Они пришли с юга

Из города донесся зловещий кошачий вой воздушной сирены. Отец и сын как ни в чем не бывало продолжали копать картошку.

– Ну вот, – сплюнув, произнес Якоб, – опять самолеты летят на Германию. Чем больше ее бомбят, тем лучше.

– Думаешь, скоро немцам конец?

– Да, считай, что петля уже у них на шее.

– Неужто к рождеству их прогонят?

– А что ж, все возможно, долго они не протянут. Русские быстро продвигаются вперед, а американцы уже очистили большую часть Франции.

Мартин задрал голову кверху, надеясь увидеть хотя бы один самолет. Разве можно было спокойно стоять посреди поля, зная, что союзники так близко! Но сегодня ему даже не удалось расслышать знакомый рокот бомбардировщиков, обычно летящих на большой высоте.

– Отец!

– Что тебе?

– А знаешь, беженцы, что живут в школе, ужасно трусят, когда воет сирена воздушной тревоги. Они с воплями и криками бегут в убежище, толкают друг друга, падают…

– Это оттого, что они пережили много страшного.

– А в нашу школу тоже приходили немцы – поглядеть, не подойдет ли она им под жилье, но выбрали все же другое здание. Скоро наша школа будет единственной в городе, свободной от постоя. Немцы привезли сюда чуть ли не семь тысяч беженцев.

– А я так полагаю, еще многие сюда приедут, как только в Германии немцам поддадут жару. Да что там, ведь это все женщины, дети и старики, их тоже жаль, хоть они и немцы.

Немного погодя Якоб сказал:

– Не грех бы нам поторопиться. Надо поскорей отнести картошку домой!.. А ты поаккуратней работай, вон погляди, какую картофелину оставил!

Доверху наполнив оба мешка, отец и сын взгромоздили их на свои велосипеды и пустились в нелегкое и долгое путешествие домой. Довольно трудно удерживать на велосипеде мешок картофеля, когда его нужно везти три километра, объезжая каждую лужу на размякшей глинистой дороге. Мартин с трудом тащил велосипед, бормоча себе под нос ругательства, и все же намного опередил Якоба. Когда они подошли к мосту, где находилось замаскированное бензохранилище, сирена долгим пронзительным воем возвестила отбой.

Между тем улицы, по которым проходили Якоб и Мартин, по-прежнему оставались на редкость пустынными. Это удивило их, но, потолковав между собой, они решили, что большинство горожан просто обедает.

В подъезде одного из домов, тревожно оглядываясь по сторонам, стоял человек – толстый, лысый бюргер в домашних туфлях и без пиджака. Завидев отца с сыном, он Торопливо засеменил к ним навстречу.

– Погодите, – крикнул он, – куда вы идете?

– А вам зачем знать? – недоверчиво спросил Якоб.

– Вы правы, совершенно незачем. А все же я не советовал бы вам сейчас гулять по городу. Немцы совсем озверели – стреляют направо и налево и творят невесть что. Говорят, они арестовали всех полицейских и заняли полицейский участок!

– Что?..

– Я лишь повторяю то, что слышал сам. Говорят, немцы арестовали всю полицию, а сейчас охотятся за теми, кого еще не успели схватить.

– Вот как! Вот для чего им понадобилась воздушная тревога! – раздельно произнес Якоб.

Человек в домашних туфлях как-то сразу обмяк.

– Разве не ужасно все это? – простонал он. – Боюсь, они и нас схватят и угонят в Германию, а нашу страну отдадут своим беженцам.

Трясясь от страха, он заглядывал Якобу в глаза и бессвязно бормотал:

– Что нам делать? Что же нам делать?

– М-да, – буркнул Якоб, пожимая плечами. Обернувшись к Мартину, он сказал: – Нам придется выбрать Другую дорогу, сынок. Хочешь не хочешь, а ведь картошку доставить надо.

И они побрели со своим тяжким грузом кружным путем, садами и переулками, стараясь избежать встречи с немцами. Много раз по пути они останавливались, чтобы перевести дух. Наконец Якоб сказал:

– Я ждал этого, но думаю, немцам от этого не поздоровится.

– От чего, отец?

– Видишь ли, все же многие полицейские верно служили немцам, даже наводили гестапо на след патриотов, Теперь же немцы лишились этой помощи.

– А кто же будет задерживать воров и преступников?

– Придется нам справляться с ними самим. Но, право, они далеко не так опасны для нас, как полиция, – отвечал Якоб.

* * *

Они благополучно добрались домой, и Мартин отнес оба мешка на чердак. За обедом они слушали радио: передавали, что полиция арестована по всей Дании якобы за «враждебное отношение к германским вооруженным силам». Две тысячи датских полицейских уже отправлены в немец-«кие концентрационные лагеря.

– Две тысячи полицейских! С ума сойти! – воскликнул Якоб. – Неужто в Дании еще остались люди, не понимающие, что такое нацизм?

Якоб лег на диван; необходимо было отдохнуть перед ночной сменой.

– Запри дверь, когда уйдешь, – попросил он сына.

* * *

Вечером все вернулись домой с работы – Карен и Вагн с Мартином. Они разбудили Якоба. Он неторопливо встал с дивана, потянулся, зевнул, почесал голову, затем подозвал Мартина и тихо сказал ему:

– Возьми-ка велосипед да сгоняй – сам знаешь, к кому – и передай от меня поклон… Да, да, поклон… Скажешь им, что я хочу потолковать с ними завтра вечером в обычном месте… Передай им только это и ни слова больше, понял?

– Понял, отец!

– Когда увидишь Каструпа, скажи ему, чтобы он приехал на грузовике…

– Хорошо, отец, я все передам.

– И следи за женой Нильса Нильсена. Постарайся, чтобы она тебя не заметила! Она сумасбродная баба, на нее никак нельзя положиться. Лучше всего сперва пройди в сад и посмотри, нет ли Нильса у голубятни, и если его нет, позвони в парадное и спроси, нельзя ли купить у них голубей… Пожалуйста, при этом не суетись и не напускай на себя важного вида, будто ты ужасно много знаешь, потому что в сущности ты не знаешь ровно ничего. Идет?