Они не пройдут! Три бестселлера одним томом
Шрифт:
— Сиди, Маслов, — махнул рукой майор. — Береги ногу. Что тут у тебя за перебежчики? Давай их сюда!
— Какие перебежчики? — опешил капитан Маслов, исполняющий обязанности командира второго батальона.
— Ну, какие, которые к тебе перебежали, — начал терять терпение Рябов.
— Не было никаких перебежчиков, — удивленно ответил комбат. — Окруженцы к нам пришли, моя разведка на них наткнулась.
— Удавлю мерзавца, — тихо сказал майор. — Перебежчики ему… Слушай, Васька, ты меня что, из-за каких-то окруженцев вызвал, что ли?
— Тут такое дело, товарищ майор, — спокойно ответил Маслов. — Это не просто окруженцы. Старшина, давай сюда.
Только тут Рябов заметил, что в самом углу землянки сидит человек в явно летней форме одежды с трофейным «вальтером» на боку. По мере рассказа старшины Рябов чувствовал,
— А реки? — тихо спросил Рябов.
— Реки… — вздохнул старшина и как-то странно повел рукой: — Вброд через реки. Тяжело очень, но перетащили.
У входа завозились, отодвигаясь, давая кому-то место. Чувство неловкой напряженности воцарилось в землянке, и майор, еще не обернувшись, знал — пришел комиссар. Рябов выругался про себя, но затем собрался и посмотрел через плечо. Старшего батальонного комиссара Радкина в полку не любили, и комполка не мог осуждать за это людей. Сам он ненавидел комиссара тихой ненавистью, хоть и старался не доводить дело до конфликта. Дело было даже не в том, что комиссар постоянно лез не в свое дело, вмешивался в управление батальонами и даже пытался подменять командира. Эти вопросы можно было бы решить. Гораздо хуже была надменная уверенность Радкина в собственной постоянной правоте, его чувство собственного превосходства. Поведение комиссара по отношению к рядовым бойцам и командирам нередко было оскорбительным, а его непонятная застенчивость при малейших признаках опасности давно стала предметом злых шуток в окопах. Как-то раз на КП полка Радкин, решив ни с того ни с сего выступить перед немногочисленными штабными, высокопарно назвал себя «бойцом партии». Как раз в эту минуту в блиндаж спустился Рябов. Контратака немцев застала его на позициях второго батальона, и майор пережил несколько весьма неприятных минут, а заодно освежил навыки обращения с винтовкой Мосина образца девяносто первого/тридцатого годов. Поставив винтовку к стене, Рябов ядовито заметил, что бойцу пристало бы чаще бывать на передовой. Отношения с комиссаром, и без того натянутые, ухудшились до невозможности.
Радкин, не здороваясь, прошел вперед и уселся на нары.
— Ну, что тут у вас? — брюзгливо спросил он.
Майор решил не обращать внимания на тон и коротко пересказал историю старшины.
— И вы верите этому? — Комиссар презрительно кивнул на окруженца.
— А почему я не должен ему верить? — тихо спросил майор. — Почему я не должен верить младшему командиру РККА, который вышел ко мне с оружием и документами?
— И пистолет у него вон, немецкий, — не слушая, продолжил комиссар.
Люди за спиной у Рябова зароптали.
— А ну, тихо! — рявкнул он и снова повернулся к комиссару.
Сейчас важно было не сорваться. История старшины казалась настолько дикой, что, скорее всего, являлась правдой от первого до последнего слова. Рябов отчетливо понимал, что на этом поле ничего важного они не прикрывают, и разыгрывать такое представление лишь для того, чтобы потеснить его полк, немцы не будут.
— Пистолет трофейный, — сухо сказал майор. — Кроме того, я собираюсь послать разведчиков проверить его слова. В чем дело, Медведев?
— Товарищ майор, — старшина умоляюще прижал к груди огромные кулаки, и от этого отчаяния Рябову стало не по себе, — туда-сюда ползать — утро будет! Немцы нас сегодня чудом не засекли. Обнаружат — и все, каюк роте. Товарищ майор…
Комполка в затруднении потер лоб рукой. В словах старшины был свой резон, но, несмотря на то, что майор сказал Радкину, полной веры окруженцу у него не было. В этот момент кто-то спустился в землянку.
— Кого там несет? — раздраженно повернулся майор, но, увидев высокого стройного командира с петлицами старшего лейтенанта, облегченно вздохнул — с начальником особого отдела у Рябова были нормальные рабочие отношения. — А, это ты… Честь не отдавай, зашибешь кого-нибудь…
Но особист не слушал майора, он смотрел в глубь землянки, и на его красивом лице расплывалась широкая улыбка. Рябов посмотрел на старшего лейтенанта, затем обернулся на привставшего с нар старшину, который вдруг тоже отчего-то заулыбался.
—
Что, Архипов, узнал? — утвердительно спросил майор.— Так точно! — ответил начальник особого отдела. — Разрешите?
Не дожидаясь ответа, он шагнул к Медведеву и вдруг крепко обнял его.
— Жив, чертяка! — Старший лейтенант повернулся к комполка: — Он в нашем учебном полку командовал взводом, а потом и в маршевом батальоне.
— Нам он сказал, что из 328–й стрелковой, 732–й полк, второй батальон, — заметил Маслов.
— Точно, — подтвердил Архипов. — Его роту в 732–й направили для пополнения. Он тот, за кого себя выдает, ручаюсь.
— Вы же с ним расстались две с лишним недели назад! — желчно сказал комиссар. — Как вы можете ручаться за этот срок? Покрываете своего брата-окруженца?
Старший лейтенант Архипов вышел из окружения в составе группы полкового комиссара Васильева, которая соединилась с основными силами РККА две недели назад. Собрав вокруг себя двести пятьдесят бойцов и командиров 328–й стрелковой, комиссар вывел их к своим, вынося знамя дивизии, раненых и даже выкатив две сорокапятимиллиметровые пушки. После этого были бои и отступления, остатки 328–й сражались в составе 402–й стрелковой дивизии. Пять дней назад немцев удалось остановить, и сразу пришел приказ нанести контрудар, в бесплодных атаках прошло еще трое суток. Рябов ожидал, что окруженцев используют для пополнения изрядно потрепанной 402–й, но вместо этого их отправили в тыл то ли на переформирование, то ли для усиления вновь формирующихся частей. Впрочем, уехали не все. Особист 1298–й валялся в медсанбате с двусторонним воспалением легких, и начальство сочло необходимым отправить ему на смену старшего лейтенанта Архипова, который ухитрился вытащить из окружения архив особого отдела 328–й. Сперва Рябов относился к чужаку настороженно, но вскоре понял, какой бесценный подарок сделало ему командование. В старшем лейтенанте удивительным образом сочетались честность, добросовестность и отвага, граничащая с дерзостью, кроме того, новый особист отличался легким, дружелюбным нравом. Радкин, смотревший на окруженцев свысока, оказался в затруднении. Понять, что Архипова поставили на такой пост, поскольку он был смел и знал свое дело, комиссар не мог, а потому вообразил себе, будто за этим назначением скрываются некие таинственные обстоятельства, и относился к молодому командиру с опаской. Архипову не составило труда понять, в чем тут дело, и он беззастенчиво пользовался глупостью политработника. Особист исподлобья посмотрел на Радкина и, четко выговаривая каждое слово, произнес:
— А я, товарищ старший батальонный комиссар, не делаю необдуманных выводов. И если я считаю, что товарищ Медведев заслуживает доверия, то у меня есть для этого основания!
Последние слова Архипов уронил, словно камень, и даже Рябов, понимавший, что старший лейтенант отыгрывает роль, на минуту поддался общему настрою. В новой длинной шинели, в фуражке, которую он выменял невесть где неизвестно на что, наглухо перетянутый ремнями портупеи, высокий красивый особист выглядел как герой фильма про шпионов, способный в одиночку раскрыть вражеский заговор, перестрелять и захватить всю шайку и, получив несколько пуль в жизненно важные органы, скромно принимать в госпитале восторженные ухаживания прекрасной комсомолки.
Радкин отвел взгляд и прокашлялся:
— Конечно, если у вас есть свои соображения…
— Соображения имеются, — веско кивнул Архипов.
— В любом случае, сперва мы должны поставить в известность командование дивизии, — поспешно сказал комиссар.
— Именно это я и собирался сделать, — мрачно вступил в разговор Рябов. — Василий, скажи связисту, пусть соединит меня с КП дивизии. — Он повернулся к остальным: — А вы чего тут столпились? Давайте отсюда, не театр.
В землянке остались только комполка, комиссар, начальник особого отдела, комбат и телефонист. Медведев сидел на прежнем месте и переводил встревоженный взгляд с Архипова на Рябова и обратно. Прошло некоторое время, прежде чем с КП полка подтвердили, что комдив на проводе. Рябов, вздохнув, взял трубку, и в ухо ему немедленно мелким гравием застучали злые матюги. Отсыпав должное количество внушений, командир четыреста второй полковник Шабалов перешел к делу.
— Рябов, ты охренел? — не то чтобы зло, а как-то удивленно спросил комдив. — Целого полковника с лежанки поднял! Что у тебя, Гудериан прорывается?