Они были первыми
Шрифт:
— В том-то и вся соль, что мало известно, — сердясь, возразил Волков. — Иначе бы и Котенко, и многие другие остались живы! — Помолчал. — Старатель одинаково добросовестно промывает все пески с разведанного участка. А даст где послабку, и металл уйдет. Казак Котельников и поп Сизых отправились из Колымска в Западную тундру несколькими днями раньше Котенко… Он об этом знал, но не придал значения… — Волков устало провел ладонью по лысой крупной голове… — Неважно, что Шулепов изменил первоначальному плану, не пошел в Ижигу, а расквартировался в Колымске. Важно другое: у него появились надежные связи с побережьем. Больше того, Шулепов,
Вместе с утренним солнцем над весенним колымским поселком поплыло гудение церковного колокола. Он звал прихожан на молебен.
Колокол будил поселок.
Стефан поднялся по шатким ступенькам невысокого крыльца, легко скользнул в собор. Пахло ладаном. Рядом с входом, на скамеечке, скучая от безделья, дремал церковный сторож.
У колонны, перед картиной «Святой Яков», стоял благочинный отец Владимир, сбежавший от большевиков из Якутска. Они облобызались.
— Прикажи прекратить бить в колокол, — сказал благочинный, — не придут миряне на служение. Потеряли веру в Христа, забыли закон божий, в грехах погрязли… Открыто враждуют между собой и еще называют себя истинными христианами.
— Видно, на то божья воля…
— А хотите, отец Стефан, портрет с вас напишем, у меня есть знакомый богомаз, рядом со «Святым Яковом» повесим, — прервал Стефана благочинный. Не без усмешки добавил: — Провидцу место здесь.
— Напрасно вы так, отец Владимир, одному ведь делу служим…
Душа Стефана потеряла покой с тех пор, как молодой, но язвительный благочинный неожиданно вторгся в его тайну, постиг ее. Честолюбив он, что скрывать, и денежки любит, молодайку вот завел на старости лет… Если молва пойдет гулять по свету, конец ему…
Благочинный придавил медным наконечником пламя в лампадке. Белесые петли дыма медленно таяли. Благочинный подошел к отцу Стефану, положил на руку крест, висевший поверх его рясы.
— Все верно, бог у нас один… Он нас и благословляет, и карает. — Золото приятно давило ладонь. — А насчет картины я пошутил…
Снаружи раздался грохот, хлопнули двери.
— Почему звон? — Привыкая к полумраку собора, лихо произнес Жижин, тонкошеий адъютант полковника Шулепова.
— Не кричи, не в казарме, — оборвал его строго отец Стефан.
— Безработные, что ли? — Жижин щелкнул по носу сопевшего сборщика пожертвований. — Но ничего, теперь ее вам дадут! Бог приехал! Пусть колокол поет. А тебе, Стефан, велено быть через полчаса на митинге.
Колыхаясь, длинный адъютант подался к двери, но, заметив благочинного, опросил:
— Кто таков? Что-то я не видел тебя…
— Отец Владимир.
— Ну да? А как с документами?
Отец Владимир протянул бумагу.
— Пускай он прочтет, — кивнул Жижин на Стефана. — Он грамотный.
«Колымскому Епархиальному управлению, — медленно читал Стефан… — Священный Синод православных церквей в заседании своем 15 сего марта направил вам благочинного отца Владимира для сбора пожертвований…»
— Ладно, на сегодня хватит, приношу извинения, — осклабился офицер. — Покорнейше прошу быть на митинге, благочинные отцы!
Весь поселок собрался у дома чукотского головы
Одейона. Отрядники полковника Шулепова, оттеснив подальше от импровизированной трибуны гражданских, резко выделялись на общем фоне своей казачьей формой со знаками различия. Молодцеватые, внешне они никак не походили на бандитов, кровавый след которых тянулся от Колымы до побережья. Бравый их вид и заграничное оружие за плечами у многих укрепляли авторитет полковника в глазах влиятельных людей Колымска. Они восторженно принимали казаков.— Душа радуется видеть вас в форме наших дедов и отцов, — горячо начал приветственную речь Чирпы, один из местных богатеев. — Теперь всем известно, что матушка Россия обливается кровью наших братьев через изуверов-большевиков. Братья-казаки, не теряйтесь от этого, не падайте духом, боритесь! Есть еще преданные отечеству и православной вере братья! Сегодня мы приветствуем полковника Шулепова и его доблестных казаков! Они оставили свои семьи, дошли до нашего отдаленного края, чтобы защитить своих братьев и наш край…
— Ваше превосходительство, — к уху Шулепова наклонился запыхавшийся радист. — Я должен сообщить вам важные сведения.
— Погоди, — остановил радиста Шулепов. — Пойдем в штаб!
Служащий радиостанции Казеко задолго до прибытия Шулепова в Колымск распространял слухи среди населения о победах атамана Семенова на Дальнем Востоке, о завоевании Севера белыми войсками, падении Красной Якутии, ссылаясь при этом на радиограммы. Их значение было велико, народ верил не Казеко, а словам, которые приносил телеграфист, ибо железный ящик — не человек, врать не мог, считали они.
Казеко уже давно входил к Шулепову без доклада.
«МЕЛЬГУВЬЕ ЭНТЕН АЧИМАТАЛЬ ТЕНЕВЬЮ»… «СЕРДЦЕ-КАМЕНЬ»… «КОРЕН».
Пухлые, все время что-то ищущие руки Шулепова сейчас безвольно лежали на бланке радиограммы. Шулепов думал.
Летом 1921 года, находясь с отрядом в устье Колымы у мыса Сердце-Камень, Шулепов случайно наткнулся на шхуну «Поляр бер», выброшенную ледоходом на мель. Это была собственность американцев, но спасти ее они уже не могли. «Поляр бер», помятая, увязла в прибрежном песке. Ради любопытства Шулепов обследовал шхуну. Кроме различных камней, на шхуне были найдены два брезентовых мешочка, крепко перетянутые бечевкой. В них были упакованы документы, какие-то карты, записи на английском языке, которым Шулепов не придал тогда значения. Однако находки взял, подумав: «О простых бумагах так не пекутся». Осенью в устье Колымы зашла шхуна «Билинда» под американским флагом. Ее привели Гудмансон и Корен. Через Вола, семидесятилетнего американца, осевшего на побережье, Корен установил связь с Шулеповым, но она прервалась, и заокеанский гость потерялся. Молчание Корена удивляло полковника. Он помнил интерес иностранца, проявленный к документам…
На обратной стороне радиограммы Шулепов размашисто написал:
«В указанное место прибудет Третьяков. Встречайте багаж. Шулепов».
— Передашь, — полковник отодвинул исписанный лист радисту и, приоткрыв двери, сказал:
— Урядник Домашенко, вызови ко мне Третьякова…
Ефимов молчит второй месяц. Провал?.. Вроде бы, исключено. Его положение достаточно прочное, личность он, как говорится, неприкосновенная. А связных все нет и нет… Перед Волковым лежали давние донесения Ефимова.