло-сиреневым маникюром по лицу и показала мне ладошки, демонстрируя полное отсутствие макияжа.

– Ты что, мысли читаешь, - нервно хмыкнул я.

– Только те, что относятся ко мне, - без тени улыбки ответила Роксана.

– И зачем ты сейчас мне это рассказываешь?

– У меня есть причины на это, к тому же почему бы не рассказать о наболевшем случайному попутчику. Так ведь часто бывает, сядешь в купе к незнакомому человеку, да и расскажешь ему всю свою жизнь, - весело сказала девушка, сохранив, однако, серьезность в глазах.

И я вдруг почувствовал, что могу рассказать ей все, что меня тревожит, от чего просыпаюсь ночами в холодном поту. Во мне будто кран открутили, и я, захлебываясь словами, стал выкладывать все горести и повинности этих четырех лет, как на исповеди. Про мучившие меня кошмары, про подсознательную радость и адреналин, когда удавалось убегать из-под носа у полиции, и про депрессию после каждого такого подъёма. Как впервые чистил квартиру и чуть не попался, как приютил Саймана - про все неудачи последних шести месяцев, но больше всего про родителей и про Элис. Сколько боли я им доставил, как они за меня волновались, когда не появлялся ночами, связавшись с компанией старше меня. И как не захотел ехать с ними к озеру, устроил истерику и, даже не попрощавшись, забежал в свою комнату, не реагируя на просьбы Эл выйти и спокойно все обсудить. Она всегда была мудрей меня, моя маленькая сестренка. Мудрей и послушней.

Во время рассказа моя рука нашла тонкую руку Роксаны и сжала ее. Я смотрел ей в глаза, но будто проваливался сквозь них в какой-то другой мир. Глупо, но мне на секунду показалось, что вид рядом с дорогой за спиной у девушки становится ярче, на секунду, но все же.

Не знаю, сколько я говорил: час, десять минут, полдня. Наконец я закончил и только теперь заметил, с какой силой сжимаю хрупкое запястье девушки. В другой руке она комкала салфетку, которой, как я теперь понял, вытирала мне пот со лба.

Я же чувствовал себя, как после затяжной болезни: очищенным, но вялым, как вареная макаронина.

Оглядев салон автобуса, я вдруг понял, что остальные пассажиры меня будто не слышали и продолжали заниматься своими делами.

Вдруг я почувствовал шевеление в ногах. Опустив наконец глаза вниз, я обнаружил, что перевозка Саймана с не кошачьим упорством бьется мне в ноги. Открыв клетку, я вытащил кота и прошептал:

– Не вздумай мне тут исполнять песню раздраженного кота. Животных вообще нельзя возить в автобусах.

Но кот, не обращая ни малейшего внимания на мои слова, лез к Роксане. Наконец я его отпустил, и этот предатель устроился у девушки на коленях и стал тихо мурчать, будто он не гроза всех котов и собак окрестных районов с разорванным ухом и кучей шрамов , а сиамская кошечка с хозяйкой - божьим одуванчиком

Роксана наклонилась над Сайманом и что-то ему сказала. Я различил лишь несколько гортанных звуков неизвестного мне языка. Потом она подняла на меня глаза и… улыбнулась. У меня было чувство, что эта искренняя, хоть и немного усталая улыбка поставила заключительную печать на этом моем периоде жизни.

Тут только я заметил, что глаза девушки уже не яблочно-зеленые, а темные, виридиановые по краям и миртовые, почти черные ближе к зрачку, на лбу и на крыльях носа блестят бисеринки пота, а пальцы, гладящие кота, немного дрожат.

– С тобой все нормально?– обеспокоено спросил я.

– Да… Сейчас все отлично, - легко улыбнулась девушка и мягким движением убрала у меня со лба прилипшую прядь волос.

– Краска никудышная. Небось сам в туалете автовокзала красил? – спросила она и что-то пробормотала себе под нос

– Что? А, черт, действительно, - усмехнулся я, разглядев темный след у Роксаны на пальце.

Девушка усмехнулась и опять потянулась к сумке. Достав блокнот с простым карандашом и какую-то книгу, она начала рассеяно чертить грифелем по бумаге.

А Сайману, все еще лежащему у нее на коленях, казалось, было абсолютно все равно, что на него что-то положили. Я в который раз поразился: мне он бы быстренько объяснил все правила кладки каких-либо предметов на кошачью шкуру путем расцарапывания предмета неудобств. Здесь же он просто замурчал и невозмутимо перевернулся на другой бок.

Мы молчали. Голоса остальных пассажиров звучали фоновым шумом, а вокруг нас таинственным образом стало тихо. Оглядев ближайшие кресла, я с удивлением заметил, что даже гиперактивная дамочка на соседнем ряду замолкла и начала читать книжку, а ее непоседливый сын затих, наверное, впервые, я посмотрел на часы, впервые за пятнадцать часов.

Секундочку, получается, я проговорил с Роксаной шесть часов. Неудивительно, что она так устала. Я украдкой посмотрел на девушку и отметил, что здоровый цвет лица к ней вернулся, руки больше не дрожат, а глаза… я уже ничему не удивлялся, человек ко всему привыкает. Глаза Роксаны остались темными, но тонкие линии, идущие от зрачка к ободку, стали четче и загорелись ярко-зеленым и золотым. Выглядело это, мягко говоря, странно, будто в зеленый бархат вшили золотые нити, будто от черного солнца отходили тонкие лучики желтого и лаймового цветов. Девушка почувствовала мой взгляд и опять мимолетно улыбнулась.

– Что ты читаешь?

– Дмитрий Истархов «Удар русских богов» (прим.автора: Книга раскрывает суть всех главных религий. Вскрыты механизмы управления сознанием и поведением людей. Книга написана с позиции язычества – исконной многотысячелетней религии русских и арийских народов. Дана реальная картина мировой истории).

– Но она же на русском, – заглянул я в книгу.

– Ну и что?

– Действительно, что такого, – пробормотал я, – я уже давно не удивляюсь.

– И не надо,- усмехнулась девушка и посмотрела на меня. Ее изящные руки с карандашом в тонких пальцах по-прежнему порхали над бумагой, как легкие мотыльки. Я тихонько вздохнул, все в ней было слишком идеально. Даже серебристо–серый след от грифеля на тыльной стороне ладони, даже еле видная под золотистой кожей венка на левом виске. Видимо, закончив рисовать, Роксана начала писать, но уже левой рукой, так что я не смог ничего разглядеть.

Вдруг она прислушалась, насторожилась, на миг став похожей на кошку, но потом ее лицо разгладилось, хотя я и заметил, что рука над бумагой стала летать быстрее. Я стал разглядывать пейзаж за окном.

Тут девушка отложила блокнот в сторону и потянулась за сумкой.

В этот момент я, услышав шум, обернулся. Как я и предполагал, это был тот непоседливый мальчик, почему-то требующий у мамы апельсинов.

"Как странно, апельсины", – немного растерянно подумал я и вдруг заметил резкое движение в кресле моей попутчицы. Она схватила сумку и начала выбираться из сидения.

– Ты куда? – удивленно спросил я. – До ближайшего города двести километров.