Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада

Она запела. Кровь остановилась в моих жилах, дыхание замерло при звуках ее чудного голоса.

— «Света еще не было, и в лоне Молчания спали души людей. Были только мы с тобой»…

И вдруг песнь оборвалась. На лице Аэши отразился ужас. Лео закачался, точно стоял в челне. Он пошатнулся, протянул руки, чтобы обнять ее, вдруг упал и остался неподвижным.

О! Какой крик вырвался из ее груди! Тела убитых там, на равнине должны были содрогнуться от него. За криком последовало молчание…

Я бросился к Лео. Аэша убила его огнем своего поцелуя. Лео лежал мертвый, да, мертвый на груди мертвой Афины!

— Кажется, супруг мой покинул меня на время. Я должна спешить к нему! — сказала Аэша, и безнадежная покорность судьбе, с которой не могла бороться даже она, прозвучала в ее голосе.

Но тут я уже не помню, что происходило вокруг меня. Я лишился Лео — друга, сына. Я чувствовал себя мертвым.

Было утро, когда я проснулся. Давно желанный в Калуне дождь лил, как из ведра. Аэша сидела около одетого в саван тела Лео и отдавала приказания жрецам и придворным. Я опять уснул. Вечером Аэша разбудила меня.

— Вставай, — сказала она, — все готово, пойдем!

Мы поехали, провожаемые тысячью всадников, остальные остались оберегать, а может, грабить Калун. Впереди несли тело Лео, за ним шла Аэша со спущенным покрывалом.

Потом была ночь. На месте, где лежало недавно тело хана, в храме с огненными столбами, перед статуей Матери, стоял гроб Лео. Гезея сидела и отдавала приказания жрецам.

— Я устала, — говорила она, — уйду от вас отдохнуть в горы, может быть на год, а может быть, и на тысячу лет. Орос и Панава, соединитесь брачными узами и управляйте, пока я не вернусь. Жрецы и жрицы Гезеи, я приобрела вам новые земли, владейте ими умно и кротко. Да будет отныне Гезея в то же время и ханшей Калуна. Жрецы и жрицы древней веры, умейте открывать в ее обрядах внутренний дух религии.

Указав на меня, Аэша продолжала:

— Этот человек — мой гость и друг. Пусть он будет и вашим другом. Пусть живет у вас, а когда растают снега и наступит лето, помогите ему переправиться через пропасть и горы, чтобы с ним ничего не случилось.

Аэша встала на колени около Лео и молча взглянула в его застывшее в улыбке лицо.

— Скоро заря, Холли, — продолжала она. — Я прощусь с тобою на короткое время. Позови меня, когда будешь умирать, только не раньше, и я приду к тебе. Не двигайся и не говори, пока не свершится все. Не считай меня побежденной, потому что отныне мое имя Победа! Не думай, что сила Аэши утрачена, а судьба ее завершилась; ты знаешь только одну страницу ее жизни. Не думай, что я прежняя грешная и гордая Аэша, которой ты поклонялся и которой боялся. Моя душа возродилась любовью и жертвой Лео. Как в начале, наши души снова слились в одно. Друг, возьми на память обо мне этот скипетр, но не употребляй его до последней минуты, когда ты захочешь призвать меня, — и Аэша дала мне свой украшенный драгоценными камнями систрум. — Поцелуй еще раз Лео, отойди и молчи.

Как во время ее первого превращения, два огненных языка, точно крылья, обвили Аэшу. Только на этот раз я не слышал ни молитв, ни музыки. Царила тишина. Огонь сверкнул и погас. Медленно тянулось время, и когда над вершиною забрезжила заря, Лео уже не было. Не было и царственной, божественной Аэши.

Я почувствовал себя одиноким. О, таким одиноким… Куда исчезла Аэша? Не знаю. Знаю только, что когда взошло солнце, я увидел в его лучах как бы две поднимающиеся к нему тени, и казалось мне, что в неясном тумане я различил очертания лиц Лео и Аэши.

(На этом рукопись м-ра Холли обрывается, следующие листы ее сгорели при попытке автора сжечь рукопись в домике в Кумберлэнде).

Ледяные боги

Глава I Ви ждет знака

Ви молился богам, каких знал, — Ледяным богам, тем, которым поклонялось его племя. Сколько времени верило в них племя — он не знал. Не знал также, откуда пошло оно, только слыхал легенду, что когда-то, в древние времена, предки, родоначальники племени, пришли сюда из-за гор, отступая к югу и к солнцу от грозного холода.

