Они были смуглые и золотоглазые

– Кора, - спросил он, - давно ли глаза у тебя стали золотыми?

– Они всегда были такими.

– Нет. Три месяца назад были карие.

Они лежали на солнце.

– А у детей?
– спросил он.
– Тоже золотые?

– Когда дети растут, цвет глаз у них иногда меняется.

– Может быть, мы тоже дети. Для Марса, во всяком случае. Удачная мысль! Он засмеялся.
– Пойдем купаться.

Они спустились в воду. Он погружался все глубже до самого дна, словно золотистая статуя. Ему захотелось растянуться на дне и лежать в зеленой тиши, в спокойствии.

Поднимаясь на поверхность, он смотрел в небо. "Там, на равнине, - думал он, - струится огромная марсианская река, и в нее погружены мы все, наши каменные дома и деревянные хижины, а она течет и омывает наши тела, удлиняет нам кости..."

На берегу сидел маленький Дэн, глядя на отца.

– Утха, - сказал он вдруг.

– Что ты говоришь?
– спросил отец.

Мальчик улыбнулся.

– Ты же знаешь. Это по-марсиански "отец".

– Где ты этому научился?

– Не знаю. Нигде. Утха!

– Чего ты хочешь?

Мальчик не решался сказать.

– Я... Мне хотелось бы... переменить имя.

Мать подошла к ним.

– Разве имя Дэн тебе не нравится? Почему?

Дэн нетерпеливо шевельнулся.

– Вчера ты кричала: "Дэн, Дэн, Дэн!", а я словно и не слышал. Думал, что это не ко мне. У меня есть другое имя, и я хочу им называться.

Биттеринг слушал внимательно, с бьющимся сердцем.

– Какое же это имя?

– Линнл. Красивое, правда? Можно мне так называться? Можно? Ты позволяешь?

Биттеринг вытер себе лоб. Он думал о ракете: строил ее одиноко, одинокий даже среди собственной семьи, слишком одинокий... Услышал слова жены: "Почему бы нет?" Услышал собственные слова: "Конечно, можешь называться так".

– Э-э-э-эй!
– обрадованно завопил мальчик.
– Я Линнл! Я Линнл!
– И заплясал через весь луг.

Биттеринг взглянул на жену.

– Зачем мы сделали это?

– Не знаю, - ответила она.
– Он хорошо придумал, правда?

Они пошли в горы. Бродили по древним, извилистым, мозаичным тропинкам среди все еще бьющих фонтанов. Они очутились перед небольшой заброшенной марсианской виллой с чудесным видом на долину. Она стояла на вершине холма. Веранда из голубого мрамора, обширные залы, в саду - бассейн. Здесь было прохладно. Марсиане не признавали больших городов.

– Как здесь хорошо!
– воскликнула жена Биттеринга.
– Что, если провести тут все лето?

– Вернемся, - ответил он.
– Вернемся в поселок. С этой ракетой еще много работы.

Однако в этот вечер его не покидали мысли о прохладе виллы из голубого мрамора. С течением времени ракета начала терять смысл. Горячка спадала. Иногда он думал об этом со страхом, но зной, и пьянящий воздух, и ночной ветер делали свое.

В один из дней до него донеслись голоса людей, стоявших у порога мастерской. Биттеринг вышел за порог.

Он увидел вереницу грузовиков, набитых вещами, детьми. Грузовики медленно двигались по пыльной улице.

– Все выезжают в горы. На лето, - сказал ему кто-то.
– А ты, Гарри?

– У меня работа.

– Работа! Ракету можно закончить и осенью, когда будет прохладней.

Биттеринг тяжело вздохнул.

– Каркас уже почти закончен.

– Осенью тебе будет легче.

"Осенью будет легче, - подумал и он.
– Времени хватит".

– Едем, Гарри!
– звали его все.

– Ладно, - ответил он, чувствуя, как его воля тает в густом от зноя воздухе.
– Ладно. Едем.

– Там есть вилла над каналом. Знаете, канал Тирра, - сказал кто-то.

– Ты говоришь о канале Рузвельта?

– Тирра. Это старое марсианское название. Я нашел такое место в горах Пиллан...

– То есть в горах Рокфеллера?
– спросил Гарри.

– Я говорю - в горах Пиллан, - возразил Сэм.

– Да, - произнес Биттеринг, утопая в густом, как жидкость, зное.
– В горах Пиллан.

На следующий день все помогали грузить машину. Вещи носили Лора, Дэн и Дэвид. Вернее - Ттил, Линнл и Верр, ибо так они захотели теперь называться.

Мебель оставили в белом домике.

– Она годилась для Бостона, - заметила мать.
– Даже для этого дома. Но там, на вилле? Нет. Мы вернемся к ней осенью.

Биттеринг был спокоен.

– Я уже знаю, какая мебель нам понадобится на вилле, - сказал он, помолчав.
– Большая и удобная.

– А твоя энциклопедия? Ты возьмешь ее?

Биттеринг отвернулся.

– Я приеду за ней на той неделе.

Закрыли воду, газ, заперли окна и двери, двинулись к машине. Отец взглянул на багаж.

– Черт возьми, немного, - вскричал он.
– В сравнении с тем, что мы привезли на Марс, - горсточка!

Включил мотор. Некоторое время смотрел на белый домик. Захотелось подбежать к нему, потрогать, проститься с ним. Показалось, что они отправляются в дальний путь, что оставляют здесь нечто, к чему никогда уже не вернутся, чего никогда полностью не поймут.

Лето осушало каналы. Лето шло по полям, как пожар. Дома опустевшего поселка рассыхались и трескались. В мастерской ржавел остов ракеты.

Поздно осенью на склоне близ виллы стоял очень смуглый, золотоглазый Биттеринг. Он смотрел в долину.

– Пора возвращаться, - напомнила ему жена.

– Да, но мы не поедем, - тихо ответил он.
– Незачем.

– А твои книги?
– спросила она.
– Твои лучшие костюмы?

Она сказала: "А твои иллес, твои иор уэле рре?"

– Поселок пуст, - ответил он.
– Никто не возвращается. Незачем.

Дочь ткала ковры, сыновья извлекали странные, древние мелодии из древних флейт, их смех пробуждал эхо в мраморной вилле.

Биттеринг смотрел на поселок в долине.

– Какие странные, какие смешные дома были у этих пришельцев с Земли!

– Других они не знали, - ответила жена.
– А какие они были сами! Хорошо, что они ушли.

Они переглянулись. Слова, произнесенные ими, поразили их. Потом оба засмеялись.

– Куда они ушли?

Оба задумались. Он взглянул на жену. Она была высокая, смуглая, стройная, как ее дочь. Она смотрела на него, и он казался ей молодым. Как старший сын.