Боги обитали в темном, почти темно-синем льду самого крупного из ледников, сползавших с вершин необъятных снежных гор. Главная масса этого ледника нисходила в центральную долину, но немалая часть ледяного потока шла по меньшим долинам на восток и на запад и доползла к морю. Там весной, зачатые в самом сердце покрытых снегом холмов, рождались дети ледяных богов. Великими айсбергами выходили они из темных недр долин и прочь уплывали на юг. Потому обиталище богов — огромный центральный ледник — продвигалось медленно вперед.

Урк-Престарелый, тот, кто видел рождение всех в племени, рассказывал, что дед говорил ему, когда сам Урк был еще совсем маленький, что в дни его молодости нижняя оконечность центрального ледника была не больше, чем на бросок копья, выше, нежели свисала теперь над долиной. Ледник висел на высоте приблизительно двадцати высоких сосен, поставленных одна на другую, висел чудовищной угрозой и медленно, совершенно незаметно, но неуклонно сползал. Большая часть ледника состояла из темного, почти черного льда, который подчас — когда живущие в нем боги разговаривали — трещал и стонал, а когда боги сердились, ледник сползал, выдвигаясь иногда на большой кусок — на длину руки, сбривая перед собой стоящие на пути скалы и обрушивая их вниз, в долину, в качестве предвестника будущего своего прихода.

Кто эти боги, Ви не знал. Знал он лишь одно: что они ужасны, что власть их безгранична, что нужно страшиться их, что нужно им поклоняться, как поклонялись им его предки, и что в их руках судьба племени.

В осенние ночи, когда поднимаются туманы, кое-кто из племени видел богов. То были огромные прозрачные видения, медленно продвигающиеся по леднику и иногда сходящие с него. Случалось, что боги подходили к самому берегу, на котором жил народ. Соплеменники Ви слыхали даже, как боги смеются. А жрецы племени — Нгай-Волшебник и Тарен-Колдунья, которая прячется, Тарен, которая выходила только по ночам и была любовницей Нгая, рассказывали о том, что боги говорили с ними, давали советы и указания.

С Ви боги никогда не разговаривали, хотя он не раз оставался на целые ночи лицом к лицу с ними, на это никто иной в племени не мог бы осмелиться. Временами — особенно, когда В и бывал совершенно сыт, доволен и спокоен и охота его была удачна, — боги были так тихи и так молчаливы, что Ви начинал сомневаться в самом их существовании. Ви начинал думать, что боги — сказка, а то, что называют их голосами, — просто шум льда, ломающегося и трескающегося от морозов и оттепелей.

В одном только он не мог сомневаться. Скрытый глубоко подо льдом, не менее как в трех шагах от поверхности, видимый далеко не всегда, а только при определенном освещении, стоял один из богов. Много уже поколений известен он был племени под названием Спящий, ибо никогда не шевелился. Толком разобрать его очертания Ви не мог. Видел только, что у Спящего длинный нос, у корня толстый, как дерево, и утончающийся к концу. По сторонам носа виднелись огромные, искривленные зубы. Голова большая, и позади нее громоздилось необъятное тело, не меньшее, чем тело кита, такое большое, что всех очертаний до конца нельзя было различить.

Это, несомненно, был бог. Это было бесспорно даже для Ви. Это был бог хотя бы уже потому, что никто во всем племени никогда не видывал подобного ему существа и никогда не слыхал о нем. Впрочем, почему бог спал в глубине ледника — этого понять никто не мог. Правда, если бы кто-нибудь слышал что-нибудь о подобном чудище, видел бы такое чудище, Ви, несомненно, решил бы, что это не бог, а просто мертвое животное. Но это существо не было похоже ни на что, известное племени.

И поэтому, подобно всем своим родичам и одноплеменникам, Ви считал богом доисторического огромного слона, в начале ледниковой эпохи попавшего в лед — должно быть, за сотни, а может быть, и за тысячи лет до этого времени — и медленно в замерзшем потоке принесенного от дальнего места своей погибели сюда для того, чтобы, очевидно, найти последнее пристанище на дне морском. Бог, несомненно, был странный, впрочем, не страннее многих иных богов